Господин следователь 7 - Евгений Васильевич Шалашов

Однако! Надеюсь, господин Никитский из статуса подозреваемого не перейдет в категорию обвиняемого, а иначе эти суммы, что он обещал выплачивать бывшей жене, станут одним из доказательств. Вернее — мотивом для убийства, который присяжные заседатели учтут при вынесении приговора. И домик в Кириллове, оставшийся от супруги, тоже денег стоит. Сколько недвижимость в Кириллове? Вряд ли больше, нежели у нас, значит, рублей пятьсот.

— А вы человек небедный, — заметил я. — А по нашим меркам — даже богатый.

— Я бы так не сказал, но грех жаловаться. Правда, доход с имения составляет десять, иной раз и двадцать тысяч в год — от года зависит, от урожая, от цен, да еще котовальня — с нее тысячи три, иной раз четыре.

— Катавальня? — переспросил я. — Это мастерская, где валенки валяют?

— У нас валенки котами именуют, поэтому — котовальня. Осенью и зимой до двадцати мужиков трудится, летом поменьше — человек десять.

Ишь, котовальня, словно котов катают, а не валенки. Валенки — вещь полезная в хозяйстве, но не всякому крестьянину по карману. Видел — стоят по три, а то и по пять рублей пара. У меня самого где-то валенки лежат — подарок родителей. Один раз только и понадобились, но ведь понадобились!

А двадцать мужиков — это прилично. У нас на заводе Милютина трудится человек семьдесят, а это крупнейшее предприятие не только в уезде, но и по всей Шексне, а то и по Волге. (С Волгой, конечно, погорячился, есть города покрупнее.)

— Вы сами овец разводите? — поинтересовался я.

Здешние мужики не шибко любят разводить овец. Понимаю — невыгодно такую скотину держать. Молока от нее нет, навоза мало, а сена нужно, почти как на корову. Это вам не Англия, где стадо можно почти круглый год на пастбищах пасти. У нас овец держат по две или по три, много — по пять овечек, на шерсть да на шкуры. Осенью стригут, шкуру снимают, а мясо везут в город, на продажу.

— Какое там развожу! Есть стадо в сто голов, но это так, чтобы котовалы без работы не сидели. И то — приходится стадо на два делить, а иначе и пасти негде. Обычно мой управляющий шерсть по деревням скупает, но, в основном, народ со своей шерстью едет, так им дешевле. За работу мы рубль берем.

Я несколько по иному посмотрел на Никитского. Ишь, а он молодец. Кроме сдачи земли в аренду, продажи зерна и сена, еще и катавальню учредил.

— Вам было известно, что у Олимпиады Аркадьевны появился любовник?

Не сомневаюсь, что Никитскому неприятно отвечать на такой вопрос, но он взял себя в руки и все-таки ответил:

— Я подозревал, что недавно у Липы появился мужчина, но старался об этом не думать. Она — молодая женщина, живой человек. Не скрою — у меня еще остались некоторые чувства к бывшей жене, но это, скорее, чувства собственника. И я старался гнать эти чувства, и не думать, что моя супруга, сейчас может быть с кем-то…

— Стало быть — с землемером Андерсоном вы незнакомы?

— Ну, почему незнаком? Я с ним хорошо знаком. Молодой человек, в Кириллове служит четвертый год. Мне иной раз приходится иметь дело с землемерами, если бывают жалобы по межевании. Но я с ним не знаком, как с любовником своей жены. Бывшей…

— Так, пара минут… — попросил я, принявшись записывать.

Перенеся из черновичка в протокол допроса самое главное и основное, что требуется для дела, попросил:

— А теперь расскажите мне, как вы нашли тело своей супруги?

— Я был в своей усадьбе, но 24 июля у нас было назначено заседание в Учреждении. Нужно вам объяснять — что за вопрос?

— Нет, это неважно, — отмахнулся я. — Тема, повестка дня к происшествию отношения не имеет. Итак, по сути?

— А по сути я решил приехать в Кириллов заранее, 23 июля, переночевать в нашем доме. Я же не думал, что у Липы в тот вечер будет любовник? А если даже и думал… Ушел бы в гостиницу, вот и все. Не скандал же закатывать? В общем, я хотел отдать ей оставшуюся часть денег.

— Денег? — переспросил я. — Из той суммы, что вы назначили?

— Можно даже сказать — из отступных. Я в начале июля отдал Липочке десять тысяч, осталось отдать еще пять. Вот и решил, что чем раньше передам ей эти деньги, тем лучше. А остальное собирался выплачивать ей через почту. Мне не слишком-то хотелось снова видеть свою бывшую жену. Все-таки, осталось какое-то чувство вины.

— То есть, у вашей супруги должна быть крупная сумма денег? — уточнил я.

— Наверное. Но деньги я ей передал, она их хозяйка. Остались ли деньги, положены ли в банк, потрачены — это уже не мое дело.

— Расписку, разумеется, с Олимпиады Аркадьевны вы не взяли?

— Какая расписка⁈

Ясно-понятно, никаких расписок, все на честном слове. Похвально.

— И вот, вы пришли ближе к вечеру?

— Уже не ближе, а почти ночью. Я пришел, удивился, что дверь открыта… прошел внутрь, а там…

Я записал все то, что знал и раньше со слов городового. Закончив, подал протокол допроса для подписи, а мой подследственный расписался не читая. Видимо, доверял.

Закончив, подождал, пока чернила высохнут, убрал бумагу в папочку и спросил:

— Николай Александрович, мне нужно допросить вашу гражданскую жену. Чем быстрее вы ее сможете ко мне привезти — тем лучше.

— А зачем вам Любаша? — вскинулся помещик. — Она здесь совершенно не при чем.

— Разумеется не при чем, — кивнул я. — Вот поэтому-то мне и нужно ее допросить. Николай Александрович, я верю, что вы убийства не совершали. Но одного моего доверия мало. Необходимо, чтобы это было подкреплено документально. Показания вашей нынешней жены — ваше алиби. В идеале еще должны быть показания прочих чад и домочадцев. Но с этим справится либо городовой, либо урядник. А еще нам нужно сходить в ваш дом.

— В дом? А зачем?

— Мне нужно осмотреть место преступления, составить его