Владислав Русанов - Отрок московский
«А что было бы, – подумал вдруг Никита, – если бы Горазд принял предложение Акинфа Гавриловича? Уж во всяком случае, большей части невзгод, выпавших на мою долю, можно было бы миновать. Ехал бы сейчас с Семеном стремя в стремя, прикидывал бы, как половчее завладеть сокровищами крыжаков… Может, и течи довелось бы омочить в крови москвичей. Зато тогда я не познакомился бы с Уланом и Вилкасом, с Малом и Василисой…»
– А как думаешь, добрый молодец, красну девицу свою выручать? – словно подслушал его мысли боярин.
– Какую? – делано удивился Никита.
– Василису свет Александровну.
Парень бросил быстрый взгляд на друзей.
Проболтались! Совсем языки за зубами держать разучились!
Да! Вилкас тут и ни при чем. Он не мог знать, с кем Никита и Улан из Смоленска бежали. Значит, татарин виноват! Вот морда косоглазая! Погоди мне, отвяжется тверич, я тебе таких пропишу…
– Улан не виноват! – сказал литвин.
«Они что, взялись мои мысли сегодня читать? Вот еще чародеи недоделанные!»
– Да ты так зыркаешь на него, будто живьем сожрать готовишься!
– Мы на дороге Илью Приснославича по прозвищу Лют повстречали, – пояснил Семен. – Вижу по глазам – знакомо тебе и имя его, и прозвище.
– Знакомо, – кивнул Никита.
– Вот он и рассказал, что вы из Смоленска не просто так убежали, а княжну прихватили.
– Никого мы не прихватывали! Она сама увязалась…
– А ты думаешь, Александр Глебович разбираться станет, кто за кем увязался? Вы за ней или она за вами? Отряды смоленских дружинников по дорогам рыщут и всех проверяют. Мое дело предупредить – приметы ваши скоро всем известны станут. От Москвы до Литвы, от Киева до Новгорода.
– Мы-то тут при чем? – растерянно проговорил Улан-мэрген.
– Вот воеводе Люту и расскажешь. А то и заплечникам княжеским.
Никита нахмурился. К чему это ведет тверич? Вроде бы по доброте душевной предупреждает… А с другой стороны, разве ему не выгодно их в сторону с пути направить для благой якобы цели? Небось тогда и ему полегче в Силезии придется. Эх, если бы кто посоветовал, что делать… Кто-нибудь мудрый и рассудительный. Учитель. Или Олекса Ратшич. Или старый Любомир…
– Ты извини, Семен Акинфович, – проговорил парень, старательно скрывая неуверенность. – Прости меня. Я тебе, конечно, благодарен, слов нет. Но нам с друзьями посоветоваться надо. Как дальше быть, что делать.
Боярин понял с полуслова. Дважды повторять не пришлось.
– Само собой. Советуйтесь. Только не забывайте, что я вас покормить обещался. Вилкас знает, где меня найти.
Он усмехнулся, коротко поклонился и, развернувшись на каблуках, решительно зашагал по узкой витебской улочке.
Проводив взглядом широкую спину Семена, Никита повернулся к татарину с литвином.
– И что делать будем, други?
– Да пошла она, Василиса эта! – немедленно отозвался Улан. – Волос долгий – ум короткий. Баатур без коня не может, а без бабы… Тьфу!
– А разве достойно мужчины бросать в беде слабого? – немедленно возразил Вилкас.
– Это она-то слабая! Эге! Как же! Андраш еще наплачется, когда эта змея ужалит его!
– Злой ты! – покачал головой литвин. – Я вот о другом думаю.
– О чем же?
– Как мы втроем на одном коне поедем дальше?
– Вот! – Улан аж подпрыгнул. – За купцом тоже не сильно погонишься на своих двоих.
Никита вздохнул.
– Думать надо. Прикидывать.
Татарин отвернулся с обиженным видом. Уж он точно все для себя решил.
Вилкас почесал в затылке, сдвигая мохнатую шапку на брови. И вдруг лицо его озарилось.
– О! Никита! Чуть не забыл… Держи!
Он выудил из-за пазухи тряпичную куклу и с улыбкой протянул ее Никите.
– Твоя?
– Моя!
Парень схватил игрушку, прижал ее к груди. Живой еще домовик или нет?
– А ты хитер, – подмигнул Вилкас. – Какой оберег раздобыл!
– Какой?
– Ну уж не знаю… Только мне показалось, что каукас у тебя там прячется.
– Кто?
– Каукас… Ну, домовой по-вашему. Дед мой так его называл. А бабка говорила – каукас. Он мне подсказал, что тебя под Витебском искать надо.
«Вот спасибо, дедушко… – подумал ученик Горазда. – Может, ты еще подскажешь, как дальше быть? Искать Василису или на закат скакать, боярину Емельяну вдогон?»
Он с надеждой глянул на куклу. Но домовой молчал. Будто давал понять, что есть в жизни каждого человека поступки, на которые он должен решиться сам, без посторонней помощи и подсказок.
