Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!
В моем мире таких ужасных старух нет. А если и есть по недосмотру кровососов, то никому они не показываются. Бесы! Я даже не думал никогда, что женщина может быть настолько стара и страшна! А увидели бы ее Анку — разбежались бы и попрятались!
Я невольно отступаю назад и отвожу взгляд, а Иштван смеется:
— Не бойся, не наведет на тебя порчу, если ей не заплатить.
— Чего тебе, Иштван? — вопрошает чудовище скрипучим тонким голоском — точно будто кто-то хитро ножом по тарелке скребет. Удивительно, но зубы в широкой пасти видны молочно-белые, здоровые и крепкие.
— Мать послала, — громко врет мальчишка. — Справиться, как ты здесь? Жива ли еще?
— Не дождетесь, — мрачно отвечает карга. — Жива. Что еще?
— Дело у нас к тебе, тетка, — подмигивает Иштван.
Она долго соображает, потом вытирает ладони о перепачканный чем-то передник и скрипит опять:
— Ну, проходи. Только обувку скинь на пороге. Ну, ты порядок знаешь.
Иштван кивает мне и тянет за собой в темные внутренности дома, где — я уверен — тысячу лет назад обосновалась эта ужасная ведьма!
Коня привязываем к торчащему из стены кольцу, покрытому изрядной ржавчиной, и суем в зубы морковку.
В доме удивительно чисто — будто и нет снаружи зловонного Арля.
Все аккуратно разложено, повсюду белые накидки, на окнах, прикрытых ставнями, кружевные занавески. На второй этаж ведет прочная лестница с резными балясинами.
— Какое дело? — карга уже устроилась за массивным столом.
— Покажи ей, — командует Иштван.
Я выкладываю золотой кругляш перед страшной Магдой.
Она ловко нажимает на него ногтем, так что тот становится на ребро, перехватывает его двумя пальцами и без лишних церемоний тащит его в свою раззявленную пасть! Я пугаюсь, что она сейчас сожрет четверть моего нынешнего состояния, но все обходится: она всего лишь прикусывает монету зубами. Потом подкидывает на ладони несколько раз и припечатывает золотой к столу.
— Кого ограбили, засранцы?
Я собираюсь возразить, но не успеваю — вмешивается Иштван:
— Какое тебе до этого дело, старая?
— Язык подбери, племянничек, — советует карга. — Много у вас этого?
— Сколько серебра дашь? — переводит разговор в деловое русло мой спутник.
— Сколько у вас золота? — настаивает ведьма.
— Ты цену скажи, тетка! — упорствует Иштван.
— За один золотой — одна, за десять — другая, — терпеливо поясняет тетка. — А за сотню — мне вас проще в землю закопать.
— Тю, — фыркает племянник. — Руки коротки!
— Четыре монеты, — я вступаю в разговор, грозящий затянуться надолго. — Нужно серебро.
— По полсотни за каждую.
Я смотрю на Иштвана, потому что сам не знаю — хорошую ли цену нам предложили?
— Годится! — важно кивает он. — Только еще по одной серебряной за каждую золотую — мне. За то что свел.
Я выкладываю на стол остатки своего сокровища, оставляя в карманах одно лишь олово, а эти двое продолжают торговаться за мои деньги. Сговариваются на том, что мальчишка получит три серебряных сольди. И будет молчать о сделке вечно.
Магда куда-то уходит, мы слышим, как она где-то копошится, время от времени до нас доносятся громкие ругательства и проклятья.
Две сотни монет — это как раз примерно четыре фунта. От своих щедрот ведьма добавляет еще специальный пояс для тайной переноски денег. В нем с особой тщательностью сделаны хитрые потайные кармашки, в каждый из которых легко помещается четыре серебряных сольди.
Затягиваю пояс на теле, рассовываю по кармашкам свое серебро и накрываю рубахой — снаружи ничего не видно!
— Убьют вас, — спокойно сообщает старуха. — У убивчиков на такие вещи наметан глаз. Зараз вычислят тяжесть. Уезжайте из города, да поскорее.
Я хочу возразить, что если кто-то посмеет на нас напасть, то тут же явятся Анку и накажут разбойника, но вовремя спохватываюсь и прикусываю свой болтливый язык.
— Верно, тетка, говоришь, — соглашается Иштван. — Мотать нам отсюда нужно. Я свои деньги-то у тебя оставлю? На маяке их все одно тратить не на что.
Старуха кивает, соглашаясь, принимает деньги и поднимается, показывая нам, что пора бы уже и выметаться.
Мы спешим убраться из Арля и мне ничуть не жаль, что не успел я познакомиться с его обитателями, храмами и дворцами. О первых я и без знакомства невысокого мнения, а насчет последних уверен — в хлеву сокровищ быть не может.
