Василий Звягинцев - Билет на ладью Харона
Не то государственное присутственное место, не то казематы приказа Тайных дел.
Мебель тоже не заменялась с доисторических времен, и Чекменев сидел за необъятным столом в слоноподобном кожаном кресле. Уличный свет сочился через выходящие на север три окна в мизерных количествах, и на столе горела лампа на мраморной подставке под зеленым абажуром.
Тарханов вошел к начальнику согласно Уставу, печатая шаг, доложил, как положено. Раз прибыл в Кремль, был одет в строевую форму, только что без шашки у бедра. Последнее время такие вольности дозволялись.
– Что, проникся? – с обычной своей полуулыбкой спросил Чекменев, вставая навстречу полковнику и делая три шага навстречу. – Это я специально велел по всем запасникам собрать, чтобы, значит, соответствовать. Современные столы и стулья здесь совершенно не смотрятся. Да и вообще, люблю я такое этакое… Аромат ушедших веков, так сказать.
– Проникся, – кивнул Тарханов, аккуратно повесил на крючок фуражку. – Пытошные подвалы тоже имеются?
– Вот я как раз на эту тему, – резко свернул шутливый разговор Чекменев. – Что там у вас с допросом твоего чеченца получилось?
– Он не чеченец. Турком оказался, вполне цивилизованный господин, зовут его действительно Фарид, фамилия – Карабекир, военную академию в Стамбуле закончил, потом в Киевском университете учился, по гражданской, конечно, линии, в целях овладения языком и ассимиляции. Чин майора имел, пока в отставку не вышел и более интересными делами не занялся.
А допрос – это, я тебе скажу! Впечатляет.
Ляхов с доктором серьезную штуку придумали. Теперь в принципе любого фанатика расколоть можно без труда и затрат нервной энергии. Никакого «спецобращения», никакой химии…
Он вкратце передал Чекменеву суть новой методики:
– Понимаешь, молчать никто не может, признается бегом и с радостью, поскольку даже мысль о том, чтобы соврать или скрыть что-то, вызывает мучения не только физические, но и нравственные…
– Ну-ну, – ответил Чекменев с долей сомнения.
– Не веришь, можешь на себе проверить. Я – проверял. Крайне неприятные ощущения.
– Поглядим, – без энтузиазма ответил генерал. – И что же он сообщил? По сути.
– Распечатка с магнитофона будет к вечеру. Много материала плюс карты и схемы. Если я что-то упустил, просто не сообразил, о чем еще спросить, – всегда можно дополнить. Господин Карабекир теперь удивительно благостный стал. Вроде как уверовал. Турки, они насчет религии не очень, а этот… Молится пять раз в день и при любом намеке на «кресло» выдает то, о чем нам спросить и в голову не пришло бы. Но с креслом все-таки надежнее.
А на словах, если вкратце, – мы в своих расчетах не ошиблись. На изъятие Маштакова с лабораторией они среагировали оперативно. Только я думал, что у них в Пятигорске от силы взвод боевиков отсиживается, а они два батальона в распыл бросили.
Пока я Фарида сюда вез, в Пятигорске местные ребята без всякой техники сумели с пленными поговорить по-свойски. Они ж там злые были, не передашь. Уже на следующий день силами военного училища и территориалов в Хасауте базу разгромили, на плато Бичисын.
Так что в ближних окрестностях порядок навели. Трофеи неплохие взяли.
Я же, признаюсь, тоже просчитался. Думал, в Пятигорске за Маштаковым серьезные люди присматривают, поаккуратнее сработают. Через агентуру станут к местным гэбэшникам подходы искать, в крайнем случае захватят кого-нибудь из начальства, за нами погоню организуют, если сообразят, у них ведь даже вертолеты были. К этому я тоже готов был, а вот что настоящую войсковую операцию затеют – не предполагал.
У них в районе Хасаута – целая база примерно батальонного уровня. Там аул еще с Гражданской войны заброшенный, все жители в Турцию эмигрировали, а дома каменные стоят, и рядом, в горах, натуральный пещерный город.
– База – зачем? – уточнил Чекменев.
– На случай большой войны с неверными. Это в пропагандистском плане, конечно, а вообще – обычное бандитское гнездо. Награбленное прячут, после дел отсиживаются, заводик по производству анаши имеется, похоже, даже деньги печатают.
– Понятно. А с нашим делом – какая связь?
– Самая прямая. База готовилась давно и для другого, но тут очень к месту пришлась. В Турции один очень серьезный человек в Маштакове и его «Гневе» весьма заинтересован. Он его и финансировал, и под контролем держал. По старым делам слышать не приходилось – господин Ибрагим Катранджи?
