Здесь был СССР - Кирилл Николаевич Берендеев
– Или тебе показалось, что видела, – нахмурился Кумкагир. – Я поставил эксперимент сегодня, результат нулевой. Может, Туманча и вправду гипнотизер, внушает нам то, чего не существует?
– Духа пещеры тоже?
– Не исключаю. Слышала про бритву Оккама? Из всех объяснений выбирай наиболее вероятное, а остальные без жалости отсекай. Возможно, редкоземельные руды, о которых говорил товарищ Степан, выделяют галлюциногенный газ, или подобным свойством обладают испарения водопада. Или шаман усыпил нас, а дух приснился.
– Обоим сразу? С ума поодиночке сходят, Илья, вместе только гриппом болеют.
– В обман разума, извини, я верю больше, чем в духов.
– Если бы Колумб действовал по принципу Оккама, он никогда бы не поплыл в несуществующую Америку, а возил бы как все нормальные купцы пряности из Индии. Ты же первопроходец, ты окажешься там, где не ступала нога человека, увидишь то, что не может представить самое богатое воображение… Кстати, ты так и не ответил – зачем ты летишь к звездам?
– Затем, чтобы дать человечеству новый фронтир. Увеличить наши возможности, открыть новые планеты, которые человечество однажды назовет домом.
– Громкие слова. Громкие и пустые. Люди не заселили Антарктиду, не построили подводные города, не довели до ума автономию колоний на Марсе. Про экологию просто молчу. На Земле еще лет пятьдесят пахать без продыху, про Солнечную систему и упоминать не стоит. Попробуй еще раз, Илья, только отыщи честный ответ.
– Я обещал отцу перед смертью, что обязательно полечу к звездам. Он как многие советские люди мечтал о космосе, но спохватился слишком поздно…
– А я обещала маме, что кончу вуз и выйду замуж. Где вуз, где ЗАГС, и где я? Обещания мало. Думай дальше, товарищ космонавт.
– Не лезь в душу, а? – набычился Кумкагир.
– Не лезь в бутылку! – парировала Снежана. – Чтобы делать невозможное, следует понимать, зачем ты это делаешь на самом деле. Если ты поймешь, что не понимаешь, на полпути к твоей Проксиме, будет намного хуже. И не только тебе, вник?
– Согласен. Но сейчас не готов отвечать…
– Хорошо. Времени не существует, – легко улыбнулась Снежана, и песец одобрительно тявкнул, поддержав девушку. Песцы знали о времени и его быстротечности все.
В избушке что-то треснуло, упало и покатилось с грохотом. Там говорили по-эвенкийски, вставляя русские слова, в основном бранные.
Шаман ярился: «Хэгдымэ, пасиба, кошку свою спасай! А я отсюда никуда не уйду, мой дух здесь и мой дом здесь».
Степан настаивал: «Папа, ты понимаешь, что можешь погибнуть, что тебя просто сметут, как ненужный мусор?»
Шаман не спорил: «Понимаю. А ты понимаешь, что стройка может забрать сто жизней? Сто больше, чем один».
Повисла гулкая тишина, потом Степан яростно хлопнул дверью и, не прощаясь, вышел за порог.
– Никуда не уедет ваш служитель культа! Будет сидеть здесь до самой смерти. Разбирайтесь с ним сами, с упрямым козлом, а я умываю руки.
– Но ведь он ваш отец, – изумилась Снежана.
– Я тоже отец. И хочу, чтобы мои дети жили в достатке и радости, безо всяких шаманских штучек. Все, хватит языками молоть. Я пошел. Если кого до Букачачи подбросить, одно место найдется.
Поскребя под шапкой немытую голову, Кумкагир крепко задумался. Прошла почти неделя, отлучку давно заметили, Марсель в бешенстве и наверняка накатал рапорт. Горячий душ, горячий борщ из столовой, сдобная улыбка рыжей поварихи…
– Спасибо, товарищ Степан, у меня остались незаконченные дела. Удачи в дороге!
– Я тоже задержусь, – заявила Снежана. – Фу! Фу, тебе говорят.
Лайка гавкнула еще раз для порядка и отвернула недовольную морду. Коварный Пушок подкрался к незваному гостю и попробовал поднять лапку на дорогой ботинок, но Степан оказался проворнее. Отпихнул бессовестного песца и, бормоча что-то сердитое, удалился в тайгу. Из избушки показался бледный пошатывающийся Туманча, он хотел что-то сказать, но закашлялся и с трудом продышался.
