Кир Булычев - Покушение
Почему-то Блюмкин показал Коле кулак.
Револьвера у него не было — револьвер он оставил в посольстве, И тут автомобиль затормозил у особняка. Там было людно. Боевой отряд ЧК был поднят по тревоге. Ждали Дзержинского, который обещал приехать сразу со Съезда.
Попов не знал, что на Съезде готовится разгром эсеров. Его участь также была решена — эсеровский отряд, хоть и верный Дзержинскому, должен быть уничтожен, потому что его следует объявить ядром эсеровского мятежа. Именно поэтому шофер автомобиля Г 27–60, переодетый матросом командир латышской роты, имел приказ сразу же после акта в немецком посольстве доставить убийц именно к Попову. Это будет лучшим доказательством того, что покушение было организовано и выполнено союзниками большевиков.
Попов об этом еще не подозревал. Как и о событиях в Большом театре.
И когда Блюмкин, которого внесли в особняк и положили в комнате, отведенной под лазарет, бойцы-чекисты, позвал Попова и сообщил тому, что по секретному приказу ЦК партии левых эсеров он убил немецкого посла и разорвал этим позорный мир, тот был растерян, так как никаких распоряжений или новостей не получал. Но понял, что на отряд надвигается опасность, и велел поставить в окнах пулеметы.
Чекист Беленький, который видел, как Блюмкин подъехал к Попову, сразу кинулся искать Дзержинского. Он не был в курсе дел и потому решил, что спасает революцию.
Беленький поторопил события, Дзержинскому хотелось сначала разделаться с эсерами.
Беленький застал Дзержинского в германском посольстве, куда уже съехались советские вожди, Сначала там появился вездесущий суетливый Карл Радек, вскоре появились Дзержинский, которому немцы показали мандат Блюмкина с собственной подписью. Вот этого Блюмкин не должен был делать! Дзержинский был взбешен. Он заявил, что подпись фальшивая, но никто ему не поверил. Дзержинский поклялся отомстить Блюмкину, стереть с лица земли этого растяпу. Какой же это, к черту, заговор левых эсеров!
Разгром левых эсеров должен был быть завершен. Но вождям следовало как-то смягчить содержание послания, которое отправят сейчас в Берлин немецкие дипломаты.
Поэтому в посольство поехала верхушка партии — Ленин, Свердлов и Чичерин.
Троцкий остался руководить делами на Съезде Советов. К тому же он подчеркнул, что никакой жалости ни к послу, ни к миру с Германией не испытывает. Война так война! Но Ленин был в отличном расположении духа. В машине он даже шутил, как бы не перепутать немецкие слова «симпатия» и соболезнование». Он полагал, что немцы на разрыв мира не пойдут: у них самих дела шли гадко, а войск для дальнейших завоеваний не осталось, к тому же мечты о хлебе, угле и прочей добыче оказались пустыми — вывезти добычу не удавалось.
Дзержинский все еще был в посольстве. Он сказал Ленину:
— Моя подпись на мандате скопирована. Фигура Блюмкина выяснилась: он эсеровский провокатор. Я распорядился немедленно отыскать его и арестовать.
— Кто был с ним? — спросил Свердлов. — Немцы говорят, что посла убил второй человек.
— Не представляю, — сказал Дзержинский. — Он не из моей Комиссии.
Советник Рицлер пригласил визитеров в приемную.
Именно там Ленин на неплохом немецком языке принес извинения за случившееся и выразил надежду, что трагические события на неконтролируемой советскими властями посольской территории, охрану которой несет немецкая сторона, не повлияют на отношения между дружественными державами.
С этими словами он поднялся, за ним ушли и члены правительства, Ленин снял своими словами ответственность с правительства за события.
Дзержинский оставил в посольстве своего помощника Стучку с приказом — под любым предлогом унести папку с подписью Председателя. Что Стучка благополучно и сделал.
Мандат Блюмкина исчез. Ни на суде, ни в архивах он не фигурировал.
Дальнейшие события того дня постепенно переместились в Большой театр.
Но до этого Дзержинский отправился в отряд Попова, чтобы арестовать Блюмкина и второго убийцу, неизвестного Андреева.
Тем временем Ленин, не поверивший ни одному слову Дзержинского, снял его с поста Председателя ВЧК, а на его место был назначен верный Лацис. Дзержинский, которого Попов, узнавший о событиях, в Большом театре задержал, еще не знал о том, что Ленин подозревает, что именно Дзержинский стоит за заговором, направленном на срыв Брестского мира.
