Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!
Море внизу, под дорогой, на удивление спокойно и ласково, в прозрачной его воде искрятся блестки лучей первого встающего солнца. Легкий ветерок короткими порывами приятно освежает и пробуждает от сна. Перистые облака где-то далеко в небе прячут упрямую луну, не желающую уступать место здешним солнцам. Красиво. И никаких Анку. Я уже начинаю жалеть, что не согласился на предложение Хине-Тепу. Было бы, наверное, неплохо остаться здесь, когда все закончится. Ведь Туату, если я правильно понял, очень нечастые гости на этой земле. Целые поколения проживают свои жизни, ни разу не услышав о них. Может быть, я опять поторопился, отказавшись?
Вокруг так тихо, что мне даже удается расслышать шорох одежд моей спутницы. А ведь я уже считал, что она движется абсолютно бесшумно.
Только у самых ворот на древнее кладбище нас окликает Иштван-младший:
— Эй, Одон! Высокая госпожа!
Мы останавливаемся, он, запыхавшись, подбегает ближе, бухается перед Туату на колени, и выпаливает:
— Возьмите меня с собой! Я пригожусь!
В руках у него вчерашний «лук» и десяток оперенных прутьев. И больше ничего — даже нет узелка с хлебом и сыром.
Хине-Тепу всем видом показывает, что ей наплевать на будущее этого недотепистого придурка и отворачивается в сторону моря, оставляя решение за мной. Я недолго смотрю на ее лицо, такое почти человеческое, милое и в то же время отстраненно-холодное. Она как мраморная статуя, которой ровным счетом безразличны желания окружающих ее поклонников.
А мальчишка ждет и даже губу прикусил от волнения.
— А как же фехтовальная школа, Иштван? — спрашиваю его. — Служба, о которой ты вчера рассказывал?
— Да ну их! — он машет рукой. — Мне ведь еще и шестнадцати нет. Даже если возьмут, то поставят за лошадьми смотреть, да кирасы чистить. На этом много не заработаешь.
— А с нами ты рассчитываешь разбогатеть? — Мне становится весело. — Мы идем в очень опасное для людей место, Иштван. Там можно легко сложить голову.
Я даже представить себе не могу, каким образом можно получить на него подорожную. Квартальные ведь взяток не берут как здесь.
— А в войске нашего князя, думаешь, это сделать трудно? — он улыбается, ровно как наш деревенский дурачок. — Я видел, сколько у тебя серебра! Можешь даже не заботиться обо мне, я просто буду рядом и своего не упущу!
Он не знает ценности серебра в моем мире. Даже не представляет, что две сотни монет на моем поясе под рубахой — это почти все серебро, доступное людям. И все равно мне не хочется брать его с собой. Мало ли что Хине-Тепу в голову взбредет? Это со мной у нее договор, да и тот мне больше мнится, чем существует на самом деле, а с ним — никаких договоров и вовсе нет. Даже воображаемых.
— Там все другое. Ты будешь там чужим. И то недолго — до первого Анку.
— А здесь я свой, да? Брось. Отцу я только лишний рот. И кто такие Анку?
Я оглядываюсь на Туату. Кто такие Анку? Узнаешь, парень, если будешь излишне настойчив. Узнаешь и навсегда проклянешь это знание и того, кто тебя в него посвятил.
— Анку… Это такие бесы, Иштван. В мир которых мы направляемся. И мне предстоит с ними драка. Они пьют кровь людей, убивают нас. Они необыкновенно сильны и простому человеку нет от них защиты. Однажды они приходят за каждым и жизнь человека обрывается помимо его воли…
По расширившимся глазам Иштвана я соображаю, что перечислением достоинств и пороков остроухих только еще сильнее возбуждаю его интерес. Ему уже видятся подвиги, победы, награды и обязательный памятник Иштвану-Освободителю посреди большой столичной площади. Какой наивный глупец! Для него все очень быстро кончится при первой же встрече с черными фигурами в блестящих масках. И никакого геройства. Только смерть, тлен, забытье.
Мне не хочется брать на себя эту обузу. А в том, что он станет обузой, я не сомневаюсь ни мгновения. Как слепой щенок будет тыкаться в несуществующие преграды и отнимать кучу времени там, где все могло бы пройти быстро и гладко.
Я перевожу взгляд на Хине-Тепу, она замерла и делает вид, что ничего решать не желает.
— Ты хочешь совершить ошибку, Иштван, — рассудительно так произношу, как школьный учитель. — Из того мира нет возврата. Ты никогда не вернешься к отцу и матери…
— Век бы их не видеть! — громко выкрикивает мальчишка непонятные мне слова. И в голосе его звучит ненависть. — Им никогда не было до меня никакого дела!
