Петр Заспа - Торпедой - пли!
Артем с удивлением посмотрел на Габи. Все время, сколько он ее знал, его не покидало ощущение, что эта хрупкая, изящная немка будто высечена из камня. Воля, решительность и твердость били из нее фонтаном. Он не мог не признаться себе, что в их дуэте его номер всегда второй. И добивалась Габи этого очень тонко и умно.
— Я перед тобой пасую. Меня не покидает ощущение, что я говорю не с тобой, а с твоим отцом.
— Так ты согласен?
Артем взял паузу на раздумье. Конечно, Габи была права. Но оставить последнее слово за собой он был просто обязан.
— Сейчас мы уплывем, но потом будем искать способ, как найти мою лодку!
— Непременно. Пошли на ту сторону, там на берегу есть шлюпка.
— И запомни, я это делаю только ради того, чтобы спасти тебя, а вовсе не из-за того, что мог испугаться вашу береговую оборону.
— Не сомневаюсь.
— И потом, мы с тобой сейчас члены одного кружка любителей металла. Как же ты будешь без меня слушать наш любимый «Сквилер» или «Мастерплан»?
— Без тебя никак.
Артем важно кивнул.
— Держись за меня и не пропадешь. Пошли за бугор, там я видел шлюпку.
Габи улыбнулась, принимая правила игры, и, изображая покорность, пошла вслед за Артемом, специально отставая на полшага.
Ведро с рыбой забрали, но удочки и весла по-прежнему лежали на дне лодки. Габи схватилась за нос лодки и попыталась столкнуть ее в воду, но, заметив возмущенный взгляд Артема, молча посторонилась, корректно уступая место мужчине. Последний раз Артем брал в руки весла, когда еще в институте их факультет, ориентированный на службу на флоте, решили погонять на гребных байдарках по Неве. Тогда дело закончилось стертыми в кровь ладонями и возможностью лишний раз закосить в лазарете. Сейчас история повторялась. Широкая и тяжелая шлюпка упорно отказывалась держать курс в сторону материка. Приноравливаясь к ее неповоротливости, Артем налегал то на одно весло, то на другое. Раздраженно ворча, он глядел на выписываемые им на воде восьмерки, но всем видом пытался показать, что так оно и должно быть. Дескать, таким манером они быстрее достигнут цели.
Габи ему не мешала, решив, что времени у них вполне достаточно и спешить некуда, а мужское эго требует радикального выхода. Она смотрела по сторонам и ничем не выражала озабоченности по поводу его выкрутасов. Наконец, приспособившись, Артем кое-как добился от шлюпки послушания и, сообразив, что перед лицом он должен видеть заходящее солнце, — тогда за спиной будет берег, налег на весла.
Когда лодка наконец уткнулась носом в песок пустынного пляжа, солнце уже село, выглядывая из-за горизонта узким серпом. Ладони Артема превратились в два сплошных волдыря, руки и плечи онемели, а глаза не раскрывались от едкого пота, но зато он поймал на себе восхищенный взгляд Габи, и это была лучшая награда за его мучения. Пляж плавно переходил в заросший пустырь, а невдалеке виднелись крыши небольшого хутора. Решив, что молодые парень с девушкой не вызовут подозрения, они решились подойти к домам и разузнать — где находятся? Заросшее по пояс травой поле пересекала извилистая грунтовая дорога. Габи с Артемом шли, держась за руки, когда вдруг увидели, что их догоняет серый, крытый брезентом грузовик. Прятаться было поздно. Остановившись у обочины, они поджидали приближающиеся фары. Габи вышла вперед и, шепнув Артему: «старайся молчать», подняла руку. Машина затормозила. Через стекло улыбался солдат в немецкой форме. Не обращая внимания на Артема, он подмигнул и участливо спросил:
— А что делает прекрасная фройлен в вечерний час у дороги?
— Ты куда едешь? — не обращая внимания на его сально улыбающуюся физиономию, грубовато спросила Габи.
— А куда фройлен надо?
— Куда фройлен надо, ты туда не доедешь. Так говори — куда тебя черти несут?
Немец засмеялся и, кивнув на Артема, ответил:
— Он пусть лезет в кузов, а фройлен садится в кабину. Довезу вас до Мидделбурга. Кстати, мое сердце свободно.
Внезапно Габи заметила приближающийся белый автобус с нарисованным на дверях и капоте красным крестом. Это был явно лучший вариант, чем нахально ухмылявшийся солдафон.
— Зато мое занято! — отрезала она и хлопнула по капоту. — Проезжай! Нам не нужен Мидделбург.
Водитель с недовольной гримасой рванул с места, оставив за собой облако пыли. Габи вышла перед автобусом и взмахнула обеими руками. Но водитель неожиданно отрицательно покачал головой и сделал попытку ее объехать. Сидевшая рядом женщина в белом чепчике безразлично взглянула на молодую пару и уже хотела отвернуться, как вдруг ее взгляд упал на сумку с красным крестом, перекинутую через плечо Габи. Она приказала водителю остановить автобус.
