Кир Булычев - Покушение
Дзержинского придется каким-то образом убрать. Он становится опасен. Для него революция — это он в революции, потому что, как и положено выкормышу польских иезуитов, он претендует на высшее и истинное толкование воли божества. И если он, Ленин Владимир Ильич, еще год назад был его божеством, то теперь Дзержинский уже свалил его с пьедестала и примеряет пьедестал под себя.
Но схватка с Дзержинским еще предстоит. Если знаешь, кто твой враг, то считай, что ты его по крайней мере наполовину разоружил.
Ленин легко соскочил на булыжную мостовую и пошел поглядеть, что там делает чудак в шляпе.
Тот поднялся, держа в руке большую стеклянную банку, которую прикрыл ладонью.
— Странное место для поиска насекомых, — сказал Ленин.
— Если бы это были насекомые, я бы не переживал, — ответил лохматый человек с диким взглядом подвижника. — Но это куда более ценные представители фауны. Не желаете ли взглянуть?
Ленин взял банку.
И он сразу же сообразил, что увидел нечто совершенно невероятное: это были животные. Кошки, уменьшенные до размеров майского жука. Они бегали по дну банки и выгибали спинки, поднимали хвостики и задирали к небу головки, будто отчаянно мяукали. Только ни звука из банки не доносилось.
— Что это означает? — спросил Ленин. — Что это за фокусы?
Он нашел самое простое из возможных объяснений, потому что знал, что в подавляющем большинстве случаев именно простые объяснения оказываются верными.
— Если вы не знаете, — ответил обиженно Миллер-Мельник, — то не стройте из себя умника. В последнее время развелось безумное число специалистов. Если это фокусы, то вы — коверный, а скорее всего рыжий клоун.
Ленин решил не обижаться и не реагировать на грубость, потому что перед ним стоял чудак, и притом чудак неординарный.
— Тогда объясните — потребовал Ленин.
— Это плоды моих открытий и опытов, — ответил Мельник-Миллер. — Вряд ли вы слышали обо мне, потому что моя основная лаборатория осталась в Риге, захваченной по милости большевиков тевтонами.
— Рига была оставлена русской армией в шестнадцатом году, — поправил Мельника-Миллера Ленин. — И большевики здесь совершенно ни при чем.
— Вы просто не в курсе дел, — возразил Мельник-Миллер. — Это нелюди! Не далее как на прошлой неделе два бандита из так называемой Чека ворвались ко мне в квартиру, если комнату под лестницей можно назвать квартирой, и возжелали конфисковать все мои труды.
— И что же, товарищ? — В глазах Ленина блеснула озорная искра. — Как вижу, им не удалось выполнить свое задание.
— А на что существует электричество! — воскликнул вызывающе Миллер-Мельник.
— На что?
— На то, чтобы такие типы забывали дорогу в мою лабораторию.
— Конкретнее! И представьтесь наконец!
В голосе Ленина прозвучал металл. Собеседник, услышав этот голос, обычно опускал глаза и замолкал.
— Миллер-Мельник, или наоборот. Я сам порой не помню, какая часть моей фамилии шествует первой.
— У вас лаборатория?
— Вот именно. Но я как беженец остался совсем один. Вы не представляете, как мне бывает трудно. Даже с питанием моих питомцев. Приходится скармливать их друг дружке.
Ленин поморщился.
— А что случилось с чекистами? — спросил он.
— Я вытащил их бесчувственные тела на лестницу. Когда они ночью пришли в себя, они ничего не помнили.
— И не вернулись?
— Куда им возвращаться?
— Начальство подскажет.
— Значит, не подсказало.
— Итак, — сказал Ленин, — попрошу вас пригласить нас к себе в лабораторию. Это далеко отсюда?
— Нет, вон в том доме.
— Отлично.
— У меня не убрано.
— Меня не интересует ваша кровать или остатки завтрака, — поморщился Ленин, — Мне важно оружие гипноза, которым вы занимаетесь.
— Да не занимаюсь я гипнозом, я же биолог!
— Пошли, пошли! — Ленин подтолкнул Мельника-Миллера в спину.
Гирс медленно ехал сзади.
Они вошли в подъезд.
— Четвертый этаж, — сказал ученый. — Только у меня не убрано.
Они поднялись наверх по давно не метенной лестнице. Мельник-Миллер принялся звонить в дверь.
— Ключи я всегда забываю, — сказал он. — А когда я увидел, что они сбежали, то буквально ринулся за ними. Я знаю, куда они бегают! Я все знаю об их вредных привычках.