Глава четырнадцатая
Студень 6815 года от Сотворения мира
Лесная дорога под Витебском
Полоцкая земля, Русь
Вилкас похлопал по шее пегого жеребца.
– Один ты у нас остался на троих. Вся надежда теперь на тебя…
Никита рассмеялся.
– Был бы он длиной как лавка в гриднице, да о восьми ногах! Мы бы тогда помчали бы как ветер!
– А правда, – обратился литвин к Улану-мэргену, – что в Орде есть такие звери чудны́е – больше коня, мохнатые, а на спине – два горба?
– Ага! – отозвался татарин. – ТэмэгэнТэмэгэн – верблюд.1} называется. Сильный, как три коня! Если запрячь, то не кибитку, а целую юрту на колесах тащить может. Выносливый! По степи идет, по пустыне идет. Колючку жует! Десять дней может не пить ничего!
– Вот это зверь! – восхитился Вилкас. – Нам бы такого! Смог бы он троих на хребте унести?
– Смог бы! Запросто!
– Здорово! Э-э! Погоди! Да он наверняка медленный, как корова. Еле тащится, поди!
– Еще чего! – Глаза ордынца задорно блеснули. – Тэмэгэн бежит – не всякий конь угонится!
– Бежит – земля дрожит! Упадет – три дня лежит! – Вилкас подмигнул Никите.
– Глупости говоришь! – возмутился татарчонок. – Самые знаменитые баатуры верхом на них охотились на волков и на сайгаков. Сидишь между горбов и стрелу за стрелой пускаешь.
– И не трясет?
– Тэмэгэн – иноходец!
– Каждый?
– Каждый. По-другому бегать не умеют.
– Здорово! А что он ест так мало?
– Он и пьет тоже мало!
– Да я верю! А почему? Коня вон каждый день кормить надо!
– Сказал! То конь, а то – тэмэгэн. Старики говорят, он, мол, в горбах еду с водой носит.
– Как это – в горбах? В каких горбах?
– А на спине у него горбы. Когда сытый и отдохнувший, они толстые, как налитые. Как…
– Да ладно, я понял! – расхохотался литвин.
– А когда голодный, висят, как тряпочки.
– А как же он еду в них прячет?
– Откуда мне знать?
– Э-э-э… – скривился Вилкас. – Не знаешь, а говоришь.
Он тряхнул головой и запел:
Pririso zirga prie tvoros,Prie lelijeles ir rutos,Pamuiste zirgas galvele…[120]
Улан-мэрген сморщился и зажал уши руками. А Никита только улыбнулся. Благодарение Господу, он вновь на свободе. Идет куда хочет, болтает ни о чем, зато с кем хочет. Это ли не счастье?
– Думаю, тэмэгэнов мы здесь не найдем, – сказал Никита. – Что-то не припомню я, чтоб они водились в русских землях. А потому надо на ноги уповать. Мой дед говорил, что ноги надежнее любых коней.
– Как могут ноги быть лучше коня?! – возмутился ордынец. – Конь для баатура – лучший друг. Нет коня – нет баатура.
– Коня кормить надо. От волков защищать, – пояснил Никита.
– А еще лечить! – вмешался Вилкас и похлопал пегого по шее. – Так ведь, дружище? Ковать! Да от конокрадов отбиваться!
– Что ты говоришь?! – Улан аж подпрыгнул. – Конь, как ветер! Несет тебя к цели! Да в бою конь – помощник баатура!
– Шучу я, шучу, – отмахнулся литвин. – Разве я против коней? Верхом и быстрее, и веселее… Только один он у нас остался.
Пегий скосил глаз на хозяина, будто понимал, что о нем речь идет. Чтобы не делиться, кому ехать, а кому пешком идти, коня навьючили всякими припасами. По большей части подарками Семена Акинфовича.
Никита никак не мог понять, что же толкает молодого боярина помогать ему. А раз нельзя понять, нужно опасаться. К этому парень уже привык за время путешествия. Трудное это дело – к каждому встречному относиться с подозрением. Душа протестует. Хочется идти по жизни с открытым сердцем, не ожидая подвоха. Вот если бы кто-то мог подсказать… Но домовой молчал. Хотя и приснился пару раз – выбирался ночью из куклы, копошился, ворчал, качал головой. Никита пытался его спросить – чего ждать? Но «дедушка» молчал…
И Горазд больше не приходил во сне. Не учил жизни. А жалко. Его совет мог бы помочь. Как тогда говорил учитель, когда приснился парню у костра, в смоленском плену?
«Учись, Никитша, смотреть. Учись не просто смотреть, а видеть. Видеть людей. Все мы носим личины… Нужно научиться заглядывать под них. Читать в душах…»
Да как же научиться!
Как узнать – Семен Акинфович притворяется или от чистого сердца помогает?
Вот Мал сперва не понравился, сильно не понравился, а на поверку вышел хорошим человеком. И Василиса на первый взгляд показалась вздорной девчонкой, невесть что вообразившей. А теперь душа надвое разрывается: ее выручать или княжье задание выполнять? И никак не получается рассудить по совести. И одно и другое важно. Если хочешь себя, конечно, уважать после всего, что совершишь.
