Фактор беспокойства - Алексей Ковригин
Чаще всего этим «оружием» оказывался скрипичный смычок или флейта пикколо, хотя конечно же всё равно «птичку жалко», но что если он прихватит с собой гобой или фагот? Эти музыкальные инструменты серьёзные, крепкие и довольно увесистые, тут недалеко и до членовредительства. Но обычно всё заканчивалось швырянием невинного инструмента об пол, с последующим его яростным затаптыванием, а виновник «инцидента» получал порцию нецензурной брани на всех языках мира и маэстро знал толк в ругани и бранных выражениях! Но как ни странно, такой метод «режиссуры» оказался довольно действенным. К концу второй недели уже никто из вокалистов и помыслить себе не мог, чтоб «проспать» свой выход или ошибиться в исполнении арии. Массовка вообще играла так, словно она и правда жила той жизнью, что написана в сценарии. Никакой фальши или наигранности. Тот путь, что во Франции занял у меня полтора месяца, наша бродвейская труппа прошла за три недели. Вот что с артистами крест животворящий Артуро Тосканини делает!
* * *
Завтра четырнадцатое июля, суббота и день нашей Премьеры. Но как ни удивительно, никакого мандража у меня и в помине нет. Музыканты волнуются, артисты на взводе, Шуберт весь как на иголках, даже Артуро Тосканини непривычно молчалив и скуп на жесты, а вот я спокоен как удав и мне всё пофиг. Перегорел. Но не от волнения за спектакль, а от осознания того факта что на моей карьере лётчика можно ставить жирный крест. Две предыдущие недели ознаменовались сразу двумя премьерами, в Берлине и в Москве. И если Берлинская постановка наделала много шума и вызвала волну обсуждений в газетах, то Московская прошла довольно спокойно и незаметно, но её последствия для меня оказались более значимыми. Вот после этих премьер на меня и накатила волна депрессии. Полная апатия и равнодушие к своей дальнейшей судьбе. Не о том я мечтал…
Всё-таки, наверное, это предопределено свыше и мифические Норны давно лелеяли свои коварные планы в отношении Германии, заранее сплетая свои нити в узелок на день тридцатого июня тридцать четвёртого года. В моём времени в этот день началась операция «Колибри» упрочившая положение Адольфа Гитлера. В этом времени «Ночь длинных ножей» произошла гораздо раньше, но премьера моего мюзикла под управлением Клеменса Крауса, главного дирижёра и по совместительству директора Берлинской государственной оперы, последствия для Германии вызвала не менее значимые.
Начавшиеся репетиции совершенно вытеснили из моей головы все мысли о предстоящих премьерах мюзикла и для меня «гром грянул» совершенно неожиданно. Премьера спектакля в Берлинской Опере анонсировалась на семнадцать часов субботы, но вначале оркестром уже традиционно был исполнен нацистский гимн. А затем «Вождь немецкого народа» прямо из ложи произнёс импровизированный «короткий спич», но видимо «в процессе» немного увлёкся перед микрофонами и эмоциональное выступление непревзойденного оратора растянулось почти на полтора часа, после чего Премьера и началась.
Разница во времени между Нью-Йорком и Берлином составляет шесть часов, от того вечерние газеты лишь вскользь и без подробностей упомянули о прошедшей в столице Германии премьере моего спектакля. А вот утром уже «бабахнуло». Видимо всю ночь корреспонденты не покладая карандашей из рук лихорадочно строчили и правили статьи, а затем пересылали их в редакции своих газет. Речь фюрера тоже упомянули, но как-то без особых подробностей, видимо приберегая детали для последующих сообщений, но вот по самому мюзиклу прошлись с огоньком и от души. Кто-то с юмором, кто-то со стёбом. Где-то звучали откровенные пасквили, где-то восторженные панегирики, всё в зависимости от направленности и ориентации редакции издания. Но равнодушных не осталось, высказались все, даже далёкие от мира музыки и вообще от культуры. Вой поднялся знатный, хорошо хоть что лично меня он никаком боком ни касался.