Но он не объяснил, что за вредные привычки у его кошечек и почему он ловил их на мостовой, почти у обводного канала.
Потому что дверь распахнулась и Мария Дмитриевна грозно воскликнула:
— Григорий Константинович, это невыносимо! Я вашего таракана вчера вытащила из молока. Вы же знаете, насколько редок и труднодоступен теперь этот продукт. Я собиралась…
Тут она увидела невысокого рыжеватого господина с эспаньолкой, в серой кепке и поношенном пиджаке, и продолжала, обращаясь к нему:
— Я как раз собиралась кипятить молоко и вижу, в нем что-то плавает. Оказывается — его уродец! Такой вот, как в вашей банке. Вы намерены их купить? Для цирка, правильно я вас понимаю?
— Не совсем так, — сказал Ленин, — Не совсем так. Но я заинтересовался опытами вашего соседа… или родственника?
— Еще не хватало, — возмутилась баронесса, — обладать подобными родственниками.
Мельник-Миллер направился по коридору к своей комнате. Ленин с банкой в руке — за ним. Из кухни навстречу им шла Лидочка. Она несла чайник, забежала домой с курсов, чтобы перекусить.
Она поздоровалась с Лениным, и он показался ей знакомым. Потом, уже дойди до комнаты, она сообразила, что этот человек похож на Ленина, которого изображали на портретах и открытках, — это был один из самых популярных вождей республики, немного уступавший по популярности самому Троцкому.
Ленин проследовал за Мельником-Миллером в его комнату.
В комнате царил, по выражению баронессы Врангель, «более чем бэдлам».
Потребовалось бы возбужденное перо писателя фантастического свойства, чтобы описать это нагромождение приборов, стеклянных и металлических сосудов и трубок, а главное — аквариумов и клеток, в которых копошилась всякая живность. Запахи, царившие здесь, были неприятны и многообразны. Для борьбы с ними Андрей с помощью старика Бронштейна прибил по периметру двери матерчатый валик, набитый ватой, но и это не всегда помогало, К тому же крысы, уменьшившиеся в размерах до тараканов, умело прогрызали ходы и дыры, а потом разбегались по квартире, и далеко не всех удавалось поймать и возвратить на место.
— Удивительно живете, товарищ Мельник-Миллер, сказал Ленин и принялся пробираться вдоль клеток и аквариумов, рассматривать приборы и заглядывать в банки, в которых плавали заспиртованные уродцы.
— Очень велик процент отходов, — пояснил Мельник-Миллер, — не всегда качественная пища и химикалии. Вы не представляете, как трудно все доставать.
— Представляю, — коротко ответил Ленин.
За дверью был слышен голос Марии Дмитриевны.
— Надеюсь, наконец он все это продаст. Давно пора.
— Я не намерен ничего продавать, — сказал Миллер-Мельник. — Это великое открытие, которое прославит меня на весь мир.
— Вы имеете в виду электрический гипноз? — спросил Ленин.
Его практический ум не заинтересовался звериной мелочью — возможно ли уменьшение кошек и мышей либо нет, его сейчас не интересовало. Но сила электричества и возможности использовать его как оружие была насущна и архинужна!
— Гипноз — чепуха! — крикнул Миллер-Мельник. — Но я не могу больше работать в таких условиях. Меркулов обещал мне целый дом. Где он? Почему молчит Академия наук?
Ленин приоткрыл дверь в коридор и увидел стоявшую неподалеку баронессу. Мария Дмитриевна не подслушивала. Она почитала своим правом знать обо всем, что происходило в квартире. Тем более после того, как Давид Леонтьевич стал часто уходить и даже ночевать вне квартиры, оставив ее полностью на попечение баронессы, Но семья сына Левушки, дела которого отец не одобрял, но все же любил как самого умного сына на свете, семья сына требовала заботы.
— Гражданка, — сказал Ленин, — вы не будете так любезны подойти к нам поближе?
Мария Дмитриевна осторожно сделала два шага в его сторону и остановилась.
Интуиция подсказывала ей — остерегайся этого невзрачного мужичка, который не снимает кепки в помещении.
— Вы сможете продемонстрировать действие электрического гипноза на этой гражданке? — обратился Ленин к Миллеру-Мельнику.
— Только попытайся! — предупредила Миллера-Мельника баронесса. — Я поговорю с Троцким, и вашей ноги здесь не будет.
— Знаю, — поспешил с ответом оробевший Мельник-Миллер. Мы все знаем.
И в самом деле, в квартире все знали о подвиге Марии Дмитриевны, которая возвратила сыну блудного отца.
— Я жду, — сказал Ленин, — И теряю терпение.