– Эй, хуна̄тка̄н, завари-ка мне еще чаю, да чабреца подсыпь. Дурно мне, дочка.
– Хорошо, отец! – отпихнув назойливое зверье, Снежана метнулась к поленнице за дровами.
Кумкагир налил в чайник воды и отправился шаманить с костром. Правильно сложить растопку и развести огонь на ветру – та еще задача. Бритва Оккама здесь с гарантией не поможет.
* * *
Туманча смотрел в спину гостя, пока пятнышко ярого красного рюкзака не скрылось за снежным бугром. Тогда шаман вздохнул, повернулся и пошел в тепло. Сколько времени прошло с тех пор, как был предыдущий гость? Месяцев пять? Полгода?
К нему приходили просители, заглядывали соседи, несколько раз приезжал Степан, нагруженный обильными подарками и все слабеющей надеждой увезти из тайги упрямого отца. Порой добирались врачи из Чернышевска, меряли давление, удивлялись крепкому здоровью, угощали печеньем к чаю. Но народный репортер… Этот пришел впервые. И весть, которую он принес, была чернее закопченной печки. Умер сосед Никита. Никита Оюн, что издавна рыбачил и бил соболя на речке Кудихте.
Репортер Миша о чем-то говорил, непрерывно щелкая затвором допотопного пленочного «Зенита». Внимание Туманчи выхватывало только повторяющееся напоминание о названии канала – «Голос-75».
– …и поскольку вы последний из жителей этих мест, кто полностью сохранил старинный уклад жизни, подписчикам хотелось бы знать…
– Скажи, отчего умер Никита?
– Эээ… Сейчас посмотрю заметки, я записал… Вот, геморрагическая лихорадка.
– А, мышиная болезнь, – и Туманча снова утратил интерес к звезде соцсетей. Отгородился невнятным обещанием «завтра». Вечером поставил ему ужин, показал, где спать. А сам вышел наружу, разжег костер. Когда поленья занялись как следует, заглянул в избу, посмотрел на спящего без задних ног гостя и погасил его фонарик, озаряющий жилье ярким призрачным светом.
Потом был обряд, который подписчикам канала «Голос-75» видеть не следовало. Проводить следовало старого друга Никиту Оюна. Которому лечил сломанную в двух местах ногу. С которым, негромко ворча «кук, кук», варили в тайге медвежью голову. С которым пилили лиственничные стволы вот здесь, на этих вот козлах. Который однажды принес в подарок лопоухого лобастого щенка… И говорил бубен, и говорили духи, показывали тропу. И была самая последняя встреча, и последние дары, открывающие хорошую дорогу в посмертье. По ней молча ушел Никита. Он больше не хромал.
Интервью назавтра отработать пришлось. Но Туманча не запомнил, как складывал пустые слова.
Теперь репортер Миша оставил его в покое. Еще раньше ушел состарившийся Никита. «А ведь мы ровесники», – ударила в висок мысль. Туманча подошел к оконному стеклу и стал смотреть в глаза своему отражению. О, Небо, это был настоящий старик! Лоб, прорезанный глубокими морщинами, один в один походил на старое бревно в стене избы – оно тоже было рассечено трещинами. Но сам он навряд ли переживет старую избушку. Просто что-то заканчивалось.
Сначала похоронили старика Василия, потом семья Мыреевых перебралась в Читу, чтобы дать детям серьезное образование, а там Сергей с Узкого ручья уехал к детям в Красноярск… Теперь не стало Никиты.
Уходил в прошлое и весь старый уклад. Все чаще до невидимой границы, где техника еще бесперебойно работала, гости прилетали почти бесшумным циклолетом – Туманча видел их издалека. Гости рассказывали о поселках на пустынном Марсе, интересовались, какие там живут духи. Шаман не знал. Но он чувствовал, что внешний мир готовится к прыжку, к рывку вверх, туда, где ходит Небесный Старик. Встретят ли его космонавты? А ведь для прыжка нужны силы, нужны ресурсы, может, и здесь, совсем неподалеку тайга заходит ходуном, и огромные буры вонзятся в тело Земли, тревожа тех, кого лучше бы оставить в покое… А уж если длинные руки города дотянутся до водопада, тогда погибнет все живое на много километров вокруг. Вырвется на свободу великий Сэли, которому нипочем будут людские цацки. Орудия из мертвого металла и пластика не повредят ему, потому что он сам – ледяная Смерть.
Когда наступит этот страшный момент: через год, через десять? А сколько срока отпущено ему,
