Фактор беспокойства - Алексей Ковригин
Во время воскресной мессы Фролло, прямо в кафедральном соборе дочурку Герды выкрали из детской корзиночки и подменили на своего уродца «подлые цыгане». К мольбам безутешной матери о помощи в розыске своей малютки молодой Архидиакон остаётся глух и выгоняет несчастную женщину из храма. От горя и потрясения сломленная женщина вмиг седеет и превращается в старуху, а вскоре вообще исчезает с людских глаз. Поселившись в келье при храме и став «сестрой Гудулой», она не оставляет надежд отыскать свою дочь, но бродя по подвалам Собора однажды натыкается на следы мерзкого ритуала и понимает, что Архидиакон на самом деле является чернокнижником и слугой врага рода человеческого. Гудула бежит из Собора и поселяется в лесной хижине, где многие годы обращает свои молитвы к душам предков, призывая их кары на голову пособника сатаны и мерзких цыган, которых она ненавидит всей душой.
Капитан Феб де Шатопер оказывается не просто падок на деньги и чрезмерно похотлив, он ещё и гнусный содомит. Сожительствует с Жеаном — младшим братом Архидиакона Фролло и ровесником Квазимодо. А звонарь в свою очередь помогает Архидиакону не только поддерживать порядок на колокольне, но оказывает всяческую помощь в проведении запретных ритуалов, надеясь с их помощью избавиться от своего увечья.
Надменная и чванливая Флёр де Лис на пару со своей коварной мамашей, обнаружив что перспективный жених и потенциальный муж «неровно дышит» к девушке-цыганке, пытаются извести красавицу Эсмеральду с помощью подкупа вездесущих евреев, в надежде на быстрое устранение конкурентки. Именно «продажные иудеи» за тридцать серебряных монет, полученных от Флёр де Лис, выдают местонахождение Эсмеральды стражникам после её побега из Собора во время бунта маргиналов «Двора чудес».
Клопен Труйльфу не только предводитель «подлых цыган», промышляющих воровством и обманом, он к тому же злобный и жестокий предводитель всего Парижского дна. В его ведении проститутки, азартные игры, вертепы содомитов и притоны воров и наркоманов. Ни слова о том, что вообще-то в оригинале романа этот человек по-своему любил и опекал Эсмеральду с самого детства.
И только Гренгуар, бродячий менестрель и «чистокровный ариец» противостоит всей этой мерзкой своре и по мере сил оберегает свою возлюбленную от козней врагов, но от стрелы Феба в финальной сцене, трагически оборвавшей жизнь Эсмеральды, защитить бессилен. Виктор Гюго, наверное, не один раз перевернулся в своём гробу в «Пантеоне великих людей» от такой трактовки своего романа.
Но тексты песен действительно хороши. Не стану кривить душой, либреттисты постарались на совесть и создали великолепный романтичный и цельный мир. Все прозвучавшие в мюзикле арии — это небольшие новеллы в романтическом ключе, изобличающие продажность и подлость всего французского общества, от высшего света до самых маргинальных низов. Досталось и клирикам в лице Архидиакона, спутавшегося с потусторонними силами, но так-то и Гюго намекал, что Фролло не только алхимией интересуется, но и шашни с дьяволом водит.
Немецкий мюзикл направлен не только против французского общества или клира, он обличает всех цыган как ядовитый рассадник всевозможных гнусных извращений и яростно призывает выжигать эту мерзость «калёным железом». Отсылка к «тридцати серебряникам» полученных от Флёр де Лис вновь выставляет иудеев в роли «христопродавцев», на этот раз «продавших» чистую и непорочную Эсмеральду. От того-то и возбудился Папа Римский, опасаясь не столько новых, но в общем-то давно привычных погромов евреев и гонений на цыган в Германии, сколько той взаимной ненависти и крови, что могут залить не только Германию, но и всю Европу, в случае новой «Варфоломеевской ночи», к чему открытым текстом призывает спектакль.
Финальная песня Гренгуара ранее бывшая «Соборами кафедральными», а теперь начинающаяся словами «Пусть дрожат одряхлевшие кости Европы» прямо призывает к отмщению за погубленную невинность и унижение, недвусмысленно напоминая публике об унижении самой Германии после Великой Войны. Особенно многообещающе звучат заключительные слова этого сурового и мрачного гимна: «Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра будет принадлежать весь Мир!» © Да и «спич» Фюрера с призывом «сплотить ряды и отомстить гонителям» был услышан не только в Германии.