Ленин с товарищами тем временем обсуждали детали разгрома левых эсеров. Ленин был в радостном приподнятом настроении. История была как синяя птица Метерлинка, которая попала ему в руки. Ему удалось подтолкнуть Дзержинского к акту, свалить его на эсеров, и теперь надо было действовать быстро и подавить эсеровский мятеж раньше, чем эсеры догадаются его начать, Через час, уже в пятом часу, Ленин оборвал дискуссию.
— Дело такое ясное, — сказал он, — а вот мы обсуждали его больше часа. Впрочем, — лукаво усмехнулся вождь, — эсеры еще более любят поговорить, чем мы, У них наверняка сейчас дискуссия в самом разгаре. Это поможет нам, пока Подвойский раскачается.
Давно у Ильича не было такого легкого, воздушного настроения, когда все получается и все двери распахиваются перед тобой, как от дуновения ветра. И за дверями возникал милый сердцу, чистый немецкий пейзаж, отороченный зеленой дубравой и устланный желтыми ровными полями.
Какое счастье упасть на траву, вдыхать ее аромат, видеть кузнечика, ползущего по былинке, и слышать перезвон колокольчиков далекого баварского стада.
В те минуты вожди левых эсеров, не понимая, что же происходит, на нескольких автомобилях помчались по притихшей Москве к дому, где ждал ощетинившийся пулеметами отряд Попова, где в лазарете лежал Блюмкин.
Но сама фракция оставалась в Большом театре. Триста пятьдесят депутатов все еще не знали об акции Блюмкина. С ними оставался Мстиславский.
В зале было тревожно. И хоть заседание было назначено на четыре, президиум оставался пуст, стенографистки томились у сцены. Ленин так и не приехал.
В особняке Попона лидеры эсеров после долгих споров решили, что партия возьмет на себя ответственность за убийство. Иной выход был чреват разочарованием рядовых ее членов в вождях. Эсеры никогда не осуждали убийство и террор. Мир с Германией, изобретение большевиков, был позорен. Спиридонова кинула камень своего голоса на весы. И тут до высокого совещания долетело известие: Большой театр окружен латышами и броневиками. Большевики объявили убийство Мирбаха сигналом к мятежу левых эсеров и постановили взять их всех под стражу. И для начала в Большом театре были заперты все четыреста делегатов съезда.
Узнав об этом, импульсивная, ненадежная, крикливая и в конечном счете искупившая все своей мученической кончиной в ленинских лагерях председатель партии Спиридонова ринулась к Большому театру и потребовала, чтобы ее арестовали вместе с делегатами съезда.
Большевики с готовностью пошли Спиридоновой навстречу.
И с тех пор до казни Спиридонова лишь меняла тюрьмы и лагеря.
Убийство Мирбаха Ленин, неизвестно, знавший ли о нем заранее или только подозревавший, что оно случится, использовал на триста процентов.
По всей стране прокатилась волна арестов эсеров. Их отряды были разоружены, а так как мятеж был подавлен в первые же дни и сами мятежники о нем и не подозревали, лишь в некоторых городах эсеры сопротивлялись. Их расстреливали.
После убийства Мирбаха большевики правили страной без союзников, оппозиции и соперников. Вплоть до конца 80-х годов.
Жена будущего члена Политбюро, а в те дни одного из вождей партии Отто Куусинена, вспоминала:
«На самом деле эсеры не были виновны. Когда я однажды вернулась домой, Отто был у себя в кабинете с высоким бородатым молодым человеком, которого представили мне как товарища Сафира. Когда он ушел, Отто сказал мне, что я только что видела убийцу графа Мирбаха, настоящее имя которого Блюмкин. Когда я заметила, что Мирбах был убит левыми эсерами, Отто громко рассмеялся. Несомненно, убийство было только поводом для того, чтобы убрать левых эсеров с пути, поскольку они были самыми серьезными оппонентами Ленина».
Когда мятеж был подавлен, в Германию приехал нарком торговли Лев Борисович Красин, один из наиболее талантливых и порядочных людей в Советской России. По словам сотрудника посольства, Красин «с глубоким отвращением сообщил, что такого глубокого и жестокого цинизма он в Ленине даже не подозревал». А в день убийства Мирбаха Ленин, по словам Красина, «с улыбочкой, заметьте, с улыбочкой, заявил: «Мы произведем среди товарищей эсеров внутренний заем… и таким образом и невинность соблюдем, и капитал приобретем».
Но одну ошибку Ленин все же совершил.
И роковую.
После завершения разгрома левых эсеров он счел опасность, исходившую от левых коммунистов, в первую очередь от Дзержинского, Пятакова и Бухарина, сошедшей на нет. Левым коммунистам, врагам Брестского мира, отныне не с кем было объединяться. А без помощи эсеров они были бессильны.
