Вершина мира - Дмитрий Ромов
Видать башку я ему крепко отшиб, раз он такими подробностями со старшими товарищами делится.
— И это ещё я тебе про Киргиза не напоминаю, — опять встревает Сергач. — Ты запретил. Ну ладно, раз ты пахан, я слушаюсь. Но катран надо было мне доверить, а не этому пеньку ссученному. Уже бы капусту рубили. Лавэ. Валить его надо. На перо и все дела.
— Про Короля рассказывай, — приказывает Цвет.
— Ну а что про Короля? — пожимаю я плечами. — Король вообще-то не арестован. Это враньё.
— Чё ты мне в уши ссышь! — вскидывается Сергач, но я не смотрю на него, повторяя его же тактику и обращаюсь к Цвету.
— Кениньш точно не в мусарне. Его вообще среди живых нет. Мозги ему вышибли. Он стоял в метре от меня, когда это произошло. Но самое интересное не это, а то, о чём мы перед этим с ним говорили.
— О чём? — спрашивает Цвет.
— Ты чё лечишь! — не унимается Сергач. — Цвет, у него лоб зелёнкой намазан, он тебе любой пурги нанесёт, чтобы жопу свою сохранить.
— О тебе, — спокойно говорю я, не обращая внимания на его беснования. — И о Пеше Богдановиче. Кениньш сказал…
— Погоди, что за Кениньш? Этот и есть Король?
— Да, по-латышски это значит король. Он украл мою женщину. Взял её в заложники, потому что не смог найти деньги, которые я привёз.
— Кого ты слушаешь, Цвет! Он же сука! — орёт Сергач.
— Потому что эти деньги, — продолжаю я, — и ещё семьдесят тысяч сверху Пеша Богданович пообещал Кениньшу в качестве уплаты карточного долга. Так что если ориентироваться на эту сумму, то авторитета Пеше Богдановичу вполне хватит, чтобы возглавить казино.
Сергач заходится в остервенелом визге.
— То есть, — подытоживаю я, — Пеша Богданович хотел за твой счёт закрыть свой долг, а тебя подставить и, собственно, украсть твои деньги. Сколько я вёз, он, судя по всему точно не знал, вот и заявил соточку на всякий случай. Ну, и от меня заодно избавиться решил. Зачем ему я со своими столами, он-то лучше знает, как катран организовать.
У Сергача неизвестно откуда появляется финка в руке.
— Сука ментовская! Бесогон! — хрипит он и его мутные глаза вспыхивают гневным огнём. — Придётся за слова ответить.
— А я всегда отвечаю за свои слова. Неплохо бы и Пешу Богдановича призвать к ответу за свои. И это не единственный косяк. Ведь на вылете, ещё на пути туда, меня в порту прошмонали от и до. Искали баблос. И у меня есть информация, что это Пеша Богданович стуканул. Кто громче других кричит «сука», скорее всего, сам и есть сука. Цвет, я говорю прямо и открыто, твой товарищ, стучит легашам.
Сергач готов меня порешить на месте, но Цвет сохраняет спокойствие.
— Слишком серьёзное обвинение, — говорит он, задумчиво. — Придётся ответ держать. Уймись, Сергач. Убери ты кесаря своего. Скажу прямо, скипидарцем от тебя конкретно разит. Значит так, Бро, сейчас поедешь на мой личный кичман и обождёшь там пока решу чё с тобой делать. А я пока с людьми побазарю.
Он подзывает двух здоровы кинг-конгов, сидящих за соседним столиком и отдаёт меня им. Они ведут меня к вишнёвой «шестёрке», и мы выезжаем. Дорога проходит в полном молчании и длится около часа. Новый мост ещё не достроен, так что приходится ехать через центр.
Мы приезжаем в тот же дом, где я познакомился с Айгуль. Только сейчас её не видно. Да и вообще почти ничего не видно, потому что комната, в которую меня заводят, утопает во мраке. Она находится в подвале дома, и сквозь маленькое оконце под потолком поступает очень мало сизого света. Странно, что в этот раз меня заточают не в бане.
Ладно, делать нечего, подождём. Сажусь на лавку и погружаюсь в раздумья. Надеюсь, я смогу убедить Цвета в своей правоте. Но вот интересно, сколько у меня жизней. Если я, допустим, помру, это уже будет типа всё, или я перенесусь ещё в кого-нибудь.
Честно говоря, я уже привык к Брагину и его новым друзьям и подругам. Так что перемещаться в кого-то ещё как-то не особенно хочется… А вдруг смерти вообще нет, а есть такой вот круговорот? Надо бы в церковь съездить, со священником поговорить. Если будет возможность, конечно…
Время тянется долго, и я не придумываю ничего лучшего, чем немного поспать. Просыпаюсь я от того, что зажигается свет. Я сажусь на лавке и тру глаза. Дверь открывается и в помещение входит Цвет. Выглядит он весьма мрачно.
— Пошли, — кивает он.
Я не тороплюсь вставать, пытаясь проникнуть в его мысли.
— Чего сидишь, пошли, говорю.
16. Белка в колесе
Мы поднимаемся по лестнице и проходим в ту же комнату, в которой беседовали в прошлый раз. С натяжкой её можно назвать столовой. Быт у Цвета незамысловат. На полу старый вытоптанный ковёр, на неровных белённых стенах старые фотографии в рамочках, практически дагерротипы.
Матрос, солдат, круглая, как сдобная булка бабуля. А рядом с ними — три репродукции картин Айвазовского в золочёных багетных рамах.
Сегодня стол застлан тёмно-зелёной скатертью с кистями. Она похожа на тонкий шёлковый гобелен. На столе стоит бутылка водки и два стакана. На тарелке порезанное ломтями сало и обычный серый хлеб. В миске — горка солёных огурцов. Однако грядут испытания.
Цвет садится за стол.
— Присядь, — кивает он на место напротив и сразу разливает водку.
Причём, испытания тяжёлые.
— Не-не, — протестую я. — Я же вообще не пью. Спортсмен и юный организм.
— Выпьешь, — уверенно отвечает он и поднимает свой стакан. — Давай.
Тон его не терпит возражений, сразу ясно, кто здесь настоящий альфач и глава стаи. Я пить не желаю, но и на рожон лезть тоже не собираюсь. Пока, по крайней мере. Поэтому, покачав головой, тоже поднимаю свой стакан, вспоминая Полевого и его «Судьбу человека».
— Всё-таки решил грохнуть меня? — говорю я с кривой усмешкой. — Эта доза
