Врата в Сатурн - Борис Борисович Батыршин

чистого света, разлитого в пустоте — вынырнул космический корабль. Не успел он отдалиться на несколько километров, как выбросившее его пятно стянулось за кормой в ослепительную точку — и погасло. Корабль же продолжил полёт со скоростью, определить величину которой было бы не под силу отсутствующему здесь наблюдателю — ибо всё в мире относительно, и скорость надо отсчитывать, исходя из какого-то внешнего ориентира. Но такового, повторюсь, не нашлось — да и откуда ему взяться в этой пустоте, подсвеченной, только блёстками чудовищно далёких звёзд да маленьким кружочком Солнца? Оно-то как раз было сравнительно недалеко, — по космическим меркам, разумеется — каких-нибудь четыре с небольшим астрономические единицы, о есть отрезка, равного расстоянию от светила до нашей родной Земли.

Но отвлечёмся от астрономических понятий и рассмотрим появившийся практически ниоткуда корабль поближе. Выглядел он довольно неуклюже: плоский здоровенный бублик, к которому в задней части пристыкованы две квадратные в сечении колонны, толстые и коротко обрубленные. Противоположные концы этих колонн (на самом деле, реакторных отсеков планетолёта) упирались в большую прямоугольную секцию корпуса, в торце которой пульсировали зеленоватым светом три круглые дюзы. Сверху и снизу этой секции торчали широкие конструкции, напоминающие кургузые крылышки боевых вертолётов, только вместо дырчатых кассет с НУРами, на них с обеих сторон крепились по четыре длинных тупоносых цилиндра. То есть их должно было быть по четыре — два места верхнем пилоне были пусты, словно пилоны под крылом истребителя-бомбардировщика, израсходовавшего часть боекомплекта. И из-за этого у наблюдателя (отсутствующего здесь, как факт) мог невольно возникнуть вопрос: по каким целям эти то ли ракеты, то ли торпеды могли быть выпущены, и не связано ли это как-то с пропавшим несколько мгновений назад световым пятном?

Вопрос этот — если бы его, конечно, нашлось,кому задать — стал бы далеко не праздным, и свидетельствовал бы о недюжинной проницательности вопрошавшего. Загадочные цилиндры, к слову, носившие подходящее название, «тахионные торпеды», на самом деле имели самое прямое отношение к появлению давешнего светового пятна, через которое корабль (если верить надписи на реакторных колоннах, носившем имя «Заря») и проник в эту глухую область Солнечной Системы.

Всякий, кто имел возможность посмотреть фильм, из которого, несомненно, и было заимствовано это название, отметил бы некоторое сходство кинематографического прототипа и реального космического корабля. Отличий, впрочем, было ничуть не меньше — и реакторные колонны не той формы, и элегантные чаши фотонных отражателей заменил сплюснутый сундук двигательного отсека, и обитаемая, в виде сплюснутого тора, часть корабля, так называемый «бублик», непропорционально велика. А вот ходовой мостик, подсвеченный изнутри огоньками (конструкторы решили не ограничиваться экранами, а дали команде возможность любоваться Космосом собственными глазами) был на своём месте — в передней части «бублика», в носовой части корабля. Даже внутренний интерьер этого мостика напоминал тот, которым могли любоваться зрители фильма — но, в отличие от киношного, в нём царила невесомость. Причина очевидна: отсек мостика находится на внешнем из трёх «слоёв» бублика — неподвижного, в отличие от центрального, жилого, где сила тяжести в шесть десятых земной создаётся при помощи вращения, на обычных орбитальных станциях. Собственно, «бублик» и был такой станцией — только ставшей, по воле конструкторов одним из отсеков нового корабля. Имелся даже стандартный для подобных объектов «космический батут», установленный в «дырке от бублика» — правда, в настоящий момент он не действовал.

Так вот, о мостике. Он был вспомогательным, резервным — основной, расположенный во вращающейся части «бублика», позволял своим обитателям пользоваться всеми благами постоянной силы тяжести. Потому и находились там, по большей части, «взрослые» члены экипажа, включая капитана корабля, Бориса Волынова. Сорокачетырёхлетний космонавт, дважды Герой СССР, занял эту должность, оставив место капитана корабля «Резолюшн». Это была для него уже вторая спасательная миссия в Дальнем Внеземелье. Первую он выполнил как раз на «Резолюшне», вернув домой людей, запертых в изувеченном «Эндеворе», застрявшем в межпланетном пространстве после исчезновения «Лагранжа» — и как раз этот опыт стал решающим аргументом при новом назначении.

Новая миссия была уникальной во всех отношениях — в том числе, и в плане комплектования экипажа корабля. Он состоял из двух частей основная, «взрослая» — в неё, кроме Волынова, вошли опытные космонавты, — и вторая, составленная из вчерашних воспитанников «юниорской» программы Проекта.Несмотря на юный возраст (самому младшему из них едва исполнилось восемнадцать) эти ребята и девчонки уже были настоящими ветеранами. В послужном списке у них была работа за пределами родной планеты — как и участие в новой, особой программе подготовки, разработанной психологами Проекта под руководством человека, кого «юниоры» почтительно и слегка иронично называли И. О. О. — в честь таинственного персонажа из «Москвы-Кассиопеи», роль которого исполнял Иннокентий Смоктуновский. «Нашу космическую смену, — говорил он, — следует готовить с ранних лет, с младых ногтей, не ограничиваться при этом лекциями, семинарами, тренажёрами и симуляторами — пусть даже и самыми реалистичными. Будущие работники Внеземелья должны, как некогда оруженосцы средневековых рыцарей, привыкать к будущей взрослой жизни в реальных, „боевых“ условиях, сперва помогая взрослым, но постепенно занимая места рядом и наравне с ними».

По этому принципу и комплектовался экипаж планетолёта — «юниоры» не просто дублировали взрослых коллег, но занимали такие же по важности посты в разных службах корабля. Старшим помощником капитана состоял девятнадцатилетний Виктор Середа, студент особой группы факультета’Орбитальные и космические станции' МАИ; место второго и пилота занял Андрей Поляков, учащийся Монинской школы пилотов. Шарль д’Иври, прошедший лётную подготовку в национальном учебном центре на космодроме Куру во Французской Гвиане, возглавил звено из двух ботов, лёгких аппаратов ближнего действия — предполагалось, что они будут незаменимы при организации спасательных работ в системе Сатурна. Заместителем же руководителя научной группы «Зари» стала Лида Травкина -друзья называли ей Юлькой Сорокиной, за несомненное сходство, что внешне, что характером, с девочкой-космоврачом из «Москвы-Кассиопеи».

В «юниорскую» часть команды должны были входить и Алексей Монахов и ещё один бывший «юный космонавт», Юра Кащеев — но по известным причинам этого не произошло. В предназначенных для них каютах поселились два других выпускника юношеской программы «Проекта» — и сейчас они вместе с остальными своими товарищами парили в воздухе, в помещении резервного мостика. Ещё при подготовке к полёту психологи Проекта отказались от идеи устроить раздельные кают-компании для взрослой и «юниорской» частей команд; упомянутый же И. О. О., узнав об этом решении, иронически усмехнулся и заявил, что ребята, надо полагать, и сами найдут подходящее место — благо свободного места в бывшей орбитальной станции хватало, и даже с избытком. Таким