Алеет восток - Владислав Олегович Савин
Теперь я собиралась использовать эгоизм и эгоцентризм Ахматовой для достижения своих целей. Показав не только признание таланта Льва Николаевича властью, – а ведь даже обычный инструктор ЦК ВКП(б) в иерархии стоит никак не ниже первого секретаря обкома, мои же полномочия были куда больше, хотя собеседники о том не знали, – но и несомненную востребованность его таланта, с соответствующим вознаграждением за труды. Реакцию Анны Андреевны было легко просчитать – сейчас поэтесса горела желанием доказать всем, а прежде всего самой себе, что она не просто не уступает сыну, а находится вне любой конкуренции. Так зачем мешать естественному процессу?
– К сожалению, наизусть я помню немногие его вещи, – скромно сообщила я, – но одно из его стихотворений я рискну прочитать вам, Анна Андреевна.
Уж если вы нас свергли,
Так станьте лучше нас.
Нет вечного на свете –
Не то ему коллапс.
Живите выше терний,
Смиряйте русла рек,
Из взлётов и падений
Мостите новый век.
Реальные дороги
Скрепляют круг земной,
Но после, за порогом,
Мотив звучит иной.
Горите, а не тлейте!
Но если брошен дом –
Нет вечного на свете…
Учтите! Мы придём[21].
– Очень недурно, – сдержанно одобрила поэтесса, – сами стихи, конечно, не слишком изысканны, но тема раскрыта весьма оригинально и свежо. Эти люди с Северного флота – не от них ли возникла волна песен и стихов, еще во время войны и сразу после ее окончания?
– Анна Андреевна, вынуждена повториться, я не всё могу рассказать, – ответила я, – но может вам будет интересно съездить на Север, поговорить с теми, кто сейчас там служит на флоте? Я могу помочь с творческой командировкой.
– Я подумаю, Анна Петровна, – царственно кивнула поэтесса.
Получилось! Затем я и читала это стихотворение, чтобы дать возможность Ахматовой снизойти до принятия приглашения на СФ, она ведь после развода с Гумилевым называла его своим духовным братом, а уж в его творчестве тема странствий была одной из основных. Сейчас поэтесса, выдержав диктуемую приличиями паузу, согласится на поездку к североморцам; само собой, прием мы ей организуем по высшему разряду. Зная ее действительно выдающийся талант, дополненный бешеным желанием указать всему литературному миру его место у подножия трона Королевы Поэзии, можно было смело рассчитывать на написание Ахматовой блестящего цикла, посвященного нашим морякам. Ну а дальше, при приложении должных усилий, все пойдет по накатанной колее. Фрондирующая богема немедленно начнет шипеть по углам «Ахматова продалась» – зная характер Анны Андреевны, с нетерпимостью к критике, а тем более злопыхательству, ее реакцией станет отказ от дома диссидентам от литературы. Она убедит сама себя в том, что ей просто воздали должное, а она снизошла до власти – во что искренне поверит. И любые сомнения на сей счет, пусть высказанные в самой деликатной и доброжелательной форме, только укрепят ее в этом убеждении.
А вот с Львом Николаевичем, я чувствую, мне еще работать придется! В Тайну его посвящать не собираемся, ну может очень в нескором будущем, – а пока учиться ему и учиться, не будет у него здесь, как там, второго ареста, отнявшего семь лет жизни и подорвавшего здоровье, никто его тронуть не посмеет, ну если только сам в явную антисоветчину не вляпается, – но тут мы проследим, постараемся, чтобы не было такого! Вытянем его на защиту докторской не в шестьдесят первом, а гораздо раньше. И ехать ему в экспедиции в Великую Степь, публиковать работы о неразрывной связи с ней Руси, добывать доказательства своей «пасссионарной» теории. И прожить, я надеюсь, чуть побольше, оставив Школу и учеников!
– Интересный вы человек, Анна Петровна, – задумчиво сказал сидевший на диване писатель, – насколько я понимаю, вы искренне верите в дело, которому служите.
– Да, Корней Иванович, – спокойно согласилась я, констатируя тот факт, что подставилась третья цель из моего списка. Корней Иванович Чуковский, классик детской литературы – сначала по призванию, а после сознательно ушедший в этот жанр из оппозиции перед советской властью. Потому и оставшийся в истории именно как детский писатель, а не диссидент. Зато убежденной диссиденткой стала его дочка, – а вот с ней все понятно, таланта судьба не дала, а образование, чтобы это понять, есть – и требования завышенные, поскольку в высоких литературных кругах с детства вращалась. Правда, в том мире она уже после пресловутого Двадцатого съезда развернулась, когда ясно было уже, что ничего за это не будет.
– Простите, Анна Петровна, а вы никогда не думали о том, что позиция «слуга царю, отец солдатам», при всех личных достоинствах человека, избравшего ее для себя, может быть двойственна? – спросил Чуковский.
– Простите, Корней Иванович, а не могли бы вы подробнее изложить свою мысль? – «отзеркалила» я писателю его вопрос, провоцируя его на откровенность.
– Такой человек может быть храбр, умен, честен – соответственно, его полезность не подлежит сомнению, при том условии, что общество справедливо устроено, – «раскрылся» Чуковский, – но когда общество несправедливо, то все его достоинства превращаются в свою противоположность, поскольку служат злу.
А он храбр! Задавать такие вопросы инструктору ЦК по идеологии, даже для ведущего детского писателя СССР, значило рисковать нарваться на нешуточные неприятности, пусть и не включавшие в себя продолжительную экскурсию в отдаленные районы страны.
– Пожалуй, я рискну сформулировать его следующим образом, – остается ли добро, пошедшее на службу Злу, добром, или же оно автоматически становится Злом?
– Вы очень точно сформулировали мою мысль, Анна Петровна, – согласился писатель, настороженно глядя на меня – кажется, до него с некоторым опозданием начала доходить мысль, что безупречный интеллектуал, ставший рафинированным инквизитором, в некоторых ситуациях может быть опаснее десятка костоломов.
– Но тогда нам надо определиться с понятиями, что есть Добро и что Зло? – мой тон оставался доброжелательно-заинтересованным. – Не в общем случае, на этот вопрос ответа не дали за тысячелетия лучшие умы человечества. А конкретно здесь и сейчас. Вас не затруднит встