Афганский рубеж 3 - Михаил Дорин
— Почему мы раньше не полетели? Если бы не ждали этого афганца, вылетели вовремя. Авось успели бы, — расстроенно произнёс мой лётчик-оператор по внутренней связи.
— В нашем деле «авось» граничит с безответственностью. На него надеяться, согласно старой русской традиции, не стоит.
Кеша взял паузу, а потом решил высказаться более резко.
— Саныч, ты меня извини, но чего мы не лупанули по кишлаку, как это сделал Юрис? — уточнил Иннокентий.
— Ты ведь сам возмутился, когда увидел заход на цель Юриса, — напомнил я Иннокентию о его желании остановить Залитиса.
— Возмутился. А сейчас думаю, что смог бы нажать на кнопку и все блоки расстрелять по этим дувалам за Ваню. Да… за каждого советского солдата!
Вдали показался аэродром, и надо было готовиться выполнить заход на посадку.
— Вправо отворачиваем. Скорость 180, — произнёс в эфир Юрис.
Медленно повернул вертолёт, чтобы выйти в район разворота на посадочный курс. Скорость прибрали до указанного значения.
— Саныч, так что насчёт кишлака? Почему мы не отстрелялись?
Кеша очень ждал ответ на данный вопрос, так что придётся сказать всё, как я думаю.
— Ты предлагаешь лупануть. Как именно? Прям ва-банк. На все деньги, как говорится? Залпом и, чтоб весь мир в труху? — уточнил я.
— А чего их жалеть? Нас никто не жалеет! Стреляют, травят, головы режут пацанам…
— И ты тоже предлагаешь также делать? С женщинами и детьми, которые прятались в тех самых домах?
Кеша замолчал, а я сам же и задумался над своим вопросом. На войне очень легко потерять рассудок и тяжело сохранять холодную голову.
Ми-8е нас обогнали и стали заходить первыми. Это и понятно. На земле их уже ждут, чтобы забрать тело Васюлевича.
Ваня в Афганистане практически всегда летал моим ведомым и оставался цел. Особенно в «мясорубке» у высоты 799. И снова мне не верится в его гибель.
— Саныч, ты чего молчишь? — спросил у меня Кеша, когда мы выполнили разворот на посадочный курс и приступили к снижению.
— Мы посадку выполняем. Все разговоры потом.
Подошли к полосе. Аккуратно зависли и приземлились на бетонную поверхность. Вертолёты с разведчиками уже рулили по магистральной в район нашей стоянки.
Мне хотелось побыстрее оказаться на стоянке, чтоб встретить Ваню. Пока вертолёт Юриса разворачивался впереди нас, я срулил с полосы раньше него.
— 302й, не торопись, — сказал он мне.
— На стоянку надо быстрее. Сейчас «нашего» вынесут, — произнёс я в эфир.
Зарулив и выключившись, я начал вылезать из кабины. Сердце с каждой минутой колотилось всё быстрее.
Рядом с вертолётом стоял понурый Валера Носов с журналом подготовки вертолёта.
— Потом, Валер. Ваню хочу увидеть, — ответил я, пройдя мимо него и похлопав по плечу.
Бортовой техник кивнул и убрал журнал.
Винты «пчёлок», стоявших на магистральной рулежке недалеко от нас, постепенно остановились.
Через пару минут из грузовой кабины вынесут тело Васюлевича, и мы в очередной раз пойдём к себе в модуль.
А вечером тихо и спокойно помянем боевого друга.
— Да сколько ж можно! — воскликнул я, резко снял с головы шлем и бросив его на кресло в кабине.
Рядом с нашим вертолётом уже выключился Ми-24 Юриса.
У Ми-8 уже стоял УАЗ «таблетка» и два ГАЗ-66, чтобы забрать отряд Сопина. Собирался я сначала высказать, всё что думаю Залитису. Однако, меня больше волновал Васюлевич.
Хотелось узнать, как такое могло случиться? Духи взяли и просто решили обмануть всех.
— Сейчас вернусь, — ответил я, сняв автомат и отдав его Петрову. — Подержи и никому не давай.
— Саныч, ты куда? — крикнул мне вдогонку Кеша.
Я направился прямиком к Ми-8, который привёз тело Васюлевича.
Из «восьмёрки» Адамова начали выпрыгивать бойцы и отходить в сторону, чтобы дать возможность залезть в грузовую кабину медикам.
— Саныч, лучше не смотреть. Всё и так ясно, — прошёл мимо меня один из сержантов разведчиков.
— В морге будут осматривать. Ты мне лучше скажи, как так произошло?
Сержант прокашлялся и покрутил головой, снимая паколь. Из вертолёта на брезентовых носилках вынесли раненого оперуполномоченного из особого отдела.
Он был в сознании и всем говорил, что в порядке. Его коллега вышел следом. Грязный, в порванном одеянии душманов и с автоматом в правой руке.
— Высадили нас рядом с Ньяром. Мы осмотрелись и пошли к разрушенному дому в котором договаривались встретиться с афганцем, который должен был помочь вытащить Васюлевича.
— И что? — спросил я у сержанта.
— Опера в дом вошли, и сразу стрельба началась. Одного ранило, второй успел пристрелить афганца. Сам понимаешь, что наши парни церемониться не стали. В итоге, информаторов убили. Ну а Васюлевича нашли в том же доме. Только мёртвого, обезображенного и… по частям в мешках.
— Афганец, который должен был привести Васюлевича, хотел и «шурави» замочить, и родственника своего вытащить, которого мы привезли на обмен. Мы ещё думали, зачем по условиям сделки он хотел минимальное количество человек при обмене чтобы было.
— Ладно бы просто убили, а вот это зверство за что? — спросил я.
В этот момент из вертолёта начали вытаскивать брезент с наложенными на нём коричневыми мешками. Было видно, что они все пропитаны кровью и вокруг них летают мухи. Подувший ветер принёс трупный запах, ударивший мне в нос.
— Нас хотят напугать. Чтобы боялись.
— Не дождутся, — сказал я.
Выходит, очередной провал агентуры, стоивший жизни нашему парню. Я попрощался с сержантом и пошёл к вертолёту.
Навстречу мне шёл Юрис, дрожащей рукой прикуривающий сигарету. Но у него никак не получалось это сделать. Остановившись напротив меня, он протянул мне пачку сигарет.
— Я должен посмотреть, — сказал Залитис.
Взял у него зажигалку и поднёс к его сигарете. Такими руками он никогда не подкурит.
— Не на кого там смотреть, — ответил я, поворачиваясь к вертолёту и сглатываю ком в горле.
Задние двери первого УАЗа «таблетки» были открыты. В него погрузили раненого «опера» и увезли в направлении медсанбата. В это время по магистральной уже ехала ещё одна «санитарка», чтобы забрать в морг останки Ивана.
— Осуждаешь? — спросил меня Залитис, намекая на его стрельбу по кишлаку.
Глядя на окровавленные мешки, очень хочется понять Юриса. И с каждой секундой я всё больше горю изнутри. Не афганское пекло так меня сжигает, а жажда наказать тех,
