Русская война 1854. Книга пятая - Антон Дмитриевич Емельянов
— Если честно, мы с графом не очень сошлись.
— Он стар, он сейчас ни с кем не сходится, — Орлов отмахнулся.
— Даже жалко, — признался я. — Мне бы хотелось понять, как он дошел до своей формулы, и как она в свою очередь сочетается с тем, как яростно он защищает свободы университетов или настаивает на заграничном обучении для лучших студентов.
— Тут и я вам отвечу, — Орлов поднял кружку с остывшем чаем, стоящую на углу стола. — Сергей Семенович верит в Россию, но в то же время не отрицает чужой опыт. Он считает, что мы можем построить лучший мир и лучшее общество, но зачем делать это с нуля? Свобода нужна, чтобы искать путь. Вера — чтобы отсекать лишнее. Опыт — чтобы выбрать лучшее и отказаться от опасного, а не нырять в омут просто потому, что это сейчас модно.
В школе нам такие детали не рассказывали. Бросили общую формулу, высмеяли, оставили в прошлом. А сколько за ней оказалось скрыто интересного! И неочевидного на первый взгляд.
— А вы с ним не согласны? — спросил я Орлова.
— Согласен, — тот пожал плечами, — поэтому и не мешаю Сергею Семеновичу, который настраивает Норова на возвращение всех старых вольностей, что были на время прикрыты после французской революции сорок восьмого года. Но с графом все просто и понятно, — Алексей Федорович разом стал серьезным. — А вот вы… Я уже получил доклад о вашем сегодняшнем выступлении в Академии наук. И обещании, которое вы дали Уварову. Кстати, учитывая вашу оговорку о том, что вы сегодня узнали о моем участии в кружке Елены Павловны, то просить те самые восемь тысяч душ для своего эксперимента вы хотели у нее? Не думаю, впрочем, что это сработает.
— Почему?
— Елена Павловна печется о людях, но она признает слабость женского разума и, прежде чем воплощать в жизнь свои самые смелые мечты, советуется со своим ближним кругом. А там… Вас не поддержат.
— Александр Михайлович Горчаков говорил, что либерал — это тот, кто действует без личной выгоды.
— Все мы люди, все несовершенны, — Орлов грустно улыбнулся. — Впрочем, я не буду вас останавливать, наоборот, с интересом посмотрю, чего у вас получится добиться. Но… Сначала давайте разберемся с проступком вашего казака.
Ну вот, Орлов услышал от меня все, что хотел, составил портрет и решил заканчивать.
— Расскажите, что случилось. Что именно третье отделение ставит нам в вину.
— Константин Николаевич встречался с кем-то из промышленников, подписывал с ним договор, когда ваш казак вломился и пообещал, что за предательство придется отвечать. Охрана великого князя скрутила его, но до этого сотник Эристов вырубил двоих и еще одному выбил зуб. Ну как, верите, что все так и было? — Орлов с интересом смотрел на меня. — Если да, то я вас отпускаю, и до встречи вечером в Михайловском.
— Не совсем, — я покачал головой. — Кажется, вам рассказали не все детали.
— И что же от меня утаили?
— Промышленник, с которым встречался Константин Николаевич, это Браун Томпсон, мой партнер по Волковскому заводу.
Я мысленно выругался — вот же американец удружил, нашел кого втянуть в наше дело. Неужели не понимает, что теперь любой контракт с Морским ведомством позволит великому князю выкручивать нам руки? А уж он обязательно позаботится, чтобы они появились.
— То есть ваш казак угрожал не великому князю, а Томпсону? — Орлов удивленно поднял брови. — Что ж, у меня нет повода вам не верить. Тогда вашего сотника сейчас же и отпустят, а господин Браун, если захочет, уже сам будет добиваться удовлетворения через суд.
С одной стороны, я был рад, что все так просто разрешилось. С другой, было обидно, что оскорбление и угрозы не дворянину совершенно не считаются за преступление.
— Спасибо, что во всем разобрались, Алексей Федорович, — я поклонился шефу третьего отделения и двинулся к выходу.
— Это мой долг, — тот еле заметно кивнул. — И я надеюсь, что теперь вы все же сможете удивить меня сегодня вечером. Помните, у Елены Павловны собираются самые яркие представители общества, и чтобы покорить их, чтобы достучаться, придется постараться. Впрочем, в Севастополе вы заставили слушать себя адмиралов и генералов, а это, на мой взгляд, задача даже посложнее. Так что жду…
Граф проводил меня с улыбкой, а я неожиданно понял, что мне дали еще и совет. Ведь как я смог достучаться до начальства во время осады Севастополя — стал своим, стал одним из них. Так и тут… Как сказал Орлов, у княгини собирается самое яркое общество, так вот им я и устрою не менее яркое шоу. Я отказался от этой идеи в Академии, но вот в Михайловском дворце ей будет самое место.
— Господин полковник, прощу прощения, что не сдержался и подставил вас, — Степана вывели откуда-то со стороны цокольного этажа, и казак первым делом извинился за ошибку.
— Ошибаться можно, нельзя только врать, — кивнул я своему первому пилоту. — Рассказывай теперь ты, что там на самом деле было.
* * *
Полковник Зубатов сегодня весь день страдал от переменчивости Фортуны. Сначала попал под горячую руку Константина, когда пришел предложить свои услуги. Великий князь ярился из-за того, что Александр все-таки принял Щербачева, показав всей столице, что мнение брата не играет для него особой роли. Единственное, что радовало второго сына Николая, так это то, что царь все-таки не стал отходить от общей линии, которую они столько обсуждали.
Полковника… Вернее, тогда еще капитана Зубатова в тот момент почти изгнали из Адмиралтейства, но повезло. Вовремя пришел слуга от Брауна Томпсона, который был готов заложить целую треть Волковских заводов. Изрядный куш сам по себе, но как возможность взять за горло Щербачева он и вовсе не имел цены. Естественно, Константин согласился на встречу даже день в день, придержал Зубатова, а потом случилось еще одной событие, которое так помогло жандармскому офицеру. Разъяренный предательством американца казак Щербачева ворвался в ресторан француза Данона, где князь с промышленником подписывали подготовленные заранее бумаги.
Возможно, кто-то другой и дослушал бы казака, но Зубатов
