Юрий Корчевский - Огневой бой. Воевода из будущего (сборник)
Через неделю, когда купцы уже стали ездить на санях по льду, решил ехать в Москву и я. А самая лучшая и гладкая дорога зимой – это лед реки. Большинство сел и городов строилось на берегах рек, потому было где и на ночлег остановиться.
После недолгих размышлений я решил взять в напарники Федьку-занозу. Привык я к нему за эти годы. А Василия оставить на управлении. Случись война – так его с обоими моими десятками в ополчение призовут, под руку воеводы Плещеева. Следовательно, кто-то должен был остаться дома.
Я сообщил Федору, что завтра выезжаем. В кабинете просмотрел свои бумаги с предложениями по службе ратной, над которыми корпел последние дни, набил кошели серебром. Ссыпал понемногу порошка из каждой склянки в маленькие мешочки из мягкой кожи и повесил их себе на шею на тесемочке. Целее будут и всегда при мне.
Мы взяли небольшой запас продуктов на всякий случай.
Ехать я решил в полушубке и шапке меховой, однако и нарядную одежду взял. Припомнил я один из своих прежних визитов в Москву, когда «и в пир, и в мир, и в добрые люди» ходил в одной одежде. Урок этот я нынче учел.
Поутру я попрощался с домочадцами, мы поднялись в седла и выехали со двора. Оба были при саблях и пистолетах, хотя шлемы и кольчуги не брали. Тяжело в них, да и холодят на морозе. А мы не на войну едем.
За пару дней мы добрались до Мологи и здесь застряли на два дня. Вьюжило так, что за пять метров не видно было ничего, снегу лошадям по брюхо насыпало. Пусть уж другие торный путь пробьют.
Мы отсиделись в тепле, а как выглянуло солнышко – снова в путь. И дальше уже до самой Москвы, останавливаясь на ночь на постоялых дворах.
В первопрестольную въехали после полудня, и сразу – к дому Федора Кучецкого. Побратим всегда встречал меня приветливо, и я хотел остановиться у него. Однако нас ждал неприятный сюрприз – слуга хоть и узнал меня, но заявил, что стряпчего в городе нет и будет он не раньше чем через неделю.
«Подождем на постоялом дворе», – решил я. Знакомые в Москве у меня уже были – тот же Андрей из Разбойного приказа, некоторые бояре из побратимов, но обременять никого из них не хотелось.
Мы нашли постоялый двор – недалеко от дома стряпчего, где и остановились на постой. День отсыпались да отъедались – зимняя дорога отнимала много сил. Как от холода ни бережешься, а все равно к вечеру руки-ноги коченеют. Вот мы и отпивались горячим сбитнем.
Через два дня, отдохнув и надев нарядную шубу – подарок Федора Кучецкого, – я направился в Кремль. Но с посещением государя тоже вышла неудача.
– По каким делам? Кто вызывал? – едва сдерживая зевоту, спросил боярин на входе в государевы палаты.
– Я – воевода Георгий Михайлов, с бумагами к государю.
– Бумаги можешь в канцелярию отдать, коли не вызывали. Писцы да столоначальники сочтут – вызовут, ежели понадобишься.
Так я и ушел ни с чем. Похоже – не пробиться к государю, надо возвращения стряпчего ждать.
Чтобы не тратить время попусту, я посетил Разрядный приказ, сверил списки своей малой рати, что за мной числится. Ратников у меня больше, чем по земле выставлять должен, потому и оплата другая.
У приказа кучковались бояре. Кто денег ждал, кто – назначений. Тут я и узнал новости. В Москве скоропостижно умер Абдыл-Летиф, названный преемником казанского царя Магмет-Амина после его смерти. Сам Магмет-Амин был жив, но очень болен – тело его было покрыто гноящимися язвами.
В первопрестольной идут переговоры государя с послами Сигизмунда – панами Щитом и Ботушем в присутствии австрийского посредника барона Герберштейна. Послов сопровождала многочисленная свита из семи десятков польских дворян. И еще более мелкие новости – кто из бояр к трону приблизился, кто в опалу попал.
Пятачок перед Разрядным приказом часто служил местом распространения политической информации. И бояре сюда нередко захаживали без дела – новости услышать. Поговаривали и о послах Максимилиана, императора Австрийского, что склонял русского государя объединиться для борьбы с Портой против султана Селима, завоевавшего земли от Кавказа и Египта до Венеции, о жалостном рабстве греческой церкви, унижении святыни – Гроба Спасителя Назарета и Вифлеема.
Много чего нового услышал я для себя, чего не узнаешь в Вологде. Да и что сказать – провинция!
Тем временем прошла неделя, и появился Федор Кучецкой. Встретил меня приветливо, обнял как побратима, усадил за стол.