Мне отчего-то светло и весело. Обменянное серебро приятно отягощает пояс, мне мнятся разнообразные колюще-режущие предметы, стрелы с серебряными наконечниками, целая оружейная комната, заставленная копьями, алебардами, палашами — и все с серебром!
Уже почти оказавшись в лесу, Иштван вспоминает:
— Папаша ругаться будет — про сапоги-то я забыл! Да и черт с ними, нам поспешать нужно! Как бы разбойничкам не попасться.
Мне это непривычно — бояться людей, а не Анку. В Хармане я мог бы выложить деньги перед собой на большое блюдо и везти через всю страну, не скрываясь — никто бы и не подумал, что можно их отобрать.
Ну и разумеется, всегда так происходит, что когда чего-то боишься — оно непременно случается.
На дороге нас ждут — два заросших бородами громилы с вилами. Он и незаметно поднялись с земли. На одежде висят веточки, куски дерна — в паре шагов проедешь от такого, когда он лежит на земле, и ничего не заметишь.
А за спиной — еще парочка. Тоже звероватого вида. Морды раскормленные, наглые.
Мы останавливаемся от передних в двадцати шагах, кажется наш Конь испугался еще больше нас.
— Что везем? — орет один из бородатых.
Иштван вместо того, чтобы смиренно отвечать, как и положено юнцу перед бывалыми бандитами, деловито снимает свой уродливый лук, вставляет в него ублюдочную стрелу, и, нисколько не заботясь о прицеливании, просто выпускает ее в сторону разбойников.
Я понимаю, что теперь нас живыми точно не отпустят, лезу за тесаком, чтобы подороже продать свою шкуру, но с удивлением замечаю, как бородач вскидывает руки к лицу — в его глазу торчит и дрожит оперенная ветка! Он начинает падать на колени, а второй разбойник перехватывает вилы поудобнее и устремляется к нам!
А с лука Иштвана уже срывается вторая — последняя — стрела, бьет мужика в раскрытую пасть и пробивает его насквозь! Просто заточенная ветка! Он падает на спину, сучит ногами и клокочет горлом что-то непонятное. Я протираю глаза, не в силах поверить в такое чудо, а Иштван уже лупит пятками в живот Коню и у того словно крылья вырастают — мы мгновенно уносимся с места короткой стычки под гневные крики оставшихся на дороге разбойников.
— Как? Как ты это сделал? — во рту полощется набегающий ветер, но откладывать вопрос я не могу — очень уж любопытно.
— Так высокая госпожа меня даром наделила, — сообщает мне простую правду Иштван и довольно щурит глазки. — Вишь как работает? Не зря весь день за собой таскал. А ты ничего, не испугался. Драться собирался?
Я мрачно киваю, подсчитывая свои шансы на успех в этом безнадежном сражении, и выходит у меня, что против четверых мужиков я бы не потянул даже вооруженный до зубов.
— А чем дрался бы? У них же вилы. Разом тебя насадили бы на них — вот и вся драка.
Конь потихоньку замедляется, да и нет уже надобности в скачке: разбойники остались в начале леса, а мы уже миновали его конец и начали подъем.
— Поглядывай назад, — предупреждаю спутника. — А то бросятся в погоню.
— Эти-то? Не, до маяка им нас уже не догнать. А если нападут на маяк, купеческий дознаватель их сварит в масле, но перед этим спустит шкуру — чтоб другим неповадно было. У папаши хоть и небольшое жалование от городского Совета, но зато гарантия неприкосновенности. Ведь если корабли начнут биться о скалы потому что папаша где-то с перерезанной глоткой валяется, городской старшине это не понравится?
— Наверное, — соглашаюсь, а сам думаю, что в Хармане вообще бы никому в голову не пришло отбирать силой что-то у соседа.
Чешу затылок и потихоньку начинаю сомневаться — так ли уж вредны Анку, как я себе вообразил?
— Наверное, так, — повторяю не придя ни к какому выводу в своих раздумьях.
А сам достаю полюбившийся тесак, который все время так и болтался под курткой на веревке.
— Хоро-о-о-шая штучка, — Иштван тянет к нему свои лапы, и я не отказываю.
Он трет лезвие рукавом, смотрит на серебряные узоры с обеих сторон, цокает языком и даже пару раз машет клинком, будто бы разрубая подступивших врагов.
— А ты им владеешь? — спрашивает.
Я пожимаю плечами:
— Чего там владеть? Размахивайся да руби.
Иштван передает мне тесак и заявляет:
— Так только мясники делают. В прошлом месяце ездили с папашей в город, там давали представление четыре поединщика. Ну, знаешь, такие, из свободных. Кампионы. Что они вытворяли своими мечами! Вот если бы высокая госпожа наделила меня таким умением — я бы этих разбойничков в мелкие лоскуты посек даже с коня не слезая!
