Олег Авраменко - Принц Галлии
Филипп отложил в сторону обглоданную кость и самодовольно усмехнулся:
— Не стоит беспокоиться, сегодня она мне не понадобится. Одна очаровательная девчушка согласилась предоставить мне уютное местечко в своей кроватке.
В соседней комнате раздались сдавленные смешки. Но Габриель не расслышал их. Лицо его исказила жуткая гримаса боли, он резко повернулся и почти бегом вышел из комнаты, даже не пожелав Филиппу доброй ночи.
Тот проводил его озадаченным взглядом и покачал головой.
«Странно! — подумал он, возвращаясь к прерванному ужину. — Какая муха его укусила?»
Основательнее поразмыслить над поведением Габриеля Филиппу было недосуг. Наскоро, но сытно перекусив, он тщательно вымыл руки в серебряном тазике с уже остывшей водой и вытер их полотенцем. Затем вынул из канделябра зажженную свечу и вошел в комнатушку, откуда перед тем доносилось хихиканье. На первый взгляд она была пуста, однако при внимательном осмотре бросалось в глаза очень слабое, но весьма подозрительное покачивание задернутого полога кровати.
— Марио!
Молчание.
— Я знаю, что ты здесь, — сказал Филипп. — Отлуплю.
Из-за полога высунулась голова д’Обиака.
— Ах, простите, монсеньор, я малость вздремнул.
Филипп усмехнулся:
— Ладно, дремли дальше. Останешься здесь до возвращения д’Аринсаля.
— Слушаюсь, монсеньор. А д’Аринсаль вернется лишь к утру.
— Так ты знаешь, где он?
Лицо пажа расплылось в улыбке:
— Что делает — знаю, а где — нет.
— Понятно. Значит, ты остался вместо него?
— Да, монсеньор. Впрочем, мне и деваться было негде.
— У твоего соседа тоже девчонка?
— Угу.
— Ну, вы даете! В первую же ночь как с цепи сорвались... Кстати, не возражаешь, если я взгляну на твою кралю?
Не дожидаясь ответа, Филипп подошел к кровати и отодвинул полог.
— Мое почтение, барышня.
— Добрый вечер, монсеньор, — смущенно пролепетала хорошенькая темноволосая девушка.
— А у тебя губа не дура, Марио, — одобрительно заметил Филипп. — На какую-нибудь не позаришься.
— Ваша школа, монсеньор, — скромно ответил парень, польщенный его похвалой.
— М-да, моя школа. А это, — Филипп указал на девушку, — школа госпожи Маргариты. Тебе сколько лет, крошка?
— Тринадцать, монсеньор.
— Черти полосатые! Да тебе впору еще с куклами спать, а не с парнями... Вот развратница-то!
Девушка покраснела.
— О, монсеньор!..
— Это я не про тебя, а про твою госпожу, — успокоил ее Филипп. — Ну ладно, детки. Приятной вам ночи. — С этими словами он отпустил полог и направился к выходу.
— Взаимно, монсеньор, — бросил ему вслед д’Обиак. — Барышня де Монтини тоже лакомый кусочек.
В передней Филипп разбудил своего камердинера Гоше, велел ему убрать со стола в гостиной и погасить все свечи, а сам вышел в коридор. Два стражника, охранявшие вход в покои, приветствовали его бряцанием оружия.
Следуя указаниям Матильды, Филипп спустился этажом ниже и нашел коридор, соединявшей главное здание дворца с более поздней пристройкой, где находились летние покои принцессы и где, соответственно, в данный момент обитал штат ее придворных.
Филип шел, невнимательно глядя перед собой, поэтому не заметил, что на его пути кто-то затаился. Когда он приблизился, от стены внезапно отделилась мужская фигура и решительно преградила ему путь. Филипп резко затормозил, чтобы не столкнуться с ней, и едва не потерял равновесие.
— Ч-чер-рт! Кто это?
— Я, монсеньор, — прозвучал в ответ тихий голос.
— Габриель?! Что ты здесь делаешь?
— Жду вас, — как можно спокойнее ответил Габриель, но дрожь в его голосе выдавала волнение. — Чтобы проводить обратно в ваши покои.
— Что за глупости! — изумился Филипп. — Слушай, дружок, с тобой все в порядке?
— Да.
— По твоему виду этого не скажешь. Может быть, ты переутомился? Так ступай отдохни, а утром мы поговорим обо всем, что тебя тревожит. Ты уж прости, но сейчас у меня времени в обрез, негоже заставлять девушку ждать. Ну как, по рукам?
— Нет! — мелодичный тенор Габриеля сорвался на пронзительный фальцет. Он отступил на шаг и выхватил из ножен шпагу. — Нет, монсеньор. К ней вы не пойдете.
Филипп громко застонал и прислонился спиной к стене.
— Понятно! — выдохнул он. — Боже, какой я недотепа!
— Это уж точно, — подтвердил Габриель с какими-то странными интонациями в голосе. — Догадливостью вы впрямь не блеснули.
— Извини, я не заметил... Вернее, не обратил внимания. Ты с самого начала вел себя очень странно, но я как-то не придал этому значения.
