Медведев. Книга 2. Перемены - Гоблин MeXXanik
Мне все-таки подумалось, что Вера немного ведьма. И с ней стоит держать ухо востро.
— Извините, — поравнявшись со мной пробормотала девушка. — Я была не права. Мне просто немного неловко от подобных вопросов. Нужно было поблагодарить.
Я в ответ пожал плечами и открыл перед Верой дверь. Она шагнула внутрь и сразу пошла вдоль полок, будто знала, что ищет.
Морозов тоже зашёл в магазин, но у входа надолго не задержался. Почти сразу вернулся с веником в руках. Он держал его аккуратно, с видом знатока. Веник и правда был хорош — собран из жёлтых, сухих, но ещё живых на вид веточек. Будто их сушили под солнцем, а не в тени.
— Зёрнышек полно, — довольно протянул Владимир, указав на просяные семена, крепко сидевшие в метёлке. — Осталось только обвязать.
— Зелёной ленточкой? — уточнил я, вспомнив, как упаковывали подарок для лешего.
— Никифору понравилась бы жёлтая, — как само собой разумеющееся, ответил он. — Он же не из леса. Ему ближе солнечное, домовое. Но и бечёвка подойдёт. Лишь бы с уважением.
Воевода подошёл к кассе и, не торопясь, положил веник на прилавок. Продавщица, женщина в вязаном жилете с облезшей биркой на вороте, подняла на нас взгляд. Смотрела с любопытством, которое появляется у людей, которые давно не видели ничего нового.
— Оберните в серую бумагу и замотайте бечёвкой, — распорядился Морозов, кивнув в сторону прилавка. Потом шагнул к полке, взял моток крепкой верёвки и, вернувшись, добавил: — Всю эту оберните вокруг веника.
— Конечно, — спокойно кивнула женщина, словно к ней каждый день приходили с просьбой упаковать хозяйственный предмет таким чудным способом.
Она вынула рулон бумаги, и стало ясно, что обернёт, как просили.
В этот момент к кассе подошла Вера Романовна. На прилавок она положила небольшую коробочку из прозрачного пластика — дорожный швейный набор. Такие часто встречаются в гостиницах или поездах, но этот был заметно больше обычного. Внутри хранилось с десяток катушек с нитками разных цветов, аккуратно уложенные, как на выставке. Практичная вещь, и при этом какая-то по-женски тёплая.
Следом она положила на кассу мешочек грецких орехов в серой упаковке с зелёной печатью. А потом расплатилась точно, монета к монете, не заглядывая в кошелёк. Видно было — готовилась заранее и всё просчитала.
— У вас есть пустые коробки из картона? — поинтересовалась Вера.
Продавщица сразу закивала, нагнулась под прилавок и достала упаковку от небольшого фонарика.
— Подойдёт? — уточнила она.
— Сколько…
— Возьмите бесплатно, — отмахнулась женщина. — Всё равно выбрасывать.
Вера кивнула, поблагодарила коротко, и уже у выхода аккуратно сложила покупки в сумку.
Морозов, чуть наклонившись ко мне, произнёс негромко, но с усмешкой в голосе:
— Хитрая ведьма. С таким набором любой домовой сразу на лад пойдёт.
Я промолчал. Потому что воевода, как водится, мог и шутить, а мог и говорить вполне серьёзно. Вера, похоже, ничего не услышала. Или сделала вид, что не разобрала слов. Она просто вышла наружу и пошла к машине.
Домой мы ехали молча. Морозов мне казался немного напряженным. Но только потому, что я уже успел привыкнуть к его обычному спокойствию. Вера тихо перешептывалась в Мурзиком, который едва слышно фыркал что-то на своем беличьем.
* * *
Особняк встретил нас тишиной и распахнутыми окнами на первом этаже.
Во дворе Мурзик, устав от дороги, забрался обратно за ворот пальто Веры. Там и остался — комком тёплого недовольства. Слишком много впечатлений для одного маленького зверя. Особенно если его обижали. А Мурзик, судя по выражению глаз, именно так это и воспринял.
Морозов вынул чемодан с саквояжем и первым вошёл в дом. Он не сказал ни слова, но по походке было видно, что воевода напряжён. Он двигался чуть медленнее, чуть настороженнее, чем обычно. Я понимал, что он не боялся, а просто ожидал любой каверзы от ведьмы.
Вера вошла следом. Шла уверенно, будто вернулась туда, где ей и место.
Мы с Морозовым переглянулись, и он только едва заметно пожал плечами. Мол «вы сами все это затеяли».
Никифор появился в гостиной и выглядел при этом опустошенным.
— Пропал, — сразу произнёс он, даже не поздоровавшись. — Куда ни сунусь, везде пусто. Все заначки нетронуты, и тишина. Это ведь не мышь. Он бы подал знак.
Голос домового дрожал от напряжения. Он смотрел на меня — обвиняюще, на Морозова — с надеждой, а потом заметил Веру.
— Здравы будьте, Вера Романовна. А у меня беда. Пропал мой товарищ. Мурзик… Вы вряд ли поймете…
Та молча подошла и аккуратно достала Мурзика из-за воротника. Некоторое время подержала дремлющего питомца на ладонях, как хрупкий подарок. А потом протянула прямо Никифору.
Домовой буквально на секунду замер. Потом выдохнул, резко, будто очнулся от долгого сна.
— Малыш… — прошептал он и взял бельчонка в руки. — Малыш мой…
Он прижал зверька к груди, аккуратно, двумя руками, как драгоценность. В голосе прорезалась такая благодарность, что я на мгновение почувствовал себя лишним в этом доме. Никифор нежно покачал белку на руках, а у самого в глазах стояло что-то вроде слёз. Или это просто так лег свет. Или пыль…
Мурзик застрекотал с новой интонацией, словно превратился в певчую птицу. Он ластился к Никифору, всем видом показывая, что скучал и очень стремился вернуться.
Вера стояла спокойно.
— Это моя вина, — сказала она. — Я увезла его без разрешения. Подумала, что спасаю. Он показался мне испуганным и обиженным. Я не знала, что он домашний.
Домовой вскинул глаза на гостью. Он долго молчал. Воздух сгустился. Я уже напрягся — готов был ловить упрёки и выпроваживать Соколову восвояси.
Но домовой вдруг кивнул.
— Благородно, — сказал тихо. — Поступила по-своему, но не со зла. Добра Мурзику хотела.
Пауза длилась недолго, но ощущалась, как взвешивание хороший дел на старых весах.
— А ты, княже, как всегда, — повернулся он ко мне. — Не досмотрел. Надо было сразу Веру Романовну в доме оставить. И всё было бы по-другому. И я бы не мучился переживаниями.
Я только развёл руками, не зная, что ответить. Вера при этом не смутилась. Лишь слегка склонила голову, будто соглашаясь: да, все было бы лучше, если бы я осталась.
Морозов, до сих пор молчавший, вдруг хмыкнул.
— А я предупреждал, — сказал, воевода не
