Красный вервольф - Рафаэль Дамиров

— Во сколько это было?

— Я точно не помню, но уже стемнело. Примерно в одиннадцать вечера.

— Зачем он приходил?

— Известно зачем, — надула губки девица. — За тем же, что и вы недели две назад.

— Десять дней назад, — уточнил обершарфюрер, чуть улыбнувшись одним уголком рта.

Ага… Не все так плохо. Интересно, в «подвал» Злату не потащили из-за того, что она оказывала свои особые услуги «колбасе» и он на нее запал? Нет, вряд ли… Запал-то запал, вот только такие крысы ничем не гнушаются. Скорее всего, у Златы есть покровитель званием повыше. Она мне ничего о нем говорила. Хотя, возможно и не знает, что кто-то из ее клиентов попросил дознавателя обращаться с ней деликатнее. Много всяких чинов через Злату проходят, а она в них особо не разбирается.

Так-с… Надо устранить этот пробел. Составить список поимённый и со званиями всех ее постоянных клиентов. Может пригодится. Имя Злата сможет запомнить, а вот в погонах и нашивках разбирается, как тракторист в балете. А что, если?.. В голову неожиданно пришла полубезумная мысль. Что если попросить Фиму запоминать, а потом рисовать погоны всех, кто вхож к ним в комнату. Мальчик явно одаренный в рисовании. Хоть и считают его ущербным в общении и социализации. Как там эта болезнь называлась? Не помню, когда ты вроде отсталый, но в то же время гений. Какой-то нестандартный вид аутизма, вроде…

— Во сколько господин Гогензайм ушел? — продолжал спрашивать дознаватель.

— Так почти сразу и ушел, — скривилась Злата. — Буквально на пол часика его и хватило. А еще солдат называется.

— Он не солдат, — уточнил фриц, как бы принижая сексуальные достоинства своего земляка. ¬— Зондеркоманда «Х» Аненербе не солдаты. Он что-нибудь рассказывал про свою деятельность?

— Конечно, — закивала Злата, — Много чего рассказывал. Но не в тот вечер, а раньше. А в тот вечер, как мне показалось, Карл, то есть господин Гогнзайм, куда-то очень торопился. Был чем-то крайне обеспокоен. У нас даже не сразу все получилось с ним. Ну… Вы понимаете?

— Куда торопился? — насторожился дознаватель и даже перестал покачивать на стуле ногой.

— Я не знаю.

— Что именно он вам рассказывал?

— Так кто ж его разберет? — фыркнула девушка. — Я по-немецки не понимаю. Болтал всякое на своем. Ручки целовал. А-а… Песню еще пел. Ну эту, которая на площади всегда играет. Не знаю название.

— И куда он ушел, вы не знаете?

— Нет, но думала, что домой. Время уже позднее было. Тут либо домой, либо в бордельхаус. Но, говорю же… Ему и меня много в тот вечер было. Какой ему бордельхаус?

— Ясно, — процедил СД-шник явно не удовлетворенный полученной информацией. — Не возражаете, если мы все тут осмотрим? В вашей комнате?

— А если и возражаю, кто ж вас остановит, немчура проклятая? — с ясной улыбкой проговорила девушка, и незаметно скосив на меня взгляд, добавила. — Ты это им, Саша, не переводи.

Я молча кивнул, а про себя подумал: «Ясен перец». Но с такими выражениями поаккуратнее надо быть. Некоторые слова эти гады понимать могут. Или фразы даже. Но наши СД-шники оказались полными профанами в русском языке, а перевел я им фразу Златы, как «конечно, господа, делайте, что считаете нужным. У меня от властей нет секретов».

Фашики принялись обыскивать комнату. Сначала, как бы деликатно, а потом совсем разошлись. Перевернули все вверх дном и даже ковер с пола стянули. Я глянул вниз. Твою мать! Там, между половиц присохло пятнышко крови. Черт! Это с убитого натекла, когда я ему нос вмял. Ковер то мы постирали, пятно на нем затерли, а вот несколько капель просочилась между досок. В ночной темноте мы и не заметили.

Фрицы рыскали по комнате, и «колбаса» приближался уже к тому месту, где присохла злополучная кровь.

Я встал с табурета и поставил его впереди себя, на то самой место, где была улика.

— Простите, обершарфюрер. У меня много работы. Я могу быть свободен?

«Колбаса» задумчиво почесал двойной подбородок, поводил по комнате рыбьими глазками и проговорил, игнорируя меня и обращаясь к девушке:

— Прошу прощения, фройляйн Злата, за причиненный беспорядок. Мы уходим. Но я надеюсь скоро нанести вам визит в другом качестве. Как насчет завтрашнего вечера?

— Завтрашний вечер у меня свободен, — выдавила улыбку девушка, а я с облегчением выдохнул.

Вроде пронесло… Бляха, повезло СД-шникам.

Глава 15

Кузьма остановил кюбельваген перед крутым поворотом дороги.

— Дальше не повезу, — сказал он. — Тут, значицца, тебе лучше свернуть в лесок и срезать напрямки. На околице иногда патруль дежурит, лучше не попадайся.

— Понял, — кивнул я.

— И смотри еще на станции не шибко высовывайся, там в крайнем доме живет Федя, однорукий, его на охоте медведь поломал. Так вот он доносчик фашистский. Ему делать весь день неча, вот он и высматривает.

— Не переживай, отец, даже высовываться не буду, — я похлопал его по плечу и выскочил из «лоханки», как такую машинку фрицы называют. Кюбельваген для псковских лесов — отличный агрегат. Проходимый, неприхотливый. Хоть и на вид неказистый, с фарами на ножках и запаской на морде. Я не стал спрашивать, за какие заслуги Кузьма заполучил этого зверя в свое единоличное пользование. Видать, ценный кадр. На восстановление железной дороги фрицы массу сил тратят, рабочих по шестнадцать часов в сутки работать заставляют… Готовятся трофеи вывозить со страшной силой, твари.

Я махнул Кузьме рукой и нырнул в придорожные кусты. Волосы после бани были еще влажными. Под этим предлогом у меня сегодня был сокращенный рабочий день, да и в бане я изо всех сил старался быть заметным, спор с одним деятелем из «новой русской администрации» устроил. Пришлось даже слегка осадить, чтобы до драки дело не дошло. Драки оккупанты не одобряют, можно даже в карцер загреметь за такое дело. Но главного я добился — все, кто слышал нашу перепалку, запомнили, что я был в бане на Плехановском посаде. Алиби есть.

Я шел через знакомый-незнакомый лес осторожно, внимательно оглядываясь и подмечая все мелочи. От барского охотничьего домика в моем времени остался только заросший фундамент, и про него рассказывали массу баек, разной степени ужасности. Здесь в сорок первом изящный домик из красного кирпича был еще почти целым. Ну, в том смысле, что добротные кирпичи рачительные деревенские хозяева еще не растащили для своих бытовых нужд, так что строение и впрямь было похоже на небогатую дореволюционную дачку. И даже плотина на ручье еще