Барометр падает - Василий Павлович Щепетнёв
Точнее, делегируем полномочия. Это лейтенант способен полностью контролировать свой взвод. Капитану с батальоном уже сложно. Полковнику — невозможно, у полковника штаб. А о генералах и речи нет.
А девочки явно метят в генералы.
Что ж, правильно. Генералом быть хорошо. Можно много пользы принести родному государству, в генералах-то.
Я достал из футляра гитару, ту самую испанку, что я отбил у Высоцкого. Как бы отбил, Владимир Семенович более семиструнками интересуется, а испанка — классическая шестиструнка. Девочки привезли, среди прочего. Понимают, что вдали от Родины без гитары нельзя. Рояль, конечно, ещё лучше, но с роялем сложнее в самолёт сесть.
Взял несколько аккордов. Подстроил. Гитару куда легче настроить, нежели рояль, это всякий скажет. Немножко поиграл. По телевизору видел концерт народных музыкантов, американских. Кантри. И очень мне это понравилось. Чем отличается американская народная музыка от российской? В самом общем смысле — настроением. Русские песни большей частью печальные, минорные, «этот стон у нас песней зовётся». До революции что было у народа? У народа до революции было ярмо бедности. Другое ярмо бесправия. Третье ярмо безнадежности. Тут не до веселья! Зато после революции пошли песни бодрые, духоподъёмные, но это после.
Американские же народные — это энергия и оптимизм. Люди, распахивавшие целину — а целиной была вся Северная Америка, — не могут быть пессимистами. Им всё под силу — ну так они считают. А если что — есть братишка кольт, и есть дядюшка винчестер. Отсюда и смелость. Винтовка рождает власть, как заметил председатель Мао. Во власти он разбирался.
Поиграл — и отложил инструмент. Мы играли, мы играли, наши пальчики устали. Ничего, разыграюсь, время есть. «Он упал возле ног молодого коня» в стиле блюграс уже зазвучало в голове, но я это прекратил. Не время.
— Чижик, ты готов показать нам Берлин? — спросила Ольга.
— Да я его толком и не знаю. Только отсюда и разглядываю.
— Тогда совершим паломничество по ленинским местам, — предложила Лиса. — Самое подходящее время.
Я согласился. Не сидеть же в номере, право. И погода хорошая, и нужна же передышка.
Девочки прихватили и Аллу Георгиевну. Для компании. Девочки заводят дружеские знакомства. Для пользы дела, и просто так. Бывает, что сначала просто так, а потом, глядишь, вышло для пользы дела. А бывает и наоборот, и ещё как бывает.
Мне пришлось надеть «торжественный костюм». Его тоже привезли Лиса и Пантера, вместе с гитарой и прочими необходимыми вещами. Торжественный костюм — это тёмно-серый классический английский костюм, но торжественным его делали награды. До генералов мне, конечно, далеко, но для шахматиста мирного времени наград у меня изрядно. Обычно я их, награды, храню в коробочках в сейфе, но сейчас ожидается официальное мероприятие.
По ленинским местам, да.
А подали нам «Чайку», из посольских. Посол, он точно взвесил на посольских весах, кто есть кто. Чемпиону мира и «Волги» довольно, с чем я согласен на все сто. А вот девочкам необходима «Чайка». А это мне не нравится. Нет, не завидую. Просто уж больно приметный автомобиль «Чайка». Автомобиль-мишень. Уж ежели в Москве, сердце страны, среди своих, среди охраны обстреляли самого Леонида Ильича, то есть не Леонида Ильича, а космонавтов, но не суть, то здесь, когда до границы всего ничего… Да и среди наших, среди правильных немцев может найтись скрытый фашист, вздыхающий о старом времени, когда Германия была якобы Великой. Пальнёт из окошка из Маузера-98, а то и выскочат трое-четверо с «парабеллумами», и что прикажете делать? У меня даже моего крохотного пистолетика нет. Хотя нужно будет по возвращении попросить, нет, потребовать оружие посерьёзнее. Ту же «беретту», что ли. Два пистолета лучше, чем один. Врагов-то вон сколько!
Пока девочки щебетали на заднем сидении, я искоса поглядывал на водителя. Наш, посольский. Но, судя по всему, безоружный. Оружие, даже когда его носят скрытно, — особенно, когда его носят скрытно! — меняет поведение человека. Разгибает спину. И в переносном, и прямом смыслах. Даже самого мирного. Я, мол, тебя не трогаю, ступай своей дорогою, но на моём пути — не становись!
Нет, водитель безоружен.
И от этого было немножко не по себе. До этого раскатывал без опаски, даже по Западному Берлину, а сейчас напрягся.
Водитель тоже не простак. Заметил. И успокоил:
— Нас сопровождают.
Я в долгу не остался:
— Серый «трабант» и синий «вартбург».
Водитель кивнул:
— Точно. И две машины на параллельных улицах.
«Трабант», так «Трабант». Машинка неказистая, но надёжная и неприметная. Я, правда, приметил, но я-то знал, что никто не отпустит серых козликов в лес погуляти без охраны.
В лесу, не в лесу, а в Трептов-парке мы провели два часа. Нас неназойливо сопровождали люди в сером, ну, пусть смотрят наши немецкие братья, пусть видят.
Вот Трептов-парк пересекли, и входим, наконец, в большой красивый светлый дом, похожий на дворец.
Дворец и есть. Palais am Festungsgraben. Когда-то его построил некий Доннер, камердинер Фридриха Второго. Ну, вроде нашего Меньшикова. Потом здесь располагалось министерство финансов. А теперь…
А теперь здесь общество Германо-Советской дружбы, вот!
И мы — гости этого общества!
Разумеется, нас ждало не всё общество, в обществе шесть миллионов человек. И даже не президиум Центрального правления. Нас ждали активисты, творческие люди, известные и даже знаменитые. Обсудить — пока предварительно — как нам поднять взаимное сотрудничество молодёжи в области литературы и искусства на новый уровень. В свете итогов визита Эрика Хонеккера в Советский Союз. Что можно сделать уже сейчас, реально сделать. Realpolitik, да. Концерты, выставки, совместный журнал «Поиск», что ещё! Смелее, товарищи, смелее, всё в наших руках, ветер наполняет паруса!
И вот посреди пылкого вступления, произносимого Генрихом Штаффером (писатель), в зал, небольшой, на сорок человек, вошёл Эрик Хонеккер.
Сюрприз-сюрприз! Впрочем, хорошо подготовленный. Вот для этой встречи девочки привезли и костюм, и ордена! И да, я один такой орденоносный, один на весь зал. У других значки разве какие-то, то ли друзья природы, то ли ГТО, а я — залюбуешься!
Хотя, возможно, это от скромности. У Хонеккера разных наград
