Медведев. Книга 2. Перемены - Гоблин MeXXanik
И только сейчас понял — кроссовки сияют. Никаких пятен, никаких разводов. Это Никифо где-то между готовкой и уборкой нашёл минуту и вернул обуви человеческий вид.
Надо будет вручить ему веник при первой удобной возможности. Не как плату, а как благодарность. Потому как такие вещи, хоть и не требуют слов, но предполагают ответ. Пусть даже в виде обёрнутой бечёвкой метёлки.
Машина покатилась по узкой просёлочной дороге, петляя между деревьями, словно сама искала путь. Сначала едва слышно покачивалась на кочках, а потом колёса начали ухватываться за влажную землю.
С каждым километром атмосфера в салоне менялась. Дружинники притихли, разговоров больше не велось. Каждый уставился в окно, как будто пытался заметить то, что ещё не показалось. В воздухе чувствовалось напряжение. Не паническое, а собранное. Деловое. Я тоже стал внимательнее.
Замечал, как ладони ложатся на рукояти коротких клинков, как движения становятся точнее, сдержаннее. Всё это происходило молча, словно по привычке. По тому внутреннему сигналу, что всегда срабатывает чуть раньше опасности.
Их напряжение передалось и мне, и я напряженно вглядывался в лес, который с каждым метром становился плотнее.
После нескольких поворотов дорога просто исчезла. Буквально. Ещё мгновение назад машина ехала, пусть и медленно, по колее, а теперь колея словно бы уперлась в глухую, неподвижную стену деревьев.
— Закрыли проход, значит, — пробормотал Морозов, когда водитель заглушил двигатель. Говорил он тихо, как будто сам с собой, но я понял — обращался ко мне. — Что ж, готовы к марш-броску?
Я кивнул. Вряд ли он стал бы спрашивать об этом дружинников. Те уже и так знали, что делать.
Дружинники выскочили из машины слаженно, словно по щелчку. Без слов заняли позиции полукругом, глядя в разные стороны. Я невольно отметил, как спокойно и точно они двигались. Без суеты, но с полной уверенностью, как люди, которые не первый раз идут туда, где ничего хорошего не ждёт.
Воевода вышел последним. Потянулся, будто просто размялся после дороги, но взгляд его при этом не покидал подлеска. Цепкий, внимательный, чуть прищуренный. Ни одного лишнего движения или поворота головы. Я тоже вглядывался между стволов, надеясь заметить хоть что-то. Но лес молчал. Только ветви чуть покачивались, будто знали, что за ними наблюдают.
— То есть дорога должна была тянуться дальше? — на всякий случай уточнил я, глядя на упирающуюся в деревья колею.
— Ясное дело, — хмыкнул Морозов. — Но, похоже, кто-то решил, что на машине туда ехать не следует. Придётся пройтись.
Он перевёл на меня взгляд, и уголок губ чуть дёрнулся.
— А вы, смотрю, уже и обувку сменили.
— Да, — подтвердил я и выпрямился. — Не будем терять времени.
Голос старался держать ровным, и не показывать тревогу.
— Прохор, останешься следить за колёсами, — спокойно распорядился Морозов, поправляя ремень на плече. — Ежели кто пожалует, скажи, что князя ждёшь. И никуда не уберёшься.
— Так точно, — быстро отозвался парень, но лицо его сразу стало понурым. Судя по его виду, ему не хотелось сидеть одному, пока остальные прочесывают лес.
Я уже собирался отвернуться, как поймал взгляд Прохора, скользнувший в сторону Лады. В следующее мгновение он тут же отвёл глаза, будто ничего и не было. Но для меня этот взгляд сказал куда больше, чем было надо. Лада, похоже, ничего не заметила. Или сделала вид, что не заметила. И в том, и в другом она была одинаково убедительна.
Размышлять об этом я не собирался. Не моё это дело. Кто на кого смотрит — пусть между собой разбираются. Главное, чтобы в нужный момент каждый был на месте. И делал, что должен.
— Где муравьиные тряпки? — буднично осведомился Морозов, словно речь шла о бутербродах в дорогу.
— Все здесь, — отозвалась Лада и достала из рюкзака плотный пакет. Спокойно, без суеты она раздала каждому по кусочку серой, потертой ткани. Один из них она протянула и мне.
— Что это? — спросил я вполголоса, вертя в руках невзрачную тряпицу.
— На большой муравейник кладёшь, — объяснила Лада, не отрываясь от дела. — Минут на десять. За это время муравьи-воины как следует накусают ткань. Потом такой ветошью протираешься — и ни один гнус не пристанет. Ни комар, ни мошка, ни клещ.
— А обычные спреи… — начал было я, но под ироничным взглядом воеводы предположил, — Лешие обидятся?
— Вроде того, — кивнул Морозов. — И не только они.
Я молча посмотрел на тряпку. Скромная, ничем не примечательная. Но если помогает значит, надо способом пользоваться. А уж кто и как её кусал — дело второстепенное.
— А полынью натереться? — решил я блеснуть знаниями, всё же стараясь не отставать.
— Мы ж не ведьмы, чтобы в лесу полынь находить, — вздохнул один из дружинников. — Эту траву в лесу днём с огнём не сыщешь. Её всякая нечисть не жалует, потому как она во многих снадобьях против них используется. Где полынь — там и засада может быть.
— А другим наоборот полынь нужна, — с готовностью подхватила Лада. В голосе её прозвучал живой интерес, а в глазах — тот особый блеск, когда человек касается любимой темы. — Для некоторых это как соль при готовке. Без неё ни одно зелье не заваришь.
— Ясно, — кивнул я, принимая правила игры, и стал протираться выданной тряпкой. Сначала ладони, потом шею. Запах был едва уловимый, чуть кисловатый, с тонкой муравьиной ноткой — не самый приятный, но куда лучше, чем быть искусанным.
— У нас три муравейника у особняка для этого дела приспособлены, — продолжила Лада, будто с радостью делилась чем-то полезным. — Кто проштрафился — занимается заготовкой. Кладёт тряпки, ждёт, собирает. А мы потом храним в пакетах. Ничего не пропадает.
Я мельком глянул на Морозова. Он молчал, но уголки губ у него чуть дёрнулись вверх. Видимо, одобрил мое общение с дружину. А может, просто рад был, что я наконец начал вливаться в коллектив.
— А меня в прошлый раз никто не кусал, — вздохнул я, чуть насмешливо, но без
