Нэпман 2. Изящная комбинация - Алим Онербекович Тыналин
Орджоникидзе, в неизменном френче защитного цвета и хромовых сапогах, встретил меня у стола. Его кабинет я знал хорошо.
Те же тяжелые бордовые портьеры на высоких окнах, массивный письменный стол карельской березы, кожаные кресла для посетителей. На стене большая карта СССР с флажками строек первой пятилетки.
За распахнутым окном доносились звуки оркестра, репетирующего первомайские марши. Весеннее солнце заливало кабинет, высвечивая пылинки в воздухе.
— Ну, рассказывай, — Серго жестом пригласил меня сесть и достал из портсигара «Казбек».
— За последние три месяца, Григорий Константинович, мы достигли следующих результатов, — я раскрыл папку. — По военному заказу производство брони увеличено на восемьдесят два процента. Качество превышает немецкие образцы на пятнадцать-двадцать процентов. Особенно успешны испытания новой марки стали для бронепоездов КВЖД.
Орджоникидзе удовлетворенно кивнул, раскуривая папиросу. Дым «Казбека» поплыл к лепному потолку.
— На Урале внедрена комплексная система автоматизации. На Златоустовском заводе производительность выросла вдвое. В Нижнем Тагиле запущена первая в стране полностью автоматическая мартеновская печь.
— А люди как? Справляются с новой техникой? — Серго всегда начинал с главного.
— Отлично справляются. Система Гастева дает потрясающие результаты. Молодежь схватывает на лету. Старые мастера сначала упирались, но теперь сами предлагают улучшения.
Я достал фотографии новой диспетчерской в Златоусте. Огромная световая схема на стене, молодые операторы у пультов управления, телекамеры следят за производством.
— Смотри-ка, — Орджоникидзе с интересом разглядывал снимки. — Прямо как в Америке! А качество?
— Брак снизился с двенадцати процентов до одного целого и восьми десятых. Каждая плавка под контролем. Величковский разработал новую систему спектрального анализа прямо в процессе производства.
— Тот самый профессор? Который из эмигрантов вернулся? — прищурился нарком.
— Он самый. Создал целую научную школу. Молодежь к нему в очередь стоит.
Серго потушил папиросу, встал, прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Остановился у карты:
— А что с гражданскими заказами? Турбины для электростанций?
— Специальные стали для турбин освоены полностью. Качество подтверждено немецкими специалистами. Первая партия уже на Волховской ГЭС, результаты превосходные.
Я развернул график поставок. Орджоникидзе внимательно изучил цифры:
— Значит, можем теперь сами, без немцев?
— Можем. И даже лучше. Наша сталь показывает износостойкость на двадцать пять процентов выше крупповской.
Серго довольно хмыкнул, взял со стола хрустальный графин с водой:
— Будешь?
Я кивнул. Вода из стакана приятно освежила.
— Теперь о планах, — я достал еще одну папку. — Предлагаю создать единый научно-производственный комплекс. От добычи руды до готовых изделий. С общей системой управления и подготовки кадров.
— Размах, однако! — Орджоникидзе уселся в массивное кресло красного дерева. — А потянешь?
— Структура уже создана. Вот схема, — я развернул чертеж. — Головной завод в Москве, два куста на Урале, в Тагиле и Златоусте. Свои рудники, научные центры, учебные базы. Система Гастева внедрена везде.
— А конкуренты? Рыков со своими не мешают?
— Пытаются. Но мы теперь сильнее. Технологии наши, кадры подготовлены, система работает как часы.
Орджоникидзе задумчиво постукивал пальцами по столу. Массивные часы на стене мерно отсчитывали время.
— Хорошо, — наконец произнес он. — Ты показываешь результаты. Не словами, а делом. Не то, что многие наши крикуны. Готовь документы на создание объединения. Я доложу товарищу Сталину. Думаю, он одобрит.
Когда я уже собирался уходить, Серго окликнул меня у двери:
— И вот еще что… Там на Урале, говорят, какие-то проблемы на руднике были? Авария?
Он прекрасно знал, о чем идет речь. Но предпочел переспросить.
— Были, — кивнул я. — Но мы все исправили. Новая система креплений, автоматический контроль. Теперь такое невозможно.
— Молодец, — Орджоникидзе улыбнулся. — Иди. Жду документы завтра к двенадцати.
Выйдя из здания ВСНХ, я на секунду остановился у входа. Легкий морозец пощипывал лицо, в свете газовых фонарей кружились редкие снежинки. У тротуара ждал мой «Бьюик», Степан уже прогрел мотор.
До завтра нужно подготовить все бумаги. Высшее руководство вроде бы одобрило наши достижения. Теперь можно двигаться дальше, к новым целям.
Я чувствовал себя превосходно. Доклад Орджоникидзе показал, что мы движемся вперед, ровно и без сбоев.
Если так будет идти дальше, досрочно выполним и военный и гражданский заказы. А уж тогда меня и вообще не остановят.
Когда я приехал на завод и вошел в свой кабинет, Головачев, против обыкновения взволнованный, положил передо мной три документа.
— Леонид Иванович, это срочно, — его круглые очки в тонкой оправе тревожно поблескивали. — Пока вы были у наркома, мы получили вот это.
Первая телеграмма из Златоуста. Текст, отпечатанный на бланке «Бодо», заставил меня нахмуриться: «Срочно тчк Немецкие специалисты отказываются продлевать контракты тчк Ссылаются указание Берлина тчк Угрожают демонтировать оборудование тчк».
Вторым лежало письмо из Промбанка. Банк неожиданно отзывал крупный кредит, выданный под модернизацию Нижнетагильского завода. Формальная причина это «переоценка рисков». Я сразу узнал почерк Кригера, нашего старого недруга из Риги.
Но настоящий удар таился в третьем документе. Официальное письмо из ВСНХ. Межлаук требовал приостановить все работы по новой броне. Якобы «Сталь-трест» представил доказательства, что технология является их разработкой, незаконно присвоенной нами.
Вот тебе и доклад Сталину. Что же Орджоникидзе, не знал об этом? Или знал, но ничего не сказал? Будет смотреть, как я буду выпутываться?
— Это еще не все, — Головачев протянул свежий номер «Торгово-промышленной газеты». На второй странице бросался в глаза заголовок: «Тревожные факты с уральских заводов». Статья, подписанная неким «инженером К.», обвиняла нас в авантюризме и перерасходе средств.
— Вызывайте всех, — я снял трубку с телефонного аппарата. — Немедленно.
Через пятнадцать минут кабинет заполнился. Величковский, с еле заметной улыбкой на тонких губах. Котов с неизменными конторскими книгами в черном коленкоровом переплете. Сорокин, раскладывающий чертежи. В углу примостился Глушков, что-то быстро записывающий в блокнот. И, конечно же, сам Соколов, главный инженер.
— Ситуация серьезная, — я обвел взглядом собравшихся. — Они ударили сразу по всем направлениям. Технологии, финансы, репутация…
— Позвольте, — Величковский перестал улыбаться и поднял руку, как школьник. — Но ведь у нас все документы на технологию брони! Полный комплект чертежей, результаты испытаний, все в наличии.
— А немцы? — перебил Сорокин. — Как же так? Без них часть оборудования просто встанет.
— И военный заказ… — начал было Соколов.
— Спокойно, — я оглядел собравшихся. Что-то они выбиты из колеи. Привыкли к тому, что все
