Прорвемся, опера! - Никита Киров
На выходе из кабинета меня перехватил отец.
— Говорил с Якутом, — он наклонился и погладил Сан Саныча. — Ой, молодец, пёс, умница… Вот теперь вижу, что это серия, и концы понемногу все сходятся. И старые без вести пропавшие, и новые — все к одной банде ведут.
— Вагон говорит, к Кроссу отношения не имеет, — сказал я. — Значит, сами всё замутили.
— Мелкая банда, но организованная, — кивнул отец. — Наш клиент.
— Сёма и Ганс… слыхал про таких? Вагон их назвал.
— Нет, — ответил он после недолгого раздумья. — Но прозвища могут быть фальшивыми, чтобы Вагон не понял, с кем связался, и не выдал их. Скажу своим, чтобы посмотрели и пробили, кто такие, может, кто из информаторов слышал. Осторожно будем, тут не волнуйся, до братков не дойдёт.
— И они ещё называли, что им помог какой-то мент.
— Угу, — отец задумался. — У меня помечено, что Вагона тогда брали с дурью, но не доказали и выпустили. Витька за ним днём хотел зайти, чтобы его в оборот взять по Универмагу, а глядь — Вагона уже отпустили, типа, чистый. Но я так и думал, что его могли за бабки выпустить, только решил, что это его Кросс отмазал. У меня-то, сам знаешь, — он засмеялся. — Всё записано. На днях вот сидели с Витькой, всё сопоставляли по этим хатам, но не знали, с какого краю подступиться. И хорошо, что ты узнал, что Кросс не завязан. Так что помогать им он не будет. Хотя, — отец почесал затылок, — мы смогли бы на этом его закрыть. Даже жалко.
— Мне надо ехать, — сказал я, — узнать адрес и взять Сёму на квартире, он может быть там. Ща, только мужики уже все по делам разошлись, — я огляделся.
— Поехали, — вдруг предложил отец и усмехнулся. — Это же ведь наша тема. У меня только тоже все разбежались, работы вал, но ничё. Витьку возьмём и поедем. Он бык крепкий.
— Дядя Витя кого хочешь заломает, — со смехом согласился я.
— Жрёт он там сидит. Пошли.
Отец показал в окно, через дорогу было видно вывеску чебуречной. Мы туда ходили часто, потому что там наливали водку на разлив, записывали её в долг, а чебуреки были — ну, как минимум сносными. Правда, настолько жирными, что много не съешь. Да оно и к лучшему.
Там так часто бывали наши, что владелец провёл туда телефон, и если кого-то срочно искали, дежурный мог позвонить прямо в эту забегаловку.
На выходе из отдела нас окликнул Ермолин.
— Ну чё, Васильевы⁈ — дежурный поднялся и уставился на нас. — Надумали петуха-то брать?
— Какого… — начал отец.
Но я ему подмигнул, чтобы подыграл.
— Ещё курочек выбираем, а то сам говоришь, ломает же он их.
— Надо! Надо таких, побольше, — дежурный потряс кулаком. — А то он же половой гигант целый. Мелкая его не вывезет!
— Что за петух? — с недоумением спросил отец, когда мы вышли на воздух.
— Потом расскажу. Главное, что машину теперь даёт без проблем, когда надо.
Отец пошёл заводить москвич, я оставил собаку с ним и направился через дорогу, привычно, словно и не было никакого перерыва почти в тридцать лет, перешагнул через вечно открытый люк и вошёл в чебуречную. Народу мало, только дядя Витя ел чебуреки, о чём-то глубоко задумавшись, а Федя Останин, хмурый опер из нашего УГРО, из отделения по раскрытию имущественных преступлений, матерился, вытирая платком вымазанную маслом и луком трубку телефона.
— Вот вечно кто-то жрёт, а потом жирными руками телефон лапает, — пожаловался он мне.
Федя всегда жаловался, чуть ли не каждому встречному.
— Как всегда, — согласно кивнул я и прошёл дальше: — Дядя Витя, отец зовёт, просит с нами съездить. Взять надо пару человек, задержать одного гада, а лучше двоих.
— Хм, ну ладно, — он свернул самый большой чебурек и съел в несколько укусов. — По квартирникам этим? Я бате твоему ещё давно сказал, что это серия. А что, нашли кого-то?
— Знаем, где искать.
— Поехали, — коротко ответил он.
Он уложил оставшиеся чебуреки в пакетик, а в машине поделился с нами.
— Вот этот остудил, — предупредил меня дядя Витя и дал кусочек Сан Санычу со своей широкой ладони. Пёс аккуратно всё съел и облизал. — Не жирное, не переживай, специально такое взял.
Хотелось действовать быстрее… давно уже не было такого ощущения, много лет. Едем мы с отцом брать того, кто участвовал в его убийстве. Киллер не выстрелит вообще, те, кто его привёз, сидят в ИВС, их будет нудно допрашивать следователь Румянцев, оставалось только решить вопрос с главарями банды.
Я буквально еле сдерживался, чтобы усидеть на сиденье.
Отец и дядя Витя по дороге гадали, кто такие эти Ганс и Сёма.
— Я вот про Сёму слышал, — вспомнил Витя, — он, гадина такая, едрить его за ногу, подбивал пацанов с района, хотел их использовать, чтобы на продуктовый склад ночью зашли. Но там покойный Чингиз с Зареченских чуть его за это не закопал, как услышал, это ж его точка была. Едва откупились, Сёма машину отдал за это.
— У него была машина?
— Была, но деталей всего этого у меня нет. Угнанная, похоже, или по доверенности ездил, не знаю. Тогда, вроде, за него кто-то из бугров Слепого вписался, Сёма потом для него всякие поручения делал, по мелочи. А вот Ганс… просто припоминаю, что у кого-то из ваших, — он посмотрел на меня, — информатор был, аварец вроде бы, которого твой коллега от наркоты отмазал, а тот ему стучал на своих. Вспомню фамилию, скажу… вдруг чего нащупаем.
Путь на территорию больницы перекрывала поднятая цепь, но отца знали в лицо, сторож опустил цепь, и мы въехали внутрь.
Тимофееву нашли быстро. Бабушка — божий одуванчик, маленькая, улыбающаяся, сидела на кровати, держа в руках костыль. На ногах тёплые синие тапочки, одета в больничный халат. Голова перевязана.
— А они мне сказали, что в деревне домик-то хороший, — рассказывала она, — там коровка есть, курки ходят, козочки. Картошку садить летом буду, морковку, всё своё. И лесочек там, говорят, рядом, с грибАм. Вот и говорят, продай квартирку-то, тот
