Наследник из прошлого - Дмитрий Чайка
Глава 14
Полтора месяца спустя. Конец февраля 896 года. Окрестности Ольвии (в настоящее время развалины недалеко от д. Парутино, Очаковский р-н Николаевской области).
Конец зимы — самое поганое время в степи. Скот голодный и тощий, а если оттепели перемежаются морозами, то он и вовсе валится от бескормицы и ран на ногах. Кони пробивают копытами наст, добираясь до травы, а за ними идут бараны, подчищая дочиста жухлую осеннюю растительность. Так они и живут вместе. Баранам без коней совсем тяжко. Степняки же в это время молятся, чтобы тепло пришло быстрее. Они сидят на зимних кочевьях, где столетиями пережидали холода предки, и греются в робком пламени очага, куда бросают кизяк. Плохо зимой в степи, и никто не ждет врага. Последним дурнем надо быть, чтобы сунуться туда до тепла…
— Окружайте! — скомандовал я при виде очередного аула, где зимовали не то мадьяры, не то болгары. Я не разбирался, мы резали всех подряд.
Войско шло стремительным маршем, рассыпавшись на несколько колонн. Здешние места орденские егеря знали неплохо, и множество аулов встретили нас малолюдством и изувеченными оспой лицами. Тут прошла эпидемия, которая собрала свою кровавую жатву. Кое-где люди все еще гноились оспенными язвами и метались в бреду. Они прикрывались от озноба не по местному роскошными одеялами, и я понимал, откуда эта зараза пришла. Деян постарался.
Тут нас никто не ждал, а потому степные роды, жившие селениями по десятку-другому семей, сопротивления оказать не могли. Мы не выпускали никого, а если кто-то и смог избегнуть смерти, то ледяная стужа и голод добьют беглеца за нас. Почему нас не ждали? Ну почему же! Нас ждали, но ждали месяцем позже и на триста миль севернее. Мы обозначили удар в сторону Галича, и каган, который тоже имел свою разведку, собрал там несколько тысяч всадников. Длинного броска вдоль южного берега моря, прямо к жемчужине его державы, не мог предвидеть никто. Безумие это… Полнейшее безумие. Ну а с другой стороны, у Владимира Мономаха ведь получилось. А мы чем хуже? Он разгромил половцев именно ранней весной, истребляя целые кочевья, обессиленные зимней стужей и бескормицей. Они после этого откочевали куда-то к предгорьям Кавказа, на десятилетия дав передышку измученной набегами Руси.
Скота у нас теперь было несметное количество. Воины-пехотинцы жрали мясо как никогда раньше, а в итоге и вовсе пересели на неприхотливых мохнатых лошадок, взятых в кочевьях. Аварские тысячи рассыпались по степи частым гребнем, расчищая дорогу трем батальонам лимитанов, которыми командовал княжич Мазовшанский. Он уже не считал наш поход безумием. После того как приговорили к смерти нобиля из великой семьи, он был готов поверить во все что угодно. А утвердился он в своем мнении окончательно, когда увидел выстрел из трехфунтовой пушки, которую мы тащили в обозе. На нее-то и была вся надежда. На нее и на два бочонка пороха. Больше у нас не было.
— Ольвия, господин! — ткнул рукой княжич. Как будто я сам не вижу.
В морозной утренней дымке перед нами появился город, который я сам и посоветовал восстановить побратиму Кубрату. Стены высотой в десять метров, квадратные башни, построенные имперскими мастерами и небольшие ворота из дуба толщиной в семь пальцев. Зубы обломаешь об этот город, и командир тут сидит умелый, из знатнейшего воинского рода. У него не спят в караулах, и колчаны всегда полны стрел. Чтобы взять Ольвию, нужно несколько месяцев работы требушетов и спокойствие в тылу. Все кочевники из окрестных степей должны убежать и бросить город на растерзание осаждающей армии. Невероятный сценарий, но не для зимы. Зимой степнякам быстро войска не собрать.
Здесь, на берегу Бугского лимана, окруженного почти со всех сторон сушей, раскинулся порт, откуда шло зерно в Константинополь, столицу мира. Вокруг него огромные пространства распаханы трудолюбивым словенским народом, который платил оброк болгарам. Впрочем, тут не всегда так мирно. Усобица в степи — обычное дело. И в такие годы целые роды словен поднимались с места и уходили на север, под крыло к князьям Рюриковичам. Те давно уже заселили плодороднейшее Ополье и теперь сводили лес севернее Оки, рассаживая пришлых людей на новую землю.
— Подходим на тридцать шагов и ставим пушку! — скомандовал я, с неудовольствием наблюдая, как по стене забегали караулы, а в городе ударили в набат. Не полные олухи в Ольвии служат.
Санный обоз, что шел за нами, в начале пути был полон овса. А вот теперь он пуст. Неприхотливые лошадки уже жрали траву из-под снега и тонкие ветки кустов. Но одно дело пережить зиму на скудной кормежке, а совсем другое — нести всадника и поклажу. Тут одной травой не обойтись никак. Хорошо хоть мы выгребали все зерно, что специально для нас припасли родовичи -данники болгар. Иначе не дотянуть нам до этих мест, уж больно далеко.
— В переговоры будем вступать, ваша светлость? — поинтересовался княжич Мазовшанский, который опасливо поглядывал на пушку. Тут о ней знали единицы.
— Не будем, — покачал я головой. — Если все пошло как надо, там сейчас оспа гуляет. В городе четыре сотни воинов, из них половина переболеть должна. Но все равно, если ворота не разбить, мы все в этих снегах навсегда останемся. Заряжай!
— Ну, господи благослови!
Артиллерийский расчет подъехал к стене на тридцать шагов и начал разгружать сани, где лежала пушка. Два десятка воинов бросились прикрывать их щитами от стрел, что тут же полетели со стены, а те установили орудие, которое должно будет выстрелить в упор. Калибр мелкий, орудие экспериментальное. Будем пользоваться эффектом неожиданности. Тут все равно никто не знает, что это за штуковина. Ни сама крепость, ни ее ворота к артиллерийскому выстрелу не готовы, даже к такому убогому, как наш.
Воин Вернидуб, как самый здоровый и самый тупой из всех, был назначен мной в пушкари, чем гордился неимоверно. Он и не догадывался, что до него двоих убило на месте, когда разорвало ствол, и поэтому особенных опасений не испытывал. Я же говорил, он тупой… Впрочем, ствол этой пушки дефектов не имел, был весьма длинным и отлит с запасом по толщине. Дуб засыпал в ствол порох, забил пыж, закатил ядро и снова забил пыж.
— Готово, ваше сиятельство! — доложил он, уже смирившись с тем, что отрок Стах теперь четвертый наследник самого императора.
— Если с первого
