Опричник - Геннадий Борчанинов
Повисла гнетущая тишина, неизвестные враги не осмеливались выйти к дороге, справедливо опасаясь, что я пристрелю кого-нибудь из них, но и я, укрывшись за убитой лошадью, не мог высунуться без риска, что пристрелят уже меня. Улица этим вечером была пустынной и безлюдной, московские окраины с наступлением вечера становились не самым приятным местом для прогулок.
— Эй, опричник! Живой⁈ — раздался хриплый голос со стороны придорожной канавы.
Разглядеть, кто это там гавкает, я не мог. Отвечать я не стал, слишком был занят тем, что высвобождал застрявшую под павшей лошадью ногу. Слава Богу, не сломана.
— Слышишь, пыхтит, небось пораненый, — сказал другой голос.
— Ну раз пораненый, надо милосердие оказать, — насмешливо произнёс первый. — На свидание с хозяином его Сатаной отправить.
Сатаной? Ну только покажись, паскуда. Курок на другом пистоле уже взведён.
Глава 20
Я лежал за трупом своего верного скакуна, выжидая удобного момента. Неизвестные убийцы подстрелили мою лошадь, и церемониться я не буду, но хотелось взять живьём хоть кого-нибудь из них. Если, конечно, получится.
— Поди глянь, — послышалось сдавленное шипение.
— А чего? Сам иди! — прошипели в ответ.
Похоже, я успел заиметь достаточно грозную репутацию, раз уж эти мерзавцы так боятся пойти и проверить, не помер ли я. С одной стороны, это даже как-то льстило. С другой… В следующий раз будут нападать всемером, чтобы наверняка.
Я крепче стиснул рукоять пистоля, мокрую и скользкую от крови, то ли моей, то ли лошадиной, замер, затихарился. Вскоре со стороны канавы послышались осторожные тихие шаги. Сердце гулко стучало в ушах барабанной дробью, в глотке пересохло, адреналин в крови вызывал довольно неприятное ощущение. Но я вынужден был терпеливо ждать, пока хоть кто-то из этих ублюдков покажется на линии огня.
Павшая лошадь надёжно укрывала меня от их взглядов, но если меня обойдут с двух сторон одновременно, то мне несдобровать. Но нападавшие оказались слишком ленивы или самоуверенны, чтобы пойти вдвоём.
Бородатая рожа татя в меховой шапке показалась в прицеле, но я не стал стрелять до тех пор, пока не увидел его корпус, чтобы не промахнуться. Чтобы выстрелить наверняка. Я взял на мушку середину его груди, и только потом нажал на спуск. Тать шёл с пищалью в руках, и вскинуть её попросту не успел.
Пистоль оглушительно бахнул рядом с моим ухом, с полки брызнули остатки раскалённого пороха мне прямо в лицо, всё затянуло серым дымом. Я подскочил, сунул разряженный пистоль за пояс, достал другой, последний.
— Он Михайлу подстрелил, падлый! — выкрикнул кто-то из-за дымовой завесы.
Противники мои все с пищалями, к гадалке не ходи. В этом их преимущество, но в этом же и их слабость. Знать бы только точно, сколько их там. Одного я точно пришил, но это ещё не всё.
— Сбоку обходи! — приказал хриплый голос.
Значит, осталось не меньше двух. Я, пользуясь прикрытием порохового дыма, ушёл чуть в сторону и залёг на обочине, внимательно вглядываясь в полумрак. Было бы неплохо взять кого-то из них живьём и допросить со всем тщанием, с пристрастием, но я понимал, что шансы на это невелики.
Я ждал, лёжа на земле и чувствуя, как холодная весенняя грязь вытягивает тепло из моего брюха, а влага просачивается сквозь одежду к коже. Второй негодяй осторожно крался к убитой лошади с пищалью наперевес, по широкой дуге, и не заметил меня, лежащего чуть в стороне. У меня даже получилось хорошенько прицелиться.
Ещё один выстрел прогремел во тьме. Голова моего несостоявшегося убийцы разлетелась на клочки, он рухнул прямо на дороге, в тот же момент зазвучала другая пищаль, и пуля прожужжала аккурат надо мной. Неизвестный стрелок бил на вспышку, не иначе.
У меня заряженных пистолей не осталось, а вот у моих противников вполне могли иметься, да и перезарядить им никто не помешает. Это я тут ползаю в грязи, на дороге, на виду. А они сидят в придорожных кустиках, в укрытии. Я, размешивая холодную жидкую грязь локтями и коленками, пополз к убитому, чтобы забрать его пищаль. Вот тебе и попаданец, вот тебе и высокие чины, что, хотел советы раздавать и в потолок поплёвывать? На-ка, выкуси.
Пищаль мертвеца оказалась фитильной, старой, и фитиль, естественно, после падения в грязь погас и насквозь промок, так что я лишь выругался сквозь зубы и потянул из ножен саблю. Придётся кинуться в рукопашную. Главное, добраться до противника прежде, чем он успеет вскинуть свою пищаль.
Но то, что нападавшие пользовались не новыми кремневыми, а старыми фитильными, давало мне надежду. Возможно, получится успеть, потому что фитильные пищали совсем не так скорострельны, а я по привычке считал секунды так, будто против меня стояли мои собственные стрельцы.
— Ну, с Богом, — шёпотом выдохнул я, подскочил, крепко сжимая саблю, и рванул к противоположной стороне дороги, к кустам, в которых засел противник.
Или я, или они. Уйти мне отсюда всё равно не дадут. Не после того, как я застрелил двоих, да и вообще, не для того они меня подстерегали на дороге, чтобы просто так отпустить, поэтому иного выхода я не видел.
В кусты я вломился, словно лось во время гона. Сабля моя рассекла воздух, вспышка пороха ярким пятном ослепила меня на мгновение, но это была судорожная попытка неопытного стрелка защититься от моего удара. Шомпол тёмным росчерком просвистел над нами, я полоснул незадачливого татя саблей по груди, тут же отскочил назад, защищаясь от вражеского выпада. В кустах их оказалось двое.
Сапоги разъехались в жидкой грязи, я чудом удержал равновесие, неловко взмахнув саблей. Цели мой удар не достиг. Оставшийся в живых тать прорычал что-то невнятно, попытался садануть меня прикладом. Я вскинул саблю, ударил наотмашь, клинок звякнул о железный ствол пищали.
— Шайзе! — прокряхтел мой соперник.
Вот это новости. Немец, что ли?
Он вдруг с силой толкнул меня назад, пользуясь превосходством в весовой категории, я отлетел, теряя равновесие. Думал, он ринется вдогонку, но нет. Он вскинул
