Алеет восток - Владислав Олегович Савин

тогда было принято говорить. Были, конечно, и не верящие – но в глазах всех, и собственных тоже, они были смутьянами, отринувшими святое, ради «пить, гулять сегодня, а после хоть в ад к чертям». Реформы Петра – не будем сейчас говорить об их полезности, что России был нужен флот, регулярная армия, государственный аппарат, Петербург и земля, на которой он стоит – привели еще и к расколу нации: для верхушки был введен эталон «Европа». Если прежде и царь и крестьянин принадлежали к одной культуре, носили одежду одного стиля (разница была лишь в качестве), слушали одну и ту же музыку, и вообще имели в принципе одинаковое мировоззрение, то теперь все стало не так. Читал где-то, что сам Петр говорил, «Европа будет нужна нам еще сколько-то лет, а после мы повернемся к ней задом» – но поскольку он умер до того, как успел хоть что-то предпринять, его намерения роли не играют. А в итоге элита Российской империи стала культурным компрадором Запада – почти как африканские царьки, которые после европейских подачек начинали смотреть на своих подданных как на немытых дикарей еще больше, чем сами колонизаторы. Пушкин верно заметил – правительство является единственным европейцем в России! Когда в XIX веке сформировалась русская интеллигенция, она приняла роль европейских просветителей среди русских туземцев, мессианство как сверхзадачу, цель и смысл своего существования. При этом стараясь так, что обгоняли самих европейцев – был тогда в России идеал «европейски образованного человека», обучавшегося в европейских университетах, знавшего всю их философию и литературу, свободно говорящего на нескольких языках – при том, что в самой Европе подобное встречалось чрезвычайно редко, ну не нужны английскому буржуа или французскому рантье Гегель с Кантом, а также языки соседей – про пролетариат и крестьянство, составляющие подавляющее большинство населения, вообще молчу! Кстати, солнышко, ты бы вполне под эту категорию подошла – говоришь по-немецки, по-английски, теперь и по-итальянски, высоко образованна, с той культурой знакома, хотя бы от Лючии.

– Да что вы, сговорились! – воскликнула я. – Лючия меня истинной дворянкой считает, теперь ты. А у меня голубой крови в предках не было никогда!

– «Голубая кровь» это уже вырождение, – заметил Михаил Петрович, – когда начинается «наши предки Рим спасли» и «кухаркины дети», значит, верхушка уже не уверена, что они лучшие, и спасается за щитами запретов. Но продолжим – именно этим, по моему глубокому убеждению, и объясняются все выверты нашей интеллигенции, несовместимые и с логикой, и с ее собственными интересами. А также и разрыв в убеждениях между технической и гуманитарной интеллигенцией – первые, особенно в советское время, сумели многого добиться своими силами, так что Запад для них светочем был в гораздо меньшей степени. Факт, что не царское правительство, а «прогрессивные интеллигенты, совесть нации» жестоко травили Лескова и Достоевского – не за политику, а за то, что те посмели быть не русскими европейцами, а именно русскими писателями! Кстати, этим объясняется и парадоксальная, на первый взгляд, дружба бывшего каторжника и революционера Достоевского с идеологом самодержавного консерватизма Победоносцевым – они оба понимали необходимость восстановления ментального единства нации, того, что Петр расколол, да так и не склеил. Именно Россия как абсолютная ценность была для них точкой отсчета в системе координат!

– Так задача состоит в восстановлении общего восприятия нашей Родины как высшей ценности? – уточнила я.

– Именно так, – кивнул мой муж, – в нашей истории товарищ Сталин после войны начал кампанию по борьбе с низкопоклонством перед Западом, она была свернута после его смерти; да и вроде особых успехов, фактических, а не формальных, достичь не удалось. Подозреваю, что их и невозможно было достичь кавалерийским наскоком – переломить сложившуюся за два с половиной столетия традицию быстро никак нельзя. А только посредством другой традиции, и, никак иначе!

– Так ведь у нас всячески поощряется патриотизм в искусстве! – воскликнула я. – Хорошие, правильные книги, фильмы, музыка! Про Ушакова, Суворова сняли, про подвиг «Варяга», и за книгу «Порт-Артур» Степанов Сталинскую премию получил. А про минувшую войну уже сколько, а будет еще… И про послевоенное – вот только не пойму, чем товарищу Сталину «Высота» не понравилась, что он так и не позволил на экран выпустить, велел переделать? С формулировкой, «у вас ходячие плакаты вышли, говорящие исключительно лозунгами, вместо живых людей». А сценарий переписали, так резолюция, «а теперь сплошная чернуха, чему этот фильм учить будет – матом ругаться, водку пить и с девушками грубо обращаться?» Уж проще тогда было в оригинале показать – так Пономаренко мне сказал, что решено было на этом примере сделать эксперимент, вот сможем сами по той же идее и лучше? А пока – не вышло никак!

– Я несколько иное имел в виду, – ответил Михаил Петрович, – вот ты рассказывала, что на досуге столько нашей фантастики прочла. А скажи, что общего у разных авторов, пишущих в жанре альтернативной истории?

Я задумалась – авторы были весьма разными и по стилю, и по уровню добротности своих произведений, и по своим взглядам. Но мой Адмирал умел задавать интересные вопросы – так что же общего может быть у несомненно «белых» Лысака и Звягинцева (ох, как я и смеялась, и плеваться хотелось, читая про идеализированный белый Крым, или Троцкого-государственника!), и столь же явно «красных» Конюшевского и Буркатовского? А ведь понятно!

– Они все патриоты России! – выдохнула я. – Что монархист Злотников, что сталинист Конюшевский, совершенно солидарны в главном – наша Родина, наш народ лучше всех! У них у всех это ключевой момент во всех книгах!

– Именно так, Аня, ты совершенно права, – согласился Михаил Петрович, – но есть еще одно, что ты упустила. Они все – не профессиональные писатели. Офицер внутренних войск Злотников, капитан дальнего плавания Лысак, врач Звягинцев, инженер-буровик Михеев, учитель химии Коротин, промышленный альпинист Конюшевский – кто угодно, но ни одного члена Союза Писателей. И это началось где-то с середины-конца девяностых – профессиональные писатели «выкорчевывали из себя совок», отказывали России в праве на что-то большее, чем придаток Запада, а любители литературного творчества формулировали в своих книгах национальную идею «Мы – лучшие в мире, лучшие во всем! И мы обязательно возродим нашу страну! Тем, кто встанет у нас на пути, не позавидуют даже грешники в адских котлах!»

А поскольку у нас был капитализм, то читатель покупал то, что ему было интересно, а не то, что всячески поддерживала ненавидимая большинством власть. И частное книгоиздательство издавало авторов, которых будут покупать – а не тех, которых нельзя продать. Поэтому бывшие члены Союза Писателей, ставшие профессиональными антикоммунистами и русофобами, практически перестали издаваться – они не были нужны; а любители-патриоты как раз заполнили своими книгами полки в магазинах и домашних библиотеках.