Я ухмылялся, а порой откровенно ржал, читая газетные статьи с комментариями. С жутким нетерпением ожидая прибытия партитуры и сценария с либретто. Пусть меня и уверяли, что ни одна нота не была изменена или добавлена, но мне самому было дико интересно посмотреть на то, как с этим справились немецкие либреттисты камрада Геббельса. Всё-таки полностью переписать текст уже положенный на музыку, тем более совершенно отличный от оригинала, это труд тяжкий. К тому же фонетика русского языка и немецкого существенно отличаются, но как я уже понял, мой авторский текст вообще выбросили на помойку, туда же отправился и сценарий. Германский «Нотр Дам» — это абсолютно другое, новое и самостоятельное произведение, от оригинала осталась только музыка. И ещё не увидев нового сценария, но по текстам статей понимаю, что не только он изменён, но и сам роман Виктора Гюго «творчески переработан».
Партитура и тексты прибыли через неделю с первым пароходом из Гамбурга. Воскресенье у всех нас общий выходной день от репетиций, но мы с утра собрались в кабинете Джейкоба Шуберта в его театре в ожидании курьерской почты из Европы. Всю неделю наше консульство меня не тревожило, да мне и некогда было на них отвлекаться. Шли усиленные репетиции и по настоянию Тосканини они продолжались по семь-восемь часов в день. Вот, вроде бы с его же слов, он — либеральный социалист, а столкнёшься с ним нос к носу и понимаешь — диктатор чистой воды и пробу на нём ставить негде.
В прошедшую субботу состоялась очередная Премьера, на этот раз уже в Москве. И вновь сенсационные новости. С лёгкой руки журналистов все заговорили о «мировой премьере» мюзикла и интерес к нему теперь чуть ли не ажиотажный. Нее-е, ну так-то основным поставщиком «горячих новостей» по-прежнему выступает Латинская Америка. «Репортажи с передовой» занимают все центральные полосы газет. Но надо же иногда и «разнообразить блюдо»? Так что скандалы вокруг берлинского «Нотр-Дам», это как «острый пикантный соус», московская постановка на его фоне лишь «лёгкая приправа» и все теперь ждут Нью-Йоркского «десерта».
Мы с Тосканини первым делом читаем партитуру. Шуберт, Майер и «примкнувший к ним» Горовиц просматривают тексты песен. Со стороны троицы раздаются довольно-таки «непарламентские» комментарии и громкий хохот Маркуса, вперемежку с совсем уж нецензурными словосочетаниями на идиш. Некоторые даже не совсем понимаю и мысленно делаю себе пометочку, потом отдельно поинтересоваться у Владимира Самойловича на этот счёт.
Партитура в порядке, переглядываемся с Артуро, и он пожимает плечами: — Без изменений! — после чего присоединяется к троице комментаторов, тем более что Шуберт уже достал коньяк и наливает всем желающим. Так… Джейкоба на завтра уже можно из «списка посетителей» вычёркивать. Иначе он своим храпом мне всю репетицию сорвёт, а то что сегодня к вечеру он «нарежется до изумления» понятно по его целеустремлённому взгляду на бутылку.
Беру в руки сценарий, начинаю читать и понимаю, что журналисты не то что бы что-нибудь наврали в своих публикациях, так ещё и половины этого «шедевра» не озвучили. А я-то гадал, с какого это перепуга Франция по дипломатическим каналам вдруг выразила «Решительный протест» Германии. Папа Римский чуть ли не энциклику выпустил, но всё-таки ограничился только страстной воскресной проповедью, призывающей всех христиан к покаянию в грехах и к прекращению насилия. Отметился даже Бенитто Муссолини, что у меня вызвало почти что когнитивный диссонанс. В своём выступлении с трибуны перед сторонниками фашистской партии он прямо сказал:
— Гордиться славными делами своих предков имеют право только те народы, что этих предков имеют. «Тридцать веков истории позволяют нам с величайшей жалостью смотреть на некоторые доктрины, проповедуемые за Альпами потомками тех, кто был неграмотен, когда в Риме были Цезарь, Вергилий и Август.» © Гитлер — это современный Атилла, вождь варваров. «Германия являясь страной варваров по-прежнему остаётся извечным врагом Рима.» © — что это? Было ли такое в моей истории? Вот дьявол, совсем не помню.
Хм, оказывается я оказался прав в своём прогнозе, что «не одна только Франция
