Наследник 2 - Дмитрий Шимохин

За пару минут перетащили всех в лес и чуть подальше запалили костер.

Как выяснилось, дед оказался прав, это были казачки с Черкесс, не реестровые, а голытьба, что сбилась в ватагу и, прознав о Дмитрии Иоановиче, тут же поспешила к нему. С тех пор они и обретались в Москве.

Меня же поистине считали предателем православной веры. Откуда-то их атаман Юшка Кривой прознал, что я решил сбежать к ляхам, и вознамерился сместить царя. По крайней мере, он им так рассказал, вот и решили они меня сгубить или поймать и к царю. Который их бы щедро наградил, по их мнению.

Я же думал о другом, Юшка наверняка прознал о серебре, вот и решил попробовать меня ограбить, а этим олухам царя небесного наплел с три короба. Хотя они, как мне показались, были людьми, битыми жизнью, а тут в такое поверили.

«Так, стоп, народ же поверил в Дмитрия Иоанновича, и многие перешли на его сторону. Кто из корысти, а кто-то действительно верил. Вот и здесь могло быть так», — мелькнула у меня мысль.

— Сколько там осталось? — спросил Агапка.

— Троих поспрошать осталось, — ответил Елисей.

— Этого уносите, — пнул дед страдальца, и тут же Олег с Елисеем подхватили казачка и уволокли в сторону к уже допрошенным.

Самого Юшку допросить увы было не возможно, погиб во время боя. Как выяснилось, я его самолично пристрелил, это был тот самый крикливый в тигиляе. Да и в их лагерь отправили народ, который был недалеко, а там с десяток коней.

Казачки успели за то время, что были в Москве, пропить и проесть не только заработанное, но и почти все свои самопалы.

Спустя две минуты Олег с Елисеем притащили и бросили возле костра нового казачка. Их даже сильно не пытали, так, пара тумаков — и они сами все рассказывали. Обвиняя меня в предательстве и твердя, что меня надо к царю тащить.

В этот раз это был крепкий мужик лет сорока. С рыжей бородой и курчавыми волосами.

Когда его швырнули на землю, он тут же сел и, глянув на меня, произнес:

— Прав ты, князь. Коли к ляхам бы ты подался — то на Смоленск пошел бы, или на Псков. А там и проскользнул к ним. Соврал, видать, Юшка. Пес плешивый, — оскалился казачок. Я видел, как он с двумя разговаривал перед тем как о тебе нам рассказал. Один вроде лях был, а другой явно татарских кровей. Оба в богатых одеждах. Хотя я Юшку пару раз уже видел, со вторым.

— Ляхом, что ли? — хмыкнул дед.

— Э не-е, с копченым. Я его и в лагере царя Дмитрия видывал, да близко к царю. Не в самых первых, но близенько.

— От оно как, — улыбнулся я. — Сказывай давай дальше.

— О чем они с Юшкой уж говорили, я не ведаю. Видел только, ему несколько кошелей передали, да не пустых. Может, плата то была, чтобы тебя, князь, со свету сжить. Может, чтобы еще людей нанять. Уж больно много вас вышло. Юшка, видать, денег-то пожалел, вот и…

Я переглянулся с дедом, который был хмур.

— Как выглядели этот копченый и лях? — присев на корточки возле казачка, спросил Олег.

— Как и весь народ, что из тех ворот, — хохотнул казачок.

— Ты говори давай, а не шутки шути. Ведь и я могу шуткануть, — и дед тут же ему под нос сунул кулак.

— Богатые одежды, все в шитье серебряном. Не простые и не бедные люди. Копченный смуглый не много, волос темен. Сам невысокого росту, но крепкий. У него, кажись, на указательном пальце еще золотое колечко было, и он все время его крутил. Лях, который высокого роста, уже не молод, но и далеко на стар. Усики такие тонкие и бородка, словно у козла. На правую ногу припадал, а когда долго стоял, кривиться начинал, — тут же как на духу выдал казак.

— Я, кажется, знаю, что за лях это был, — пораженно произнес я.

— А я, кажись, узнал, что за смуглый, — в тон мне произнес Агапка, и мы с ним переглянулись.

Глава 21

Глава 21

Разлилась тишина, и все только и делали, что переглядывались.

— Так что это за копченый-то? — обратился я к Агапке.

— Дьяк Шарафутдинов, подходит описание. Смуглый он и кольцо золотое носит на указательном пальце. Да любит его крутить. Ошибки быть не может, — медленно произнес Агапка, а после сглотнул.

— И чем же примечателен этот дьяк? — хмуро спросил дед.

— Он… Когда в кабаке напился, хвастал, что самолично задушил Федора Годунова, а после мать его снасильничал, — с непонятными эмоциями едва слышно сказал Агапка.

— Вот те раз, — выдал Елисей. — Прям сам, один?

Агапка сначала пожал плечами, но потом, смерив всех взглядом из-под бровей, видимо, прекрасно понимая, во что вляпался и что молчать уже смысла нет, добавил:

— Не один! Обмолвился еще, что с дьяком Молчановым душил и с подьячим Богдановым, да и князья там были, Василий Васильевич Голицын и Василий Михайлович Мосальский по прозвищу Рубец, и прочие людишки, как там уж на самом деле вышло, неизвестно. Сами наверняка слышали, что Федор Борисович да мать его отраву выпили.

«Интересно, надо запомнить эти имена. Федор, конечно, мне не был другом, но он был царем. Не дело, чтобы царевы убийцы просто так жили, да еще и хвастались этим», — мелькнула у меня мысль.

— Ясно, — с каменным лицом кивнул дед и посмотрел на меня. Мол, теперь и ты сказывай, что за лях такой.

— Вторым, похоже, Мацей был, царя охраняет, да и часть полькой шляхты под ним, — попытался объяснить я роль поляка.

Да, он не простая фигура. Этакий безопасник. Да и девок Дмитрию поставлял, как шептались в кремле.

Василий кивал в такт моим словам, Агапка с лица сбледнул, понимая, куда вляпался.

— Ты уверен? — спросил дед Прохор, но за меня ответил Василий.

— Мацей на царской охоте ногу правую повредил. С тех пор прихрамывать начал. Какой же поляк с дьяком еще сговориться смог бы, да еще хромой!

— То верно, конечно. Вот только, а вдруг не он? И я ошибаюсь… — Я повернулся к пленнику, который сидел