Красный вервольф - Рафаэль Дамиров
— Это Мануш… — Рубин вздохнул. — Был.
Цыган резко отвернул лицо и шмыгнул носом.
— У тебя были ученицы? — быстро спросил я, чтобы замять трагичную тему.
— Я же хореограф, — улыбка Златы получилась тусклой. Тень улыбки, скорее. — Работала в доме культуры, девчонок учила балету. А моя подруга играла в театре. Ой, мы же с ней встречались недавно. Их из труппы только десять человек осталось, кто-то успел эвакуироваться, кто-то погиб. И неделю назад к ним явился этот… Ну, знаете, Черепенькин, учитель-выскочка. Его фрицы в отдел пропаганды взяли, он возомнил себя режиссером и пьесу принес. Будем, мол, ставить. Чтобы русским показать, что с немцами сотрудничать полезно. Говорят, скоро театр снова откроют.
— Это который Черепенькин? — встрепенулся Рубин. — На жабу похож? Вся морда в бородавках и рот кривой?
— Да-да, — Злата покивала. И принялась торопливо рассказывать историю про свою подругу, которой в новой пьесе досталась роль умницы-студентки, которая доказывает своим дремучим родителям, что немцы хорошие, а коммунисты плохие.
Рубин заметно оживился, у них со Златой нашлось масса общих знакомых, которых они азартно обсуждали. Смеялись. Я в разговор не вмешивался. Пусть они будут на одной волне, работать вместе будет легче.
Да и план мы уже обсудили, зачем по сто раз одно и то же перетирать?
Что Марфа или еще кто из соседей услышит, я не волновался. В дом Рубин пробрался через окно, никто его не видел. А то, что в комнате Златы происходит, было слышно только на моем чердаке.
— Евдоксий… — почти пропела Злата и засмеялась. — Что за имя такое? Никогда не слышала, чтобы кого-то звали Евдоксий. Ты где его взял вообще?
— Да ты что?! — возмутился Рубин. — Это же знаменитый греческий мореплаватель!
— Ой, не могу! — прыснула Злата. — Никогда о нем не слышала! И чем же он прославился?
— Однажды он нашел обломок корабля с головой коня, — важно заявил Рубин.
— Ах, коня! — фыркнула Злата. — Это, конечно же, великое открытие!
— Не смейся! — надулся Рубин. — Это батюшка рассказывал в воскресной школе. Я туда тайком убегал, чтобы родные не знали. А когда пришел в табор… Ну… Тогда… — глаза его снова подернулись слезами. — Там было серо от фрицев. Меня тоже схватили, но я закричал, что я грек. И что меня зовут Евдоксий. Потому что только это имя и вспомнил.
Я вполуха слушал их разговоры и крутил в голове наш план. Эх, не хватает нам для расклада еще одного человека. И я даже знаю, какого, только вот как с ним связаться? Я здесь, а он там, в лесу. Причем как раз рядом с Заовражино, где коллекцию и собираются передать…
— Рубин! — воскликнул я и внимательно посмотрел на цыганенка. — Ну, то есть Евдоксий. Надо привыкать так тебя называть, а то из фрицев еще услышит кто…
Злата и Рубин замолчали и уставились на меня.
— Ты же можешь незаметно выбраться из города? — спросил я. Сам-то я мог, конечно, но я же теперь на службе, если возьмусь у графа отпрашиваться к родственникам в Заовражино сгонять, на меня странно посмотрят.
— Обижаешь, дядя Саша! — гордо выпрямился Рубин. — Конечно, могу! Их лопоухие постовые нипочем меня не заметят!
— Тогда есть одно дельце, — я подался вперед. — Злата, водится у тебя в комнате карандаш и бумага?
— Да, Фима любит рисовать, — Злата встала, выдвинула ящик из комода, достала альбом для рисования и стакан с множеством огрызков цветных карандашей. Пролистала страницы, нашла чистую, аккуратно вырвала. Хм, а рисунки у ее Фимы какие-то совсем даже не детские, насколько я успел заметить. Глянул на мальчишку. Тот сидел, спрятавшись за креслом. Раскачивался и беззвучно шевелил губами. Будто пел песенку или считалочку повторял. В нашу сторону он не смотрел.
— Вот, держи, — Злата протянула мне бумагу и карандаши. — Или нужно несколько листов?
— Давай второй, — кивнул я. — Записку еще напишу.
Я быстрыми штрихами набросал план окрестностей Заовражино, обозначил место, где стояла избушка Кузьмы. Отметил еще пару приметных мест. Глянул на Рубина. Тот морщил лоб, соображая, где это.
— А, я понял! — просиял он. — В Заовражино еще вокзал такой с башенкой. А эта дорога заброшенная. И еще там развалины охотничьего домика барского какого-то недалеко, так?
— Точно, — кивнул я. — Сможешь туда метнуться по-быстрому и одному хорошему дядьке про наши дела рассказать?
* * *
Когда я явился на работу, Марта уже сидела за своим столом и деловито стучала на печатной машинке. Я устроился за своим рабочим местом, разложил бумаги, заправил ручку чернилами, даже умудрился не обляпаться в этот раз. Бл*ха, а я прямо чувствую, как вживаюсь в роль конторского служащего! Очечки на носу, стол весь бумагами завален, на службу к девяти, как штык. Даже задумался, а не обзавестись ли нарукавниками, которые бюрократы прошлого носили. А то с непривычки уже обзавелся на новенькой гимнастерке несколькими выразительными чернильными пятнами…
Обе двери в кабинет графа были закрыты — и от нас, и из коридора. Значит кого-то он там принимает с утра пораньше. Ну и ладно, значит возьмусь пока очередной каталог на немецкий переводить. Работой он меня завалил с запасом.
Только я нацелился кончиком пера на чистый лист, на столе Марты звякнул телефон.
— Герр граф просит тебя зайти, — сказала она и положила трубку.
Рядом с роскошным графским столом терлись два фрица. Серая форма, погоны с зеленым кантом, у каждого на рукаве — черный ромб с буквами SD.
— Вы же понимаете, обершарфюрер, что у моего переводчика и так много работы? — с едва заметным, но нескрываемым превосходством проговорил граф.
— Герр граф, но ведь мы уже договорились, — тот, кто говорил, был невысокого ростика, слегка полноват в талии, и слишком сильно затянутый ремень делал его похожим на колбасу.
— Надеюсь, это не займет много времени, — сухо проговорил граф. — Герр Алекс, вы пойдете с ними. Слухи о вашем таланте переводчика уже заполонили всю комендатуру. Герр обершарфюрер, вы обещали, что к полудню вернете его на рабочее место!
— Непременно, герр граф! — «колбаса» обрадованно расцвел. — Мы можем идти?
— Ступайте уже! — раздраженно бросил граф и уткнулся носом в книгу. Ту самую, что я вчера случайно снял с его полки. «Вервольф» Германа Ленса.
СД-шники рванули к двери с явным облегчением на лицах. Да уж, граф все-таки тот еще фрукт. Даже безопасники ходят перед ним на цыпочках. Вроде
