Ревизор: возвращение в СССР 31 - Серж Винтеркей
Ни Руслан, ни Настя ничего не ответили, и она продолжила:
— Вот как иногда бывает, думаешь о человеке плохо, а у него вдруг совесть просыпается, и он свои ошибки исправить старается… Всё-таки, зря я на него тогда так орала.
Кушали молча. И Оксана опять нарушила тишину.
— Мне так стыдно. Может, сходить извиниться перед ним? — спросила она. — Он же в конце концов исправился, по-честному с нами поступил.
— Перед кем извиниться, мам? Перед Левичевым? — не выдержал Руслан. — Ты что, правда, такая наивная? Думаешь у этого отпетого мошенника, прям, совесть проснулась? Да если б не Паша Ивлев, не видать бы нам машины, как своих ушей! Извиняться она собралась перед ним, понимаешь!..
— То есть, как? — уставилась она на него. — Причем тут ваш Паша? Что ты какую-то ерунду несёшь? Что он может, ваш пацан?
— Что он может? — с усмешкой посмотрел Руслан на мать. — Например, такого урода, как Левичев, может заставить по совести поступить! А так, конечно, больше он ничего не может… Ни в Москве квартиру получить не может, ни машину в восемнадцать лет иметь, ничего он не может… И даже к Кремлю он подходит, чтобы только ступеньки на входе поцеловать… Он, видимо, там не работает…
— Ты издеваешься? — воскликнула Оксана. — Где он, а где мы! Что он тут может из своей Москвы? Что он сделает тому же Левичеву? И зачем ты вообще к нему обращался, я же тебе запретила!
Руслан махнул рукой и вышел из-за стола, не желая продолжать этот пустой разговор. Он уже пожалел, что вообще сорвался и рассказал правду. Только такой хороший день себе и Насте испортил… Быстрее бы мама переезжала в свою однушку.
* * *
В пятницу с утра поехал на камвольную фабрику. Воздвиженский отвёл меня в новый цех, по дороге обрисовав диспозицию.
— Американцев трое, Роберт, Питер и Анна, которая остаться решила, — поспешно рассказывал главный инженер. — С ними переводчик Орехов. И мои комсомольцы, Сашка Озеров и Леся Гапонова.
— Мне можно взять интервью у американки, как думаете? — спросил я для проформы. Вчера же он уже дал согласие.
— Не знаю, если честно. Спроси, лучше, у Колесниковой, — вдруг начал осторожничать Воздвиженский.
— Ну, давайте, я познакомлюсь сначала, а потом пойду к директору, — решил я.
Надо прикинуть, смогу я с ней общаться без переводчика, или мне на интервью ещё и переводчик их нужен будет.
К моему огромному удивлению, американка оказалась русской.
— Вот оно что! — воскликнул я, как только мне её представили, и она поздоровалась. — А я-то думаю, как это могло случиться?
Мы перекинулись парой фраз под бдительным взором переводчика. С парнями-американцами я по-английски парой приветственных фраз обменялся, и отвалил от них, чтобы не напрягать переводчика, который, ясное дело, в КГБ работает, и ему лишние контакты своих подопечных ни к чему. Затем отправился к директору фабрики. Колесникова, увидев меня, сразу отложила все дела.
— Валентина Петровна, я по поводу вашей русской американки, — перешёл я сразу к делу. — Хочу интервью у неё взять для «Труда»…
— Павел, — смущаясь, начала она, — тут из-за неё такое началось! Начальство откуда только не понаехало… Ситуация непонятная, вопрос с ней ещё не решён. Я даже не знаю, кто может дать такое разрешение на интервью? Чтобы у меня потом проблем не было…
— Я понимаю, Валентина Петровна. Попробую сам выяснить в вашем министерстве, — пообещал я и мы попрощались.
Вид у неё был виноватый, но и дать своё согласие при таком неопределённом раскладе, она, понятное дело, не могла.
Пришлось уехать с фабрики не солоно хлебавши, но из ближайшего автомата позвонил Румянцеву, пусть поможет получить разрешение на интервью американки. В конце-то концов, не для себя стараюсь… Пусть советские граждане гордятся, какую мы страну привлекательную построили.
— Олег Петрович, Ивлев. Доброе утро. Тут информацию получил, что на Камвольно-отделочной фабрике американская гражданка, что приезжала линию налаживать, убежища в СССР просит. Хочу интервью у неё взять. Как бы мне разрешение на это получить? А то директриса фабрики Колесникова опасается меня к ней подпускать.
— Правильно делает, — рассмеялся он. — Как, говоришь, ещё раз, фабрика называется?
Продиктовал ему все пароли-явки, и даже телефон директора фабрики дал. Он обещал перезвонить вечером. Жаль, не получилось сразу с ней пообщаться, интересно было бы узнать, что её на такой шаг сподвигло?
* * *
Москва. Квартира Ивлевых.
Ирина Леонидовна проводила всех на работу и осталась с детьми одна в квартире Ивлевых. Тут раздался звонок в дверь, и она увидела на пороге супругов Данченко.
— А Павел дома? — спросила Ида.
— Нет, уже разбежались все, кто куда, — ответила Ирина Леонидовна.
— А вы случайно, не знаете, в какой квартире живут их друзья, которые малышку удочерили?
— В первом подъезде, а квартиру нет, не знаю, к сожалению.
— Жаль. Мы хотели узнать адрес детского дома, — расстроилась Ида.
— Так к ним и не нужно идти, Ксюша наша знает! — воскликнула Ирина Леонидовна и тут же, порывшись в кармане халата, открыла дверь своим ключом. — Ксюша! — позвала она. — Хорошо, что в декрет уже вышла… Ксюш, помоги людям.
Вышедшая Ксюша быстро сообразила, что к чему, позвонила с телефона Ивлевых директору детского дома и спросила, могут ли приехать люди с Мишей познакомиться?
— Езжайте, вас там ждут, — едва скрывая счастливую улыбку, напутствовала она артистов.
Только они уши, она ещё раз позвонила Титовой и рассказала о супругах Данченко всё, что знала.
— Это артисты, очень уважаемые люди, — рассказывала она. — Служат в театре Ромэн. Не смотрите, что они цыгане, они самые обыкновенные советские люди.
— Молодец, Ксюша, всё правильно, — одобрительно слушала её Ирина Леонидовна.
* * *
Москва. Детский дом № 19.
Получив об этой супружеской паре самые хорошие отзывы, Александра Мироновна поразилась, как быстро Евгения умудрилась найти Мишке приёмных родителей. Она с интересом ожидала их, не каждый день увидишь вживую артистов театра.
Когда супруги Данченко приехали, она поговорила с ними, сперва, в своём кабинете. Они произвели на неё очень хорошее впечатление. Интеллигентные, культурные, оба красивые…
Похоже, Мишке повезло
