Беззаветные охотники (СИ) - Greko
Жутковатое название паба — «Повешенные и четвертованные» — было связано с прошлым Тауэрской крепости, которая на протяжении нескольких столетий была одной из самых страшных английских тюрем. В Тауэре томились тысячи узников, и тех, кого приговаривали к смертной казни, вешали и обезглавливали неподалеку — на Тауэрском холме. Я знал об этом, потому что уже имел возможность рассмотреть окрестности паба, когда посещал Тауэр с Цесаревичем. Что оказалось мне на руку, поскольку не пришлось плутать, кого-либо расспрашивать. Нашел быстро. Никакого собрания «Клуба лжецов», конечно же, не могло быть. В этом я не сомневался. Сначала постоял у входа, ожидая появления Спенсера. Нет, не появлялся. Что ж, подумал, тогда зайду внутрь. Зайти не успел. Ко мне подошел бойкий мальчик-посыльный, удостоверился, что я — «Коста, который к мистеру Спенсеру», и вежливо пригласил следовать за ним. Не проронив ни слова, пацан довел меня до нужных дверей, указал на них, раскланялся и удалился. Я поблагодарил его, обернулся ко входу. Сделал шаг.
Может, Спенсер выглядывал меня в окно, может, случайно приметил на подходе, но дверь он открыл еще до того, как я к ней подошёл. Стоял, улыбался. Чуть отошёл в сторону, чтобы я зашёл за порог, закрыл створку. И тут неожиданно застыл. Засомневался, что ли? Не понимал или не верил, что я могу быть рад встрече с ним? И что за пазухой нет никаких камней? Я усмехнулся и просто обнял его. Он размяк, сбросил напряжение.
— Рад, рад! — повторял все время.
— И я, — ответил, размыкая объятия.
— Прошу! — Спенсер пригласил в гостиную. — Хвоста не было?
— Надеюсь, что нет. А, даже если и был, то я его сбросил.
Вошли в гостиную. Я огляделся, прежде чем усесться на указанный мне стул. Весь пол закрыт коврами. Камин с внушительным набором совков и щипцов из вороненой стали. Подле него — столик, на котором красовался изящный поднос с чайным сервизом. Стул оказался громоздким и тяжелым. Сидеть на нем было не очень-то и удобно. Усевшись, пришлось чуть поерзать, чтобы приноровиться, принять удобную позу. Спенсер заметил. И не преминул проявить свое умение читать чужие мысли.
— Да, да, дорогой мой Коста! Стулья, увы, бедствие! Но что поделать? Такой уж стиль у нас установился. Ты еще не представляешь, каким наказанием для меня является мой рабочий стол, — Эдмонд кивнул мне за спину. — Его завитушки и резьба — настоящее наказание и пытка для меня. Все время впиваются в ноги. А если на мгновение позабуду о них, то обязательно больно приложусь. И как тут писать? Только уловишь вдохновение, только муза присядет на плечо, а я в крик от неловкого движения. И все! Муза упорхнула, вдохновение исчезло. Остается только все проклинать и потирать ушибленную ногу!
Мы оба рассмеялись.
— Не пробовал все это заменить? — спросил я.
— Ну, ты же знаешь меня… — развел руками Спенсер.
— Традиции — превыше всего!
— Да! Хотя, не скрою, часто приходит желание стесать все эти завитушки моим черкесским кинжалом! Поверь, еле сдерживаюсь!
— Но сдерживаешься.
— Приходится. Посетители, наносящие мне визиты, меня не поймут. А объяснять — себе дороже. — усмехнулся Спенсер. — Ты помнишь мой кинжал?
— Еще бы мне не помнить! Только в своей новой книге ты как-то упустил этот сюжет, отделавшись странными намеками о невозможности поведать миру подробности твоего путешествия.
— Ты прочитал! — удовлетворенно воскликнул Спенсер.
— Не просто прочитал. Но и был обескуражен. Тебе бы не записки путешественника писать, а фантастические романы! Ни слова правды!
— Что ты понимаешь в писательском ремесле⁈ Двигай стул ближе к камину и устраивайся поудобнее. Сейчас мы будем пить горячее вино.
Эдмонд забросил в камин горстку угля и пристроил кочергу поближе к огню. Когда она раскалилась, он опустил ее в оловянную кружку с вином. Зашипел пар. Вино подогрелось. Кунак передал мне кружку и принялся священнодействовать с другой.
— Тебя, наверное, смутили мои ребусы при организации нашей встречи? — спросил он, когда мы, чокнувшись, отпили по глотку.
