Александр Мазин - Римский орел
— Ты загадал мне загадку! — заявил Пондус. — И я ее разгадаю, клянусь благосклонностью Минервы! Так, так, так… Имя у тебя греческое, хотя аттического наречия ты не знаешь. И похож ты на склавена или венета… У моего отца был раб венет. Никудышный, кстати, упрямый и ленивый. Мой отец, кстати, был тоже из хорошего рода. Настоящий римский плебей, не какой-то там сириец. Но не о том речь. Я вот что думаю: ты родился в одной из старых колоний. Греческой или финикийской. Потому у тебя греческое имя и варварская физиономия. А может, твой отец из вольноотпущенников, а?[100]
— Давай остановимся на первой версии, — сказал Черепанов.
Он готов был признать близость этой гипотезы к истине. Разве Россия не унаследовала изрядную часть греческой культуры? То же православие хотя бы…
— Да я пошутил насчет отпущенника! — ухмыльнулся толстяк. — Сразу видно, что ты не из тех, кто гнет спину. Уж я-то в людях разбираюсь! Я в этом деле собачий язык съел[101].
Черепанов спорить не стал.
— Расскажи-ка мне лучше про мою кентурию, — предложил он. — Что ты о ней скажешь?
— Скажу, что Фракиец подложил тебе изрядную свинью. Эту кентурию комплектовали в Марциополе[102]. А там одни отбросы живут. Хуже бездельники только в Антиохии[103].
— А кто сейчас ею командует? Или они сами по себе?
— Кентуриона у них нет — если ты об этом, — ответил Пондус. — Командует там Гай Ингенс. Опцион. И два его братана. Один — сигнифер[104], второй — тессерарий. Еще те ублюдки. Из цирковых атлетов. А может, даже из бывших гладиаторов. Знаешь, из тех, кто ублажает всяких там благородных матрон с чесоткой в вагине. А то и горло может перерезать — по заказу. Позорное семя, одним словом. Уверен, они и в армию подались, потому что порешили кого-то и решили: тут до них эдилы не дотянутся.
— А это так? — поинтересовался Черепанов.
— Так и есть, — кивнул первый кентурион. — У нас, Череп, правило простое. Кем бы ты ни был раньше — теперь ты легионер. И точка.
«Просто французский иностранный легион, — подумал Геннадий. — Хотя скорее наоборот. Это французы у здешних слизали».
— Но с этими Ингенсами ты, Череп, должен разобраться в первую очередь. Мой тебе совет. Прежний вот кентурион, дурак, решил с ними дружбу завести. Решил: раз братья все равно прочими помыкают, пусть так и будет. Решил как полегче. И получил. Никто в кентурии его в грош не ставил. Я как это увидел — сразу Аптусу доложил. Тот его и убрал немедля. И другого поставил. Посуровее.
У Черепанова вертелся на языке вопрос: почему непосредственный начальник несправившегося кентуриона сам не взялся за дело, вместо того чтобы с «рапортами» бегать. Но Геннадий промолчал.
— Скажу тебе, Череп, — продолжал толстяк, — в этой кентурии кентурионы не задерживаются. Первого убили варвары. Второго разжаловали, третий сам помер. Пошел, понимаешь, с девочками перепихнуться, в Августе. А его на обратном пути камешком по головке приложили. И ножичком добавили. Надо же, какая беда! — Пондус хихикнул.
Если первый кентурион намеревался испугать Черепанова, то его намерение потерпело крах. Но кое-какие выводы Геннадий сделал. Например, что первый кентурион не несет полной ответственности за происходящее в когорте. Иначе после такого ЧП Пондуса вряд ли оставили бы на этой должности. Что ж, тоже неплохо. Значит, и подполковник вправе самостоятельно распоряжаться своими людьми, а не действовать по указке всяких там Пондусов. А чем больше он слушал своего первого кентуриона, тем меньше тот ему нравился. Но свои симпатии-антипатии Геннадий держал при себе. До времени.
— Вот так вот и осталась у нас шестая кентурия без кентуриона, — продолжал между тем толстяк. — А Ингенсы совсем обнаглели. Особенно старший, Гай. Такой хитрован, я тебе скажу! Так что мой тебе совет: прижми им холки не откладывая. Пока мы тут, в летнем лагере. Потому как когда мы вернемся в зимний лагерь под Августой, всякое может случиться. У этих Ингенсов с тамошним сбродом — полный консенсус[105]. Прирежут тебя в каком-нибудь закоулке или в банях — и конец.
— Прирезать меня — это непросто, Тит, — усмехнулся Черепанов.
Толстяк пристально посмотрел на Геннадия, потом ухмыльнулся:
— Верю, Череп! Давай за это и выпьем!