– Знаю такого. Но он, насколько я в курсе, совсем в другой области интересы имеет, – удивился Чекменев. – Однако при масштабах его «империи» ничего исключать нельзя. Дальше.
– По словам Фарида, этот Катранджи вложил в нашего профессора чертову уйму средств. Якобы надеялся, применив «Гнев Аллаха», свои феодальные владения в Палестине вернуть. Это вообще отдельный разговор. Вся пятидневная война, похоже, затеяна была только для того, чтобы Ибрагиму дорогу перебежать. У арабов с турками и курдами свои счеты.
Вот для присмотра за Маштаковым он и направил сюда полсотни своих людей во главе с нашим Фаридом. Кстати, – вспомнил Тарханов, – он в Петрограде торговой фирмой владеет. Под фамилией Насибов. Там тоже можно его связи отследить…
– Не наша забота, – перебил Сергея Чекменев. – Не отвлекайся.
– Информацию о нашей акции Фарид получил через пятнадцать минут после ее завершения. Тут я промазал, – самокритично признал Тарханов, – два их поста наблюдения расшифровал и обезвредил, но что-то упустил. Но они все равно не успели. Наша схема прикрытия сработала четче.
Так вот, поднял он своих орлов по тревоге, заодно прихватил местных, которые в тот момент в лагере оказались. И вперед. За час доехали, за второй – город блокировали, начальника УГБ захватили, выяснили, что «объект» туда не поступал и местные контрики понятия не имеют, что почем.
Догонять неизвестно кого и неизвестно в каком направлении Фарид не счел разумным, предпочел провести акцию устрашения. Захватить гостиницу «Бристоль» и предъявить властям ультиматум. Четыреста постояльцев в обмен на Маштакова и прибор.
– И ты им второй раз игру поломал…
– Не только я. Тюрьму и полицию с разбегу взять он не сумел, вот и пришлось Фариду больше половины своих войск еще и на их блокаду выделить. И темп потерял. Но все ж таки в основном я, – не стал скромничать Тарханов. – А если совсем точно, то не второй, а четвертый, нью-йоркские события учитывая, а захват Маштакова и бой в гостинице за два эпизода считая.
– Не многовато ли для одного человека, как полагаешь? С теорией вероятности мало согласуется.
– Как судить. На войне теория вероятности для конкретного человека не слишком много значит. В массовом масштабе – другое дело. Там, в Израиле, действительно маловероятная случайность произошла, а дальше, если уж я стал этим делом профессионально заниматься, так просто логика событий.
Мог, конечно, сам на КМВ не поехать, все Кедрову доверить, но, как куратор, принял именно такое решение. То же и в гостинице. Мог уклониться, но не стал. Так что тут скорее закономерность, чем случай…
– Ладно, убедил, – решил не вдаваться в философские тонкости Чекменев. – И много еще на Кавказе таких баз и лагерей?
– Думаю, достаточно. Подробно мы об этом пока не говорили, но можно понять, что не один и не два… Суммарно не меньше чем на дивизию потянет.
– Вот мудаки, – выругался Чекменев, имея в виду контрразведчиков и военных начальников Кавказского округа и всех российских спецслужб сразу. – Чем они там вообще занимаются? Проморгали, ну пусть теперь сами и расхлебывают. Я им помогать не намерен.
Правительственные органы очень ревниво относились к ведомствам, подчиненным Великому князю, и изо всех сил добивались того, чтобы их влияние не выходило за пределы Москвы и Московского военного округа.
То, что происходило между ними, нельзя даже назвать соперничеством между равновеликими структурами, борющимися за авторитет и влияние на одном и том же поле. Фактически ведь разведуправление, которым руководил Чекменев, являлось обычной штатной структурой армейского уровня, и то, что оно незаметно превратилось в подобие полноценного Министерства госбезопасности, де-юре нарушало и Конституцию, и другие писаные и неписаные соглашения и традиции.
Разумеется, это вызывало в Петрограде нескрываемое раздражение и соответствующие реакции.
Тарханов уже сталкивался с моментами, когда государственная контрразведка охотилась на спецназовцев князя с не меньшим азартом, чем на настоящих преступников, стоило им только засветиться на «чужой» территории.
Соответственно, и отдел спецопераций, которым уже две недели руководил Тарханов, и «печенеги», составляющие его ударную силу, отвечали коллегам тем же.
Вот почему, собственно, Сергей так стремительно убыл из Пятигорска, прихватив с собой пленника. В противном случае он вполне мог оказаться на положении подозреваемого, а то и обвиняемого. В чем угодно – в незаконном ношении оружия, а главное – его применении, в самоуправстве, да хоть бандитизме, наконец, если подвести под это определение акцию по захвату и вывозу в Москву профессора Маштакова.