Выглядел Федор озабоченным и усталым. Расспрашивать его я не стал: захочет – сам расскажет. После взаимных расспросов – семья, дети, как по этикету положено, Федор спросил, какие дела в Москву меня привели? Я коротко пересказал ему свои размышления по поводу обустройства воинства и в завершение вытащил свои бумаги.
Федор вздохнул:
– Труд одобряю, редкость в наше время – размышления сии. Вот только, боюсь, не будет государь бумаги твои изучать, другим занят. Послы Сигизмундовы ноне в первопрестольной, с ними надо уговориться насчет мира, да больно много они просят – Смоленск вернуть, половину новгородских да псковских земель, а еще – Дорогобуж, Вязьму, Путивль. Аппетиты у панов большие, да только не выгорит у них ничего. Что Василий на меч взял, сроду не отдаст.
Увидев огорчение на моем лице, Кучецкой задумался:
– А впрочем – как сказать, как сказать… После победы под Опочкой, когда удалось малыми силами ляхов на место поставить, государь к ратным людям благоволит. Да, вот еще что я хотел тебе предложить. Посольство наше готовлю во главе с боярином, дьяком Борисовым, к Максимилиану. Не желаешь ли присоединиться, страны дальние посмотреть?
– Ой, не по мне это дело – пороги властителей обивать. Не приведи господи – ляпну чего не то.
– Да, посольское дело хитрое, не столько сказать надо, сколько суметь услышать, а это не всякому дано. Бумаги твои государю непременно передам, но уж не взыщи – когда еще он их изучит, да и сам ли читать будет или дьякам отдаст – на то его воля! Подожди несколько дней, может, я тебе чего и скажу.
– Подожду. Неделю уж в праздности провел, чего же еще несколько дней не погодить.
– Ну, вот и славно.
Видя, что Федор занят и спешит, я откланялся.
Несколько дней ожидания, про которые Федор говорил, легко могут растянуться на неделю, а то и две. Хорошо Федьке-занозе – сговорился с девкой из обслуги постоялого двора. И ночует там, и кушает там, и плотские утехи получает. По-моему, он даже и постоялого двора не покидал, а морда довольная, ровно у мартовского кота. Пусть его, заниматься все равно нечем.
Однако уже на второй день слуга примчался от Федора с просьбой явиться к нему немедленно. Я и явился безотлагательно; тут пешком идти-то – десять минут. Интересно, зачем я ему так срочно понадобился? Неужто государь мои бумаги счел и побеседовать хочет?
Федор встретил меня суховато – был встревожен. После приветствий сказал, что бумаги мои государю при личной встрече отдал, но сейчас вызвал по другому поводу.
Таким раздраженным я его еще не видел. Федор мерил шагами комнату, теребил бороду.
– Думаю, язык за зубами ты держать умеешь – проверено. Однако же предупредить хочу: за сказанное по неосторожности слово в лучшем случае – опала. – Федор посмотрел на меня тяжелым, испытующим взглядом. Я понял, что у него возникла большая проблема и он рассчитывает на мою помощь, но не решается мне об этом сказать.
– Князь, коли ты не уверен во мне, так и не говори ничего. Сам знаешь: молчание – золото.
– Вот-вот, о золоте речь и пойдет. Я уж прикидывал по-всякому, однако выходит – без тебя не обойтись.
– Ты сказывай, о чем речь, все вокруг да около ходишь.
– Ладно, – Федор махнул рукой, – хуже уже не будет.
Он подошел к двери, выглянул в коридор.
– Знаешь, может быть, по слухам, что посольство к императору Максимилиану готовится.
– Сам же и говорил третьего дня.
– Не перебивай. Казенный двор для посольства дары из казны отписал. Посольский приказ дары те получил, к себе перевез, а сегодня обнаружилось – пропали дары-то!
– Как? – изумился я.
– А вот так! Дары в ларце хранились: перстни с бриллиантами, ожерелье жемчужное – да много всякого. Мягкая рухлядь – шкурки соболиные да песцовые – те в наличии, а вот злата в ларце нет. Пустой ларец-то! Опись в нем осталась – с печатью сургучной казенного дьяка.
– А ларец сей где хранился?
– В Посольском же приказе. Там хранилище в подвале есть – специально для такой вот оказии. Сам понимаешь: когда посольство едет, дары от государя везут. Когда деньги – как для крымских ханов, когда ценности искусной работы – как сейчас. Злато-серебро на Казенном дворе хранится, в казне. Отпускается по государеву велению в Посольский приказ. А уж обеспечить далее сохранность да вручить правителю чужеземному – дело посольства. За сохранность дьяк головой отвечает. И вот дары пропали. В первый раз за все время. Коли всплывет – позор неслыханный! Посольству ехать скоро – ждут, когда государь распорядится. И все дело пока в переговорах с посланниками Сигизмундовыми. Выжидает Василий, что переговоры дадут.
