Японская война. 1904 - Антон Дмитриевич Емельянов
— Петр Николаевич, — Семен подъехал поближе к Врангелю. — Не выдержат наши второго натиска.
— Что предлагаешь? — Врангель мог напомнить сейчас, что еще недавно Буденный хотел избежать боя, но не стал.
— Надо помочь, — выдохнул Семен. — На коне нас ждут, но если спешиться… Не хуже пулеметов сможем встретить японца.
— Добро, — кивнул Врангель, а потом скинул с себя все лишнее и, проскакав вдоль строя в одной своей черной черкеске, повел всех за собой.
— За ним! — крикнул Буденный своим. — За Черным Бароном!
Прозвище родилось словно само собой, но прозвучало так естественно. Две казачьи сотни влились на улицы Чингоу, скрываясь от глаз наблюдателей, а потом уже на своих двоих подтянулись к тонкой линии солдат Хорунженкова. Редкий огонь сразу стал плотнее, но и японцы словно обезумели и лезли дальше.
Сметут? Мысли мелькали в голове Семена, когда он, укрывшись за полуразрушенной стеной фанзы и вытирая с лица чью-то кровь, перезаряжал свою укороченную мосинку. Почти как ту, что когда-то забрал у него полковник… Знал ли Буденный тогда, что уже через месяц будет за того помирать? И если бы знал, согласился бы все изменить?.. Семен только усмехнулся в ответ подлым мыслям, а потом высунулся наружу в поисках новой цели.
Вовремя! Японцы как раз собрались перед деревней, готовясь к рывку и в штыки… И тут неожиданно где-то вдали заиграл сигнал отхода. Семен сначала не понял, когда почти взявшие их за горло солдаты 12-й дивизии начали отходить назад. Без бега, шагом, готовясь встретить удар, если кто-то рискнет атаковать их в спину… Но они уходили!
— Победа! — заорал кто-то.
— Ура, братцы! — Семен сам не заметил, как вскочил на ноги, и начал палить в воздух.
* * *
Враждующие стороны могут спорить, но с давних пор есть важнейший критерий победы — за кем осталось поле боя, тот и прав. Вот и сейчас оказался такой момент… Японцы решили отойти, чтобы перегруппироваться, и мы могли спокойно откатиться вслед за остальными частями корпуса Засулича, но… Мы могли и занять снова освободившиеся позиции на нашем берегу Ялу. Готовы ли мы при этом к продолжению боя? Точно нет. Но в то же время, зуб готов дать, и японцы к нему тоже не готовы.
И это не просто вера. В нашей истории после каждого крупного сражения врагу приходилось тратить немало времени, чтобы привести себя в порядок. Что, с одной стороны, делает им честь — значит, сражались на полную до последнего предела силы. С другой стороны, вот оно прямое доказательство того, что передо мной не хитрый маневр японцев, а жизненная необходимость.
— Ваше высокоблагородие, — поручик Зубцовский прибыл с левого фланга. — Световой сигнал отряду Хорунженкова передал. Они подтвердили получение: начинают медленно двигаться вслед за отходящими частями Иноуэ.
— Отдельная команда для Буденного?
— Тоже подтвердили!
Я кивнул. Хорошо: значит, одна конная сотня переходит на правый фланг и проследит за 2-й дивизией Ниси. Те вроде бы отошли и заняли позицию в устье Ялу рядом с брошенной «Императрицей Ци Си». Забавно, делают вид, что их в случае чего может прикрыть флот Того. И от кого, спрашивается, тут потребуется такая поддержка?
— И что дальше? — Афанасьев раздал команды по переносу батареи на запасную позицию и подъехал к моей ставке, которую я снова разбил на первой линии наших укреплений. Эх, как же тут все побило всего за один день.
Вслед за капитаном подтянулись и подкопченные в бою Мелехов с Шереметевым.
— Почему мы не отходим? — бой закончился, и в голосе Степана Сергеевича снова начали проскальзывать снисходительные столичные нотки. — Солдаты уже сделали больше, чем от нас ждали. Больше, чем в принципе было возможно. Может, хватит рисковать их жизнями просто так?
— А вы что думаете? — я не стал отвечать, а просто посмотрел на второго подполковника.
— Я? — Мелехов усмехнулся. — Беспокоиться за жизни — это хорошо, но я еще и слушаю, что говорят солдаты. Они ведь тоже все понимают! Достоим до вечера — победа наша. Как когда-то Кутузов выстоял под Бородино и отошел не под натиском Наполеона во время боя, а уже ночью. Потому что сам так решил.
— За нами не Москва, — напомнил Шереметев.
— Но мы все равно русские, — не согласился Мелехов. — А вам бы стоило меньше читать, что пишут всякие Толстые и Горькие про простого солдата, и больше самому с ними общаться.
— Хватит, — переход на личности был уже лишним, и я остановил спор.
Повисла тяжелая пауза, а потом Афанасьев задал самый главный вопрос:
— Так мы до полуночи или… Завтра еще один бой?
— Учитывая, что у нас кончились снаряды, — я еле заметно улыбнулся, — до полуночи… Впрочем, если кто-то из других полков решит вернуться, то появятся варианты. А пока — стоим! И… разрешаю наслаждаться бессильной яростью врага. Отдых нам еще не положен, а вот ее — мы уже заслужили.
* * *
Генерал Куроки задумчиво смотрел на другой берег Ялу.
Как же странно началась эта война. С одной стороны, его армия оказалась быстрее, сильнее, лучше подготовлена, чем большая часть русских войск. С другой стороны, даже одного грамотного командира с той стороны хватило, чтобы те же самые солдаты, еще недавно беспорядочно отступавшие, словно пробудились ото сна.
— Какой потенциал… — сказал Куроки сам себе под нос.
— Прошу простить меня за провал, — подошедший генерал Иноуэ церемонно поклонился.
— Почему не получился обход? — Куроки только головой мотнул, не время. За своих людей он ответит сам и перед генералом Ояма, и перед принцами Катиширикава и Куни.
— Враг действовал непривычно, — ответил Иноуэ. — Маневрировал и сражался прямо на ходу. Пехота на лошадях, конница на своих двоих.
— Понятно, — Куроки задумался. Сначала на их берегу, теперь здесь…
— А что случилось по центру? Почему не удалось прорваться? — воспользовавшись паузой, Иноуэ повернулся к как раз подошедшему Хасэгаве.
— Центр-то мы прорвали, — ответил тот. — Там окопы, как и доносила разведка, были пустой формальностью. Зато потом левый фланг русских перетянул на себя все внимание. Проволочные укрепления, окопы полного профиля, укрытые в том числе и сверху. Я успел посмотреть, пока мы были на том берегу