Свет на вершине - Василий Анатольевич Криптонов
— А ты как же? — съязвила Агата.
— А ко мне не липнет, — туманно ответил я и вышел из машины.
Жорж вылез вслед за мной.
— Я же сказал… — обернулся я.
— Я слышал. И всё же, этот завод принадлежал моему роду. Имею я право хотя бы посмотреть, что он собой представляет?
— А почему раньше не проявлял интереса?
Жорж пожал плечами.
— Глупым был. Молодость, Барятинский. Ты ведь ещё помнишь, что это такое?
Я вспомнил свою молодость. Хмыкнул. Ладно, чёрт с ним, пусть идёт.
Цеха произвели на Юсупова неизгладимое впечатление. Аристократик явно впервые в жизни увидел производство, и ему, вероятно, казалось, что попал в ад, кишащий грязными чертями. Ужас и брезгливость явственно читались на благородной физиономии — хотя Жорж изо всех сил старался прятать свои чувства. К счастью, скоро мы достигли двери на лестницу и поднялись на административный этаж.
Директор был у себя. Увидев меня, удивился. Увидев Жоржа, удивился ещё больше. В конечном итоге даже поздороваться забыл.
— Эм… Но… А что же?.. — вот и всё, что мы от него услышаи.
— Все работы необходимо прекратить, — сказал я. — Всех людей с территории завода вывести. Вы расходитесь по домам. С сохранением заработной платы, разумеется.
— Но… А что же будет? — недоумевал директор. — У нас план, у нас…
— Завтра об этом поговоришь, — отрезал я. — Не со мной — так с Федотом. Ты, надеюсь, не забыл, кто это?
— Я бы предпочёл с вами, ваше…
— Меня завтра может не быть. Федота, впрочем, тоже. Как и вас… — Я поморщился. — Ладно. Не будем сейчас об этом. Просто срочно остановите производство и эвакуируйте людей. Думаю, что к завтрашнему утру вам уже будет ясно, что делать, и делать ли вообще. В любом случае, благодарю за труд, на всякий случай — прощайте. Это всё. Действуйте.
* * *
Мы стояли на плоской крыше завода. Я, Жорж и дед. Император, близняшки Львовы и все остальные пока ожидали в одном из опустевших кабинетов на административном этаже. Младших Воинов Света вскоре должен был портануть к заводу Витман. В этот раз нам действительно понадобятся все силы.
— Проклятый снег! — оглядевшись, буркнул дед.
Зимой снег с заводских корпусов, наверное, сбрасывали. Сейчас, в начале весны, определенно остановились на «скоро сам потает». Плотного, лежалого снега, образовавшего хрусткий наст, тут было выше щиколотки.
— Что бы вы, беленькие, делали без чёрных магов, — фыркнул Жорж. — Отойдите.
Он указал тростью на снег, покрывающий крышу, и что-то шепнул. Из трости выплеснулась струя пламени, как из добротного огнемёта. Вода хлынула в разные стороны, задымился рубероид, однако обошлось без пожара.
— Прошу, — сказал Жорж.
— Нет, это я прошу. — Дед вытащил нож. — Кровь должна принадлежать человеку, отмеченному Тьмой.
— О, — только и сказал Жорж. — Ну тогда чего же мы ждём? — Он протянул деду руку.
Я смотрел, как лезвие взрезает кожу на руке Жоржа. Дед сцедил кровь в вычурный золотой кубок, взял специально приготовленную кисть и принялся рисовать круг. Жорж прижал к разрезу платок.
— Ты в порядке? — спросил я.
Жорж был бледен. Разрез, похоже, показал ему, что всё зашло уже очень далеко. Назад пути не будет.
— А как ты думаешь? — спросил он.
— Я думаю, что тебя сейчас должно трясти, как на электрическом стуле… Пойдём.
— Куда? Мне нужно находиться здесь.
— Ритуал не начнётся, пока не прибудут все. Идём, говорю. Успеем.
Мы спустились вниз, прошли по опустевшему административному этажу в кабинет директора. Выламывать дверь не пришлось — директор так торопился эвакуироваться, что даже запереть её забыл. Искомое я обнаружил в подобии бара, шкафчике со стеклянной дверцей. Початую бутылку рома и стаканы.
Щедро плеснул Жоржу. Тот взял стакан и с сомнением посмотрел на меня.
— А ты?
— Ну… — Я поколебался. — Да, к чёрту. Через час уже будет всё равно.
Налил и себе. Мы выпили. Жорж закашлялся. Пояснил:
— Никогда прежде не пил крепкое. Отец не одобрял, а после его смерти… Проклятье, Барятинский! — он посмотрел на меня. — Как всё до такого дошло? Ты и я, бок о бок, против общего врага…
— Да жизнь вообще прекрасна и удивительна, — сказал я. — К тому же, как выяснилось, не единственна.
— Это для тебя, чёртов ты Бродяга! А я, если умру, то навсегда. Для меня это — конец, понимаешь?
Я понимал. И поэтому налил ему ещё.
— Скажи, Барятинский. — Жорж поставил на стол опустевший стакан. — Умирать — очень страшно?
— Конечно.
— Так я и думал…
— Но ещё страшнее — сдаться. Позволить противнику торжествовать оттого, что тебя можно сломить.
— Ты никогда не сдаёшься?
— Верно. Если уж вступаю в бой, готов идти до конца.
Жорж задумчиво кивнул.
Наконец, все собрались. Прибыл и Витман во главе горстки оробевших Воинов. Они, лишившиеся Платона — который этим ребятам представлялся, наверное, чем-то вроде нерушимой бронзовой статуи — и осознавшие, насколько близка может быть их собственная смерть, стояли возле проходной, переминаясь с ноги на ногу.
— Подкрепление прибыло, господин капитан! — бодро сказал Витман, когда подошёл я.
Подкрепление его бодрости отнюдь не разделяло.
Я вздохнул.
— Итак, ребята! — заговорил громко и, по возможности, спокойно — выпитый ром помогал. — Нам предстоит последняя битва с Тьмой. Действительно последняя! Других уже не будет. И чем бы ни закончилась эта битва, больше таких сражений не произойдёт. Не будет такого страха и такой боли. Сосредоточьтесь на этом. А потом вспомните о миллионах людей, о женщинах и детях, жизни которых в ваших руках. И сделайте этими руками всё, что только возможно!
Подкрепление молчало. И в этот момент я понял, что не могу больше, просто не имею права отделываться от ребят дежурными словами. Вздохнув, я заговорил, как капитан Чейн — на которого когда-то молились сотни и тысячи отщепенцев. Мятежников, не пожелавших продаться ненавистным Концернам.
— Хорошо. Хотите честно — давайте честно. Вы — не воины. Вы — кучка сопливых детишек, которым сунули в руки оружие и кое-как обучили им пользоваться. Вам повезло уцелеть и даже помочь в паре серьёзных битв, но воинами вас это ещё не