— Нет. Нисколько, — я кивком оценил вино.
— Почему?
— Ну, во-первых, я не знаю, что у тебя творится. Но полагаю, что есть сложности. И даже если бы не было. Ты пытаешься встретиться с русским агентом. Не уверен, что тебя погладят по головке за это. Ты же знаешь, что я русский агент?
— Давно.
— Знаешь? — улыбнулся я.
— Догадывался! — Спенсер улыбнулся в ответ.
— С какого момента?
— Не посчитай за хвастовство, но практически с момента нашей первой встречи.
— Не посчитаю. Ты всегда был проницателен. На чем я прокололся?
— Ты был явно умнее, чем тебя мне описали Стюарт и Белл. Они почему-то считали тебя чуть ли не беспринципным разбойником, охочим до денег, — Спенсер пожал плечами. — Что ж, их вина. И ты был явно образованнее, чем приличествовало бы простому капитану. И в морском деле ты ни черта не смыслил. Уж, прости: твоя легенда была шита белыми нитками. Сперва я догадывался. В Сухуме уверился в своих подозрениях. Я пытался тебе намекнуть об этом на подходе к Трабзону. Помнишь наш разговор о доверии? Ты не понял, увы…
— И ты не поделился своими опасениями с ними? И поперся со мной в опасное путешествие?
— Нет. И опасений не было. И в путешествие ТЫ поперся со мной! — Спенсер улыбнулся. — Я дал выполнить тебе свое задание, а ты помог мне выполнить свое. Все просто!
— Не боялся?
— Нет.
— Почему?
— Мне казалось, что я всегда удержу ситуацию в своих руках. Поначалу.
— А потом?
— А потом мы сблизились. Стали спасать друг друга. Не раз и не два. Перешли через черту.
— За какую черту?
— За которой уже не могли ни сдать друг друга, ни, тем более, убить.
— И когда ты понял, что перешёл эту черту?
— Когда очнулся в бочке в доме Тамары! — лицо Спенсера просияло. — Как же я тебя тогда красиво подловил с «Быть или не быть»!
Тут мы оба не выдержали, рассмеялись.
— Еще? — Спенсер кивнул на мою кружку.
— С удовольствием!
— Сегодня можно напиться?
— Такой цели нет. Но и ограничивать себя не буду!
Спенсер повторил все процедуры, передал мне кружку.
— Я искренне рад за тебя и Тамару, Коста! Она — блестящая девушка. И её нынешние выходы здесь в Лондоне только подтверждают это! Ты знаешь, сколько моих знакомых уже прожужжали мне все уши, восхищаясь её красотой, нарядами, тактом, поведением?
— Думаю, очень много! — я улыбнулся. — И не удивлен. Уже привык к этому, Эдмонд. У меня, действительно, удивительная жена. Всегда и у всех вызывает восторг! Ты помнишь, надеюсь, Тиграна?
— Лавочник, армянин из Константинополя? Ну, конечно.
— Так вот, он сказал, что Тамара — мое самое выдающееся достижение в жизни!
— И судя по тебе, ты с этим согласен! — Спенсер улыбнулся.
— Да! Я очень счастлив с ней! И больше всего сейчас боюсь потерять её. Да даже просто расстроить.
— Бог мой! — Спенсер покачал головой. — Знаешь, я завидую тебе. У меня такого никогда не было. И не будет.
— Может, рано себя хоронить?
— Нет, нет, Коста! Ты же понимаешь, с моим эгоизмом, тщеславием… Может и встречу достойную женщину. Но уж точно не смогу, так же, как и ты возвеличить её, поставить выше себя.
— А я готов заключить пари, что все возможно! — протянул я свою руку. Пример сэра Мосли, оказывается, заразителен.
— О, нет, нет! — Спенсер улыбнулся. — Не буду спорить, поскольку, действительно, все возможно.
— Но, как я погляжу, тебе сейчас вовсе не до любовных приключений, Эдмонд? Теперь твоя очередь. Что случилось? Зачем такие сложности? Из-за которых мы еле-еле с тобой встретились.
— Да… — Спенсер вздохнул. — В принципе, Коста, все, как обычно, в нашей старой и доброй Англии.
— Столы с завитушками и громоздкие, неудобные стулья? — я усмехнулся.
Спенсер оценил, рассмеялся.
— Почти. Обычная борьба между партиями. В старой доброй Англии все время складываются противоборствующие партии. Такая национальная забава. Потом эти партии начинают бороться между собой.