Вернее, слова-то, сказанные им, мне понятны, но смысл, в который они складываются, для меня такая же нелепица как привычная здесь формула «Высокая госпожа — покровитель бездомных». Как можно настолько плохо относиться к самым близким людям? Как вообще их можно ненавидеть? За что?
Я вспоминаю своих родителей. Святые Духи! Да я бы все отдал, лишь бы встретиться с ними еще раз, сказать что-то, что никогда прежде не говорилось.
— Помнишь про мое умение стрелять без промаха и сразу насмерть? — выкладывает он последний козырь. — Я смогу быть полезным!
Я беспомощно гляжу на Сиду. Она пожимает плечами — ей безразлична судьба Иштвана, как и будущее всех остальных людей — ведь мы для нее просто говорящие недоразумения, которых нет необходимости принимать в расчет. Но мне его дар пришелся бы кстати.
— Скажи мне, Хине-Тепу, твой дар Иштвану будет работать там?
— Пока он будет в него верить.
— А потом?
— А потом не будет.
— Получается, что ты его обманула?
— Нет. Получается, что он полез туда, куда не должен был попасть никогда.
— Ты обещала ему три года.
— Я не сказала где.
— Ты не сказала — где. Значит — всюду!
— Значит — там, где ему дан дар.
Цепь ее рассуждений заводит меня в тупик. Я не согласен с такими неоговоренными заранее условиями — так сделки не заключаются, но возразить мне нечего. Она подарила — ей виднее.
— Ты слышал? — обращаюсь к Иштвану. — Твой дар в том мире будет работать очень недолго.
А сам принимаюсь соображать — с чего я так решил? Ведь еще месяц назад я сам не знал ни о каких Туату. Для меня, да и для всех остальных, на земле существовали только кровососы-Анку. Если сочинить для Иштвана хорошую легенду…
— Хине-Тепу, а ты можешь сделать из него Анку Сида Беернис?
Она плавно кивает и добавляет:
— Даже из собаки или лошади, если это будет нужно. Но сейчас я не стану этого делать.
Я бы тоже не стал кусать собаку — бесполезное это дело. Только шерсть в рот набьется, а шкуру так и не прокусишь. Впрочем, у меня не такие зубы, как у моей нынешней подружки. Ее-то клыками я как-то раз имел счастье полюбоваться — куда там собаке!
— А если он станет Анку, то сохранится ли его умение?
Иштван вертит лохматой башкой, пытаясь поспеть за нашим разговором, разобрать смысл, но по его оловянным глазам понятно, что для него наш диалог такая же загадка как для меня его нелюбовь к родителям.
— Не знаю, — Хине-Тепу даже наморщила свой чистый лобик, — никто никогда не обращал одаренного. Слишком мало получивших дар. Не знаю.
Мне трудно на что-то решиться. Иштван смотрит на меня умоляюще, Туату на все плевать, а я…
— Если ты передумаешь, Иштван, и начнешь меня в чем-то винить — я просто убью тебя, — говорю очень медленно, чтобы он осознал каждое слово. — Это — только твое решение, не мое.
— И вернуться будет нельзя. Здесь не должны знать об Анку, — добавляет Сида.
— Тем лучше! — непонятно чему радуется мой новый спутник. — Я своим записку оставил — чтоб не искали и не ждали. И про деньги у тетки написал. Вот и началась у отца обещанная ему удача.
Он поднимается с колен, отряхиваться не спешит.
— Ты умеешь писать?! — для меня эта грань его таланта является настоящим открытием.
Мне казалось, что здешние обитатели грубы, тупы и непритязательны. А уж в умении писать я бы не заподозрил даже мэра здешнего городка. Да я готов спорить, что в городе не было ни одной вывески с названием корчмы или цирюльни! Только картинки, намалеванные кривыми руками — рыба на тарелке или ножницы.
— Когда у тетки жил, научился, — морщится Иштван. — Только ошибок много, Магда ругается. А по мне — главное, чтобы понять можно было, о чем речь идет, а ошибки — это ерунда, вроде щепок на оглобле: лошади тащить телегу они никак не мешают.
Хине-Тепу говорит:
— Возьми его за руку, — и сама хватается за мою ладонь. — Идемте, пора.
И мы поочередно проходим через ворота.
Глава 9
Которая начинается с блужданий в очень необычном месте, а заканчивается началом следующей главы
Здесь все изменилось! Нет больше высоких зеленых холмов — вокруг простирается громадная пустошь, равнина, края которой не видно! Я оглядываюсь — за спиной никаких ворот! Можно брести в любую сторону, на мой взгляд, они все равнозначны, но Туату целеустремленно направляется вперед и чуть вправо.