— Эй, Феррат! А не послать ли нам за девками? — хрипло провозгласил Плавт. — Что-то мой приап зашевелился!
— Дело, Аптус! Счас организуем! Эй, Пондус! Слыхал, что старший кентурион говорит? Приказываю — исполнять!
— Нажрался примипил, — констатировал непосредственный начальник Геннадия. — Все. Теперь до завтрашнего утра гулять будут. Пошли, Череп, за девками, составь компанию.
Но когда они вышли из палатки, Черепанову неожиданно пришла в голову более интересная мысль.
— Слышь, Пондус, а что если я исчезну до завтрашнего утра?
— Куда это ты нацелился? — сразу насторожился кентурион.
— В Скаремий, — честно признался подполковник. — Там неподалеку гостиница есть, а в гостинице кое-кто лично мне очень симпатичный…
— Гостиница? Это у Парсия, что ли? Знаю, знаю! Ну-ка, кто из его девок тебе приглянулся, а? Ладно, молчу! Понимаю. Свободен, Череп! До завтрашней четвертой стражи. Пароль «пилум», отзыв «ворона». Не забудь, а то из ворот не выпустят. Счастливо повеселиться!
Глава тринадцатая
Первый урок, преподанный кентуриону Черепу
Черепанов возвратился в лагерь сразу после полудня. Ехал по дороге через поле, на котором упражнялась пехота. На это стоило посмотреть, и Черепанов смотрел. А чем больше смотрел, тем большие сомнения испытывал. Слаженная машина, называвшаяся римским войском, состояла из тысяч шестеренок, каждая из которых знала свое место. Так же, как знали его те, кто этими шестеренками управлял: от легата до последнего опциона. Каждый знал свое место, потому что начинал с самого низа: с деревянных мечей и простейших построений. Медленно, постепенно поднимаясь вверх, новобранец превращался в легионера, легионер — в опциона, опцион — в кентуриона. Черепанов знал примерно, как должна работать военная машина кентурии. Но он не знал деталей, маленьких бытовых деталей, из которых состоит жизнь любого солдата любой армии. Кое-что он, конечно, знал. Например, что шарф нужен легионеру не для красоты, а чтобы край доспеха не натирал шею. Но не знал, как правильно этот шарф повязывать. А следовательно, не мог проверить, правильно ли повязан шарф у подчиненного. Проблема. И ее следовало решить. Причем раньше, чем будущие подчиненные узнают о невежестве командира. Едва они выяснят, что тот понятия не имеет, как здесь «подшивают воротнички» и «наматывают портянки», авторитету конец. Будь у Черепанова в подчинении толковый и лояльный младший офицер — другое дело. Тогда подобные мелочи можно было бы доверить ему. Но младшие офицеры у него в когорте, если верить Пондусу, — отъявленные негодяи. А как тут, кстати, насчет материальной ответственности? Черепанов уже знал, что каждый легионер имеет чертову уйму барахла, которую должен таскать с собой: от кремня с кресалом до «поленьев», из которых в конце марша будет построен лагерный частокол. В нормально организованной армии (а римская армия была именно таковой) должен существовать четкий регламент на ношение, хранение и профилактику каждой единицы оружия, обмундирования и т. д. Тот самый регламент, который накрепко вколачивается сержантом в новобранцев в первые недели службы. Командир, не знающий, как должна быть застелена койка, — не командир, а недоразумение. Командир, у которого часть не обеспечена как следует, будет иметь серьезные неприятности. И если, например, в его подразделении сопрут, скажем, палатку, кто за это отвечает? В армии, к которой некогда принадлежал подполковник Черепанов, существовали разные уставы и инструкции, из которых можно было хоть частично восполнить пробелы в знаниях. Здесь, естественно, никаких печатных уставов не было.
Зато был Гонорий Плавт Аптус, прошедший все местные «университеты» и у которого можно было узнать все. Если знать, что спрашивать. Черепанов знал. Армия есть армия. Базовая основа всегда одинакова. Пусть старшего по званию в разных странах приветствуют по-разному. Но приветствуют — всегда. И всегда первым здоровается младший. Базовая основа у Черепанова, профессионального военного, была. Оставалось уточнить детали.
Поэтому, когда Черепанов вернулся в лагерь и отыскал (не без труда) своего друга, он с ходу его озадачил.
— Гонорий, у меня проблема! — объявил подполковник. — Я не могу командовать вашей кентурией.
— Почему? — удивился Плавт. — Ты же прирожденный командир. Я это вижу.
— Согласен. Командовать я могу. Я не могу командовать кентурией. Качественно. Потому что никогда не был простым легионером, понимаешь? А командир, я считаю, должен уметь и знать все, что умеет и знает любой из его подчиненных. Только лучше. Или он — собачье дерьмо, а не командир.