— Еще бы! Ведь вы только и думали о том, как бы поскорее соблазнить Матильду.
Между ними повисла неловкая пауза. Филипп не собирался возражать или оправдываться. Габриель был настроен слишком агрессивно, чтобы воспринять его доводы.
— Ну ладно, — наконец, произнес он. — Здесь неподходящее место для разговора. Пойдем ко мне, там и потолкуем.
— Нет, — сказал Габриель. — Не пойду.
— Почему?
— Это мое дело, монсеньор.
Какое-то время Филипп сосредоточенно молчал, словно что-то считая в уме. Затем произнес:
— Боюсь, не слишком умная мысль пришла тебе в голову, друг мой любезный. Чует мое сердце, наломаешь ты дров... Послушай моего совета, обожди до завтра — утро вечера мудренее. Я обещаю поговорить с принцессой и с этим наглым молодчиком Монтини, и если у тебя серьезные намерения, то я чин чином попрошу от твоего имени руки Матильды...
— Вам невтерпеж сделать из меня второго Симона? — неожиданно грубо огрызнулся Габриель.
Филипп печально вздохнул:
— Пожалуйста, не сыпь мне соль на рану. Второго Симона из тебя не выйдет хотя бы потому, что Матильда — ты уж прости за откровенность — никак не тянет на вторую Амелину. Поверь, мне больно видеть страдания Симона. Я и сам из-за этого страдаю, но ничего поделать не могу... А что до Матильды, то я обещаю и пальцем ее не касаться. Твоя любовь для меня священна. Ты брат Луизы, и оскорбить твою любовь все равно, что оскорбить ее светлую память. — Он положил руку ему на плечо. — Пойдем ко мне, ладно?
Габриель упрямо покачал головой:
— Нет, не пойду.
Филипп раздосадовано крякнул.
— Ну что ж, поступай как знаешь. Но если напортачишь, пеняй только на себя. Учти: Матильда девушка порядочная, застенчивая и крайне впечатлительная. Одно твое появление среди ночи оттолкнет ее от тебя... А, черт! Вижу, все это без толку. Дай-ка я пройду.
— Куда? — Габриель снова напрягся.
Филипп задержал дыхание, подавляя внезапный приступ раздражения.
— Самым разумным выходом было бы сейчас же позвать стражу и велеть ей взять тебя под арест. На моем месте Эрнан так бы и поступил. — Он отобрал у Габриеля шпагу и швырнул ее вглубь коридора. — К твоему сведению, Матильда не единственная хорошенькая девушка, которая живет в этом здании. Не к ней я иду, не к ней! Да буду я проклят вовеки, если когда-нибудь трону ее. Такая клятва тебя устраивает?
Не дожидаясь ответа, Филипп решительно отстранил Габриеля и быстрым шагом пошел дальше.
ГЛАВА XXV. В КОТОРОЙ МЫ ВМЕСТЕ С МАРГАРИТОЙ УЗНАЕМ, ПОЧЕМУ ФИЛИПП ОТВЕРГАЕТ ДОГМАТ О НЕПОРОЧНОМ ЗАЧАТИИ СЫНА БОЖЬЕГО
Хотя было уже далеко за полночь, Маргарита никак не могла уснуть. Укрытая до пояса легким пледом, она лежала под роскошным балдахином на широкой кровати и, заложив руки за голову, со скучающим видом слушала монотонное чтение своей фрейлины. Ночной туалет принцессы отличался особой изысканностью. Она была одета в очаровательнейшую ночную рубашку белого с пепельным оттенком цвета из такой тонкой, воздушной, почти невесомой ткани, что при желании ее можно было сжать в комок, который уместился бы в маленькой женской ладошке.
— Господь с тобой, душенька! — в конце концов не выдержав, оборвала фрейлину Маргарита. — Ну, разве можно так? Бормочешь себе под нос, словно монах десятую молитву. Это же тебе не псалтырь.
— Прошу прощения, сударыня, — с лицемерным смирением произнесла юная девушка. — Но мне в самом деле милее Священное Писание, чем вся эта светская писанина.
— Ах да, конечно, — криво усмехнулась принцесса. — Ведь ты у нас ханжа.
— И вовсе я не ханжа, — запротестовала девушка. — Просто порядочная женщина, вот и все.
— А женщина ли? — усомнилась Маргарита. — Внешне будто похожа — и сиськи у тебя на месте, и дырочка между ног есть, порой даже месячные случаются, — но все это лишь внешние признаки. А как там внутри? Чувствуешь ли ты себя женщиной? Держу пари, что нет. Ты просто маленькая сучка, Констанца, страсть как любишь корчить из себя святошу. У всякого нормального человека есть что-то от распутника, а что-то от ханжи — но только не у вас с Беатой. Верно, вы еще в материнской утробе поцапались и не смогли разделить между собой эти два качества, поэтому ты взяла себе все ханжество, а твоя сестра — всю распущенность. И вот результат: ты бросаешься на каждого встречного попа с просьбой о благословении, а Беата ложится под каждого встречного парня... И это в ее-то годы!
