Самый лучший пионер: Том второй - Павел Смолин
Космонавт сходил в коридор, где оставил портфель, и вернулся оттуда с листочками. Посмотрели.
— Крутотень! — ничуть не покривив душой одобрил я. — Но вот здесь нужно добавить… а здесь цвет… а здесь тень…
Леонов правки принял спокойно и с одобрением — он же не «творческий», а космонавт.
— И спасибо вам огромное за такую честь, — поблагодарил я его, когда листочки были убраны обратно в портфель. — Художника лучше для научно-фантастической книжки и не найти! А можно вас попросить когда-нибудь к нам в школу прийти, с ребятами пообщаться?
Да я в свою школу всех кого можно затащу — Кате от этого пионерские «палочки» в личное дело ставятся, а у меня на нее большие планы. Ну и ребятам приятно, а мне их счастливые мордахи душу греют.
— Обязательно приду, — кивнул Леонов. — Но пока точно не скажу, когда — у нас на Земле график очень плотный, зато там, — ткнул пальцем в потолок. — Виси себе в невесомости да виси.
Посмеялись шутке, и космонавт достал из внутреннего кармана пиджака жутко официального вида картонку с гербом СССР.
ЙЕС!!!
— Это тебе, Сережа, приглашение в Кремль, на торжественную встречу экипажей «Союза-4» и «Союза-5». Познакомишься с другими космонавтами, на Леонида Ильича посмотришь. Вас, Наталья Николаевна, тоже приглашаем, вместе с женихом.
Все всё знают, гребаная деревня!
— Спасибо большое, Алексей Архипович, мы обязательно придем! — решила за всех мама.
«Аусвайс» получен, теперь очень важно не похерить прискорбно редкую возможность. Ой, трясет меня что-то. Ну-ка к черту! Тут с работы прибыл дядя Толя, который сначала потерял дар речи, но быстро взял себя в руки, и даже вызвался отвезли собравшегося было ехать в метро — такая вот в СССР элита — Леонова домой, в "Звездный".
Попрощались с космонавтом, и мама задала чудовищно неудобный вопрос:
— А почему мы до сих пор не купили фотоаппарат? Это же какой альбом будет!
— Завтра же! — согласно кивнул я, и мы пошли в гостиную «разряжать» ёлку.
Закинув отчаянно шелушащееся иголками деревце на плечо, вышел в морозную темноту. Выпустив пар в звездное небо, грустно улыбнулся — не хочу помирать, мне здесь нравится. Смерти нет — «попал» раз, «попаду» снова, поэтому страха нет. Просто не хочу — дел еще непочатый край, а еще — мама и девочки будут сильно горевать. Зато моментально стану культовым, навеки вписав свое имя в историю Советской культуры. Нет уж, я и так вписать могу, без скоропостижной кончины. Постараюсь сделать все аккуратно, хорошо, мандраж? Уходишь? Вот и слава богу!
Сгрузив дерево в мусорку, ухмыльнулся трем ее товаркам — не только мы сегодня от новогоднего рудимента избавляемся — отряхнул варежки (без толку — все в смоле, едва ли отстирается, придется выкинуть, но дам маме шанс спасти — мягкие и удобные же) и пошел к дому.
— Серё-ё-ёжа!!! — раздался за моей спиной отчаянный Танин крик.
Развернувшись, бросился девочке навстречу, охреневая от ее вида — поверх домашнего халатика распахнутая шубка, на полуголых ногах — мамины (потому что велики) валенки, шапка отсутствует, а на лице — заледеневшие дорожки слез.
Поймав рыдающего ребенка в охапку, потащил в тепло — она же так до сюда и бежала!
— Что случилось?
— Мама папу заруби-и-ила! — с трудом, сквозь всхлипы и икоту, выдавила она.
Пиз*ец! Допился, алкаш е*аный?! Лучше бы ты на меня кинулся и присел на пятерик за хулиганство с отягчающими!
— Совсем зарубила? — задал я тупой, но очень важный вопрос.
— Голова пополам! — прикрыв рот ладошками, прошептала Таня.
Пи*дец!
— Он напился, на нее с кулаками полез, а она как раз мясо рубила — нам тетя Соня помогла ногу говяжью достать, хорошую, и она его…
Ясно, теперь у меня на руках сирота — тетю Тоню я не осуждаю: просто устала терпеть и решила проблему радикально. Но ее же теперь посадят — от такого никто и никого не отмазывает, в эти времена, по крайней мере. Корить себя смысла тоже нет — да у меня и в той жизни таких ситуаций у знакомых случалось штуки три, я же не кретин, чтобы думать, что это — из-за меня. Но Таню жалко до одури — это какой величины травма теперь у ребенка?
Тем временем я дотащил плачущую подружку до нашей квартиры и скомандовал удивленной маме:
— В милицию звони, алкаш допился.
— Тонька?! — ахнула родительница, прикрыв рот ладонью.
— Наоборот — Тонька его, топором, мы пойдем валерьянку пить и грустить, — ввел маму в курс дела, раздел Таню…
— Ой, Танечка, что же теперь будет?! — вместо конструктивных действий родительница кинулась обнимать дрожащую подружку. — А руки-то какие холоднющие, ты что, так до нас и бежала?! Ну-ка в ванную пошли, греться!
Спасибо, мама, а то я прямо плохо представляю, что делать в такой ситуации. В плане утешения Тани, конечно, в милицию-то я позвонить могу. Вот и займемся, где там номер временного участкового? Постоянный-то в больнице сейчас, со спицами в роже — Мулерман его не кулаком приложил, а вафельницей. Так, теперь дед Лёша…
Через пяток минут я поставил на уши всех, кого мог — ну не бежать же мне туда самому? Соседи разберутся, а участковый обещал прийти к нам сразу после посещения места преступления, и привести с собой мою знакомую Ель, которая из детской комнаты милиции. Ёлка ин-ёлка аут, мать его! А ведь все так хорошо шло, а теперь… А что теперь? Глобально ничего не изменилось, а Тане я со временем помогу. Вернее время поможет, а я так — буду сочувствовать, отвлекать и веселить. Как и прежде, впрочем. Но кое-что очень хорошее сделать для нее я могу.
Постучав в ванную, дождался выглянувшей заплаканной мамы и попросил:
— Тетю Тоню теперь посадят, даже если в состоянии аффекта и трижды самооборона. Удочери, пожалуйста, Таню. Растить не придется — я ей и так как старший брат, будет у меня жить, в люди выведу, а там и родная мама вернется.
— Я тебе дам «сам», я тебе дам не «придется»! — больно скрутила мне ухо мама. — Нашелся тут «старший брат»! Иди, чаю налей с вареньем — промерзла вся наша… — она замялась и попробовала новое именование на вкус. —
