Виталий Корягин - Винг
Юноше сделалось легко и хорошо. Волшебный свет превратил и саму ночь из обычной в невероятную, сказочную, в такую все возможно, все сбывается.
Ноэми мягко коснулась его руки. Эдвард посмотрел на любимую, и в памяти возникло слово из легенд: "Ундина!"
В переливах зеленого струящегося света, вся как весенняя листва пронизанная наискосок солнцем, Ноэми подалась к нему гибким телом, он видел четкие линии ее фигуры, нежно сиявшей под легкой тканью одежды.
— Пойдем, поищем где-нибудь полянку, посидим немного, — предложил сакс, неотрывно глядя в лицо любимой.
Она улыбнулась так, как можно только наедине с собой, или в темноте, когда никто не видит, счастливой улыбкой собственницы, обладательницы заветного сокровища — разделенной любви. Лишь немногим мужчинам удается увидеть такую улыбку на устах подруги в рассветный час близости.
— Я ничего не вижу, милый! — лукаво дрогнули чувственные губы.
Эдвард догадался — она не подозревает, что вся сейчас, как на ладони. Конечно, он говорил ей о своей способности видеть в темноте, но, по словам Тиграна, знать факт и понимать его, далеки друг от друга, как две стороны лезвия меча, они всегда рядом, всегда порознь, но лишь сойдясь в острие, вскрывают истину.
— Держись за руку! — коснулся он талии Ноэми.
Они медленно пошли берегом.
Шкипер им вслед сложил руки рупором:
— Сэр! Идет прилив! Через час ищите нас ярдов на пятьсот выше по реке!
— Хорошо! Мы поняли! — обернувшись, крикнул Эдвард и увлек Ноэми за собой в прогал между деревьями.
Местность потихоньку повышалась, чем дальше от реки, тем больше редели кусты. Наконец, они расступились, открыв крохотную полянку. На ее опушке ствол поваленного дерева, обросший плюшевым мхом, представлял идеальную скамейку.
Эдвард и Ноэми, не сговариваясь, опустились на нее, по-прежнему держась за руки. Лицо девушки, обращенное к нему, светилось счастьем. Он глядел на милые черты, не в силах приступить к тяжкому разговору, ради которого, собственно, и привел ее сюда.
Где-то громыхнуло, далекая зарница смутно высветила ломаные контуры деревьев. Шторм, предсказанный шкипером, надвигался. В ветвях протяжно зашумел ветер.
Но под кронами пока еще дремала тишина. Луна серебрила траву, беспощадно исчерканную черными тенями.
Ноэми медленно притянула голову Эдварда к себе и прильнула своими губами к его. Почти против воли, не владея более собой, он обнял ее, почувствовал руками ее тепло и ответил на поцелуй, забыв обо всем на свете.
— Нехорошо, я вроде как подглядываю… — мелькнула последняя мысль, и он выключил зеленую подсветку.
Сразу исчезло светлое волшебство ночи, или нет, не исчезло, но внезапно сменилось жутковатым соблазном колдовства. Тени стали непроглядней, серебряный свет луны холодней и призрачней. Тело Ноэми нежно обжигало руки сакса, ее трогательно-неумелые ласки мучительно сладко пронизывали его сердце.
Он целовал хрупкие плечи, склонился к трепетно напрягшейся навстречу ему груди. Ноэми полностью подчинилась его порыву, замерла, лишь иногда сдержанным движением облегчала рукам, губам Эдварда доступ к сокровенному.
Вверху луна скрылась в черной туче, совсем стемнело, они ничего не замечали…
Она, обнаженная, обвила его руками, прижалась всем телом, и он, не помня себя, рванул шнуровку камзола. Ноэми страстно целовала лицо любимого, прильнув нежной грудью к его, стальной. Он встал, держа ее на руках, она изогнулась дугой, потянулась к земле и выскользнула из объятий, повлекла за руку вниз, вниз… Он опустился на колено, прижался щекой к ее бедру и застыл на несколько секунд в безмерности, в безвременьи счастья… Затем сорвал с себя одежду…
Прямо над поляной небо яростно взорвалось ослепительной молнией. Бесстыдный, заливший все свет вырвал из тьмы, впечатал в их совместное в этот миг сознание картину странную, гротескную, невозможную: мужскую, уж несомненно, мужскую, фигуру, блестящую выпуклой холодной сталью, неожиданно прорывающейся жаждущей, вожделеющей плотью. Фигуру и живую, и мертвую — вперемешку, а у ног этого нелепого распаленного монстра, железного мосластого сатира — девичье нежное прекрасное тело.