— Вы, наверное, добираетесь в Кельн?
— Да, — не моргнув глазом, соврала Габи.
— Садитесь. Нам тоже туда. Какое горе, какое горе!
Женщина тяжело вздохнула.
— По радио говорили, что погибших уже тысячи. Полгорода сгорело. Во всем Кельне не осталось ни одной целой крыши, а уж об окнах и говорить нечего.
Габи, ничего не понимая, кивала и тяжело вздыхала. Но, к счастью, женщина ни о чем их не спрашивала, а сама говорила не умолкая.
— Вы, дорогуша, умничка, что откликнулись на призыв нашего руководителя Имперской медицины Леонардо Конти. В такой час ни один медицинский служащий не должен остаться в стороне. Вы при каком-то госпитале или занимаетесь частной практикой?
— Частной, — осторожно ответила Габи. — Но я твердо решила, что не останусь в стороне от людского горя.
— А ваш спутник? — женщина впервые взглянула на Артема. — Он тоже медик?
— Да! — ответила Габи. Благо, здесь ей врать не пришлось, и ответ получился более чем уверенный. Но она посчитала, что вдаваться в подробности лучше не стоит.
— А вы слыхали, говорят, из всех зданий в городе остался целым только Кельнский собор? На него не упала ни одна бомба. Наверное, он под защитой Бога.
Габи никак не могла понять, что случилось в Кельне. Лишь спустя час из сбивчивого рассказа медсестры выяснилось, о чем идет речь.
…31 мая 1942 года англичане впервые бомбили Германию, используя так называемые «налеты тысячи». И первой жертвой стал старинный город Кельн. Это была лишь первая ласточка в нескончаемой череде бомбежек. Посеянный нацистским правительством ветер теперь превратился в бурю, но пожинал ее немецкий народ. А знаменитый Кельнский собор оставался цел потому, что благодаря своей высоте и своеобразной форме был отличным ориентиром для английских летчиков, и они берегли его для следующих налетов. Это уже потом немцы привыкнут к бомбежкам и безразлично будут слушать по радио, как исчез с лица земли еще один их город. А тогда новость о жертвах Кельна всколыхнула весь народ. Тысячи волонтеров, врачей, работников «Красного креста» потянулись в старинный город, чтобы хоть как-то помочь и облегчить страдания ни в чем не повинных людей.
Медсестра Ирма рассказала, что их автобус отправлен муниципалитетом небольшого приморского городка. Но, на беду, в поселке не осталось ни одного доктора. Поскольку все врачи были мужчины, их забрали на фронт. Осталась она одна, но у нее за плечами лишь курсы полевых медсестер. Ирма горько улыбнулась и сказала, что польза будет больше от автобуса, чем от нее.
Артем весь путь молчал, глядя в окно на проплывающие мимо дома да на редкие бредущие навстречу повозки беженцев. Неожиданно в свете фар выросла фигура размахивающего руками мужчины и попыталась остановить автобус. Водитель нервно нажал на клаксон и дернул руль в сторону. Тогда мужчина встал перед капотом на колени и выкрикнул:
— Дави меня или остановись!
Автобус встал. Ирма недовольно свесилась с двери и уже хотела разразиться бранью, как вдруг увидела лежащего у дороги мальчишку.
— О Господи! Что с ним?
Мальчик лежал неподвижно, вытянув по швам тощие руки. Разорванная в нескольких местах рубашка от пояса до воротника была сплошь окрашена кровью.
— Умоляю вас! Помогите! Это мой сын.
— Да как же я помогу? Ему операция нужна! — Ирма растерянно опустилась перед мальчиком на колени. — Чем же его так?
— Я, старый дурак, виноват! — мужчина, сдерживая рвущиеся слезы, схватил медсестру за руку. — Заклинаю, не бросайте нас. У вас же красный крест нарисован. Не бросайте! У него там осколок. Я за ревом коров не услышал гул самолета и свет во дворе зажег, а он, ирод, нам на хутор бомбу сбросил. Пресветлейшая фрау, помогите! Я за вас до конца жизни молиться буду! Вы сможете, я знаю.
— Да ничего я не могу! — в сердцах воскликнула Ирма. — Давайте его в автобус. Мы в Кельн добираемся. По дороге будет Тилбург. Может, там врача найдем.
— До Тилбурга он не дотянет, — сказал мужчина, и его плечи затряслись в беззвучном плаче.
Артем и Габи помогли занести мальчика в автобус. При каждом движении тощее тельце содрогалось от боли, и с губ срывался стон. По пальцам Артема потекла теплая кровь, и он почувствовал, как в груди поднимается буря протеста. Это верх несправедливости! Так быть не должно! Этот маленький человек, не проживший и свой первый десяток лет, должен учиться в школе, а не ловить животом осколки. Почувствовав, как горло у него перехватило от сбившегося дыхания, Артем положил мальчика на деревянное сиденье и разорвал на нем пропитанную кровью рубашку.