Теперь мне понятно, чего это Бенитто Муссолини на попе ровно не усидел и тоже вдруг на трибуну полез. Подобные слова «от соседей за Альпами» ему как кость в горле и совсем не тонкий намёк на будущие «толстые обстоятельства». Даже не верится, что строчки этого гимна принадлежат молодому немецкому поэту Гансу Бауманну, что всего на два года старше меня. Вот он действительно талант. Так «зажечь сердца глаголом», что того и гляди вся округа заполыхает. Это дорогого стоит!
На этом фоне сообщения о московской премьере выглядят буднично, за исключением того, что на спектакле в Большом театре присутствовали не только дипломаты и представители французской делегации, но и члены советского правительства и вся партийная верхушка во главе с товарищем Сталиным. Спектакль заслужил не только «бурные продолжительные аплодисменты» от руководства партии и правительства, но также не менее бурные овации и крики «Браво!». Речей естественно никаких не было, Иосиф Виссарионович не любитель публичных выступлений, если это конечно не съезд партии.
Посчитав что «меня пронесло» облегчённо выдохнул, но как оказалось слишком рано обрадовался. Вечером, сразу после генеральной репетиции меня срочно вызвали в консульство и Толоконский торжественно сообщил что «наверху есть мнение», что меня надо принимать в союз композиторов СССР и, если завтра Нью-Йоркская премьера пройдёт «без сучка и задоринки», в чём лично сам Леонид Михайлович совершенно не сомневается, вопрос можно будет считать решённым. Останется устранить только некоторые «досадные формальности», вызванные моим некстати случившимся «профессорством» в Парижской Консерватории. В свете текущих событий отказываться от звания не стоит по вполне понятным соображениям, но вот отучиться год-два в аспирантуре Московской или Ленинградской консерватории мне придётся. Звание Профессора мне конечно не присвоят, но на кандидата наук или доктора искусствоведения вполне могу в будущем рассчитывать. К тому же буквально через пару месяцев в Москве состоится первый съезд писателей СССР, подготовка к которому уже идёт полным ходом. Так что и в этой организации мне место найдётся, учитывая те сборники стихов, что у меня уже есть и те, что несомненно появятся в скором будущем. Мой убитый вид Генеральный консул списал на ошеломление от радостного известия. С чувством пожал мне руку и отправил отдыхать в гостиницу, с тем чтоб я набирался сил к предстоящей премьере.
А я шёл в гостиницу и тоскливо размышлял… Застрелиться что ли? Ведь теперь вся моя жизнь наперёд учтена, расписана и места самолётам в ней нет. Отныне никто мне не позволить летать, тем более учиться на военного лётчика. Миша-Мишка! Что ж ты наделал балбес? Вроде бы взрослый человек, а просчитать наперёд всего один-единственный год и тот не сумел. Экономист долбанный… блин! Ну да ничего. Хрен вы меня в клетку запрёте! Уж год-то как-нибудь в «консерве» отучусь, мне для защиты и года вполне хватит. За это время столько шедевров «насочиняю», что никому и в страшном сне не могло бы присниться, а затем «остепенюсь», вернусь в Одессу и никто мне в этом возразить не посмеет. Это мой родной город, имею полное право вернуться «на историческую родину».
«Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря» © Стану «лучшим другом наших сталинских соколов» и столько отличных песен про них «напишу», что они сами станут меня уговаривать «покататься» на самолёте. И-16 по-тихому как-нибудь уж освою. Пилоты ребята отзывчивые, лазейку найдут и помогут, а там Война. Она всё спишет. От души запулил ботинком по подвернувшемуся под ногу камешку и немного «спустив пар» этой мальчишеской выходкой, сплюнув вслед улетевшему вдаль «снаряду» и насвистывая весёлый мотивчик вхожу в фойе гостиницы. Завтра Премьера. Надо и правда отдохнуть.
* * *
От моего вчерашнего подавленного настроения сегодня с утра не осталось и следа. Только злость на тех, кто возомнил себя вправе считать себя «вершителями судеб» и яростное нежелание мириться с уготовленным мне предназначением, так как это себе представляют мои «кураторы». «Клетка» говорите? Это мы ещё посмотрим!