Совсем рядом ударил гром, но он не заглушил в ушах Эдварда стонущего, мучительного — Нет! — прозвучавшего в короткий миг тишины и темноты, между молнией и громом. Он ощутил, как Ноэми рванулась прочь…
Забыв о ночном зрении в грохочущей мгле, сакс слепо повел руками, пытаясь отыскать девушку, вновь соединиться с ней — и не нашел…
Еще одна нестерпимо яркая молния… Ноэми стояла в двух шагах, нет, уже в трех! Она отступала, пятилась, закрыв, чтобы не кричать, рот рукой, с ужасом, показалось ему, глядя на него.
Эдвард рухнул лицом в мягкую траву, вонзил пальцы в землю… Сколько он так лежал? Секунду, минуту?.. Ладонь Ноэми коснулась его волос.
Голос ее прерывался:
— Бедный… Бедный…
Сакс мрачно обрадовался, что темнота скрывает его пылающее лицо. Осторожно вывернулся из-под ее пальцев, молча пошарил на траве свою одежду, не нашел, включил ночное зрение.
Увидел ее… Ноэми застыла с простертой к нему рукой, нефритовая коленопреклоненная статуэтка отчаяния… Она мучительно жмурилась, пытаясь остановить слезы, но они текли, смешивались с первыми каплями дождя…
Эдвард ощутил, как что-то рвется в груди, стиснул зубы, отвернулся, страдая от жалости к ней, к себе, от невозможности изменить что-либо в этой жизни…
Досада ожесточила его сердце. Нет, не сострадания ждал он от нее сегодня… Собрал одежду Ноэми, втиснул мягкий ворох ей в руки:
— Одевайся! Сейчас хлынет! — сам удивился, как удручающе невозмутимо звучит его голос, когда внутри все дрожит.
Ее пальцы мяли тонкую ткань. Не могла в темноте справиться с платьем? Или мысли ее блуждали где-то далеко?
Он помог ей одеться, увлек под деревья. В кронах ровно шумел дождь. Ноэми словно очнулась, быстро скользила за ним, не отрывая кончиков пальцев от его руки.
Навы на старом месте, естественно, не оказалось. Эдвард выругал себя за то, что забыл напутствие шкипера, вверх по берегу они пробирались под струями уже настоящего ливня и вымокли насквозь… Зеленое сияние тела Ноэми померкло сквозь холодный сырой шелк одежды, потускнело и все кругом. Волшебство ночи умерло.
На судне они молча разошлись по каютам.
Наутро, когда нава ныряла в мутных после ночного шторма волнах, Ноэми внешне спокойно выслушала Эдварда, наконец, сказавшего, что им необходимо на время расстаться, и угрюмо кивнула.
Аскалон, весь в дымящихся развалинах, выполз из-за горизонта на левом краю моря вскоре после полудня.
У пристаней в неуютном временном порту скучились пизанские и генуэзские суда с припасами. На тесных причалах звучала многоязычная речь, толпились воины. Прямо с кораблей торговали вином, по дешевке скупали трофеи, а некоторые посудины служили просто плавучими публичными домами. Любые способы хороши для увеличения капиталов. Итальянские купцы откормили свои крохотные государства на многие века вперед на крови и золоте крестовых походов.
Алан с матросами выгружал лошадей, а Эдвард и Ноэми прощались в каюте. Шимон у трапа почти упирался головой в потолок.
Сакс, не в силах оторваться, глядел в прекрасные темные глаза девушки. Все было сказано раньше.
Ноэми решила немедля отплыть в Искандерун, в Антиохию, оттуда вернуться на Ван к Тиграну, рассказать ему обо всем, посоветоваться, а потом отправиться на родину в Гранаду, продать там всю свою движимость и недвижимость, обратить ее в наличные — надеялась купить за золото спокойное будущее с Эдвардом…
Шимон деликатно покашлял и полез на палубу. Эдвард сильнее сжал тонкие пальцы Ноэми.
Она грустно улыбнулась, погладила сакса по щеке:
— Прости, милый! Так все нелепо вышло… Ты для меня любой хорош, я испугалась от неожиданности. Как же тебе тяжело в этой железной шкуре!
— Потерпи! — она припала к груди Эдварда. — К концу назначенного тебе срока я опять вернусь к Тиграну! А сейчас я просто мешаю, что ж висеть камнем на шее?.. Ах, что тебе эта война?! — ее голос задрожал.
Дрогнуло и сердце юноши, но он видел слезы в глазах Ноэми… Совсем как минувшей ночью… Он поцеловал ее и отвернулся. Мог ли он объяснить, что движет им?
Ловя с кнехта ногой стремя, он услышал, как шкипер скомандовал отваливать.
Глава тридцать первая. Патруль
Подковы грохотали по размочаленным доскам причала. Алан спросил, выпихивая древком копья из-под копыт пьяного ратника:
— Ну, что, сэр, куда двинемся? Сразу к де Во, или сперва к Шаррону заглянем? Я спрашивал — они оба здесь.
— Давай к Шаррону! Здешнюю картину обрисует, да и посоветоваться надо, где воевать поинтересней.
Старый рыцарь обрадовался друзьям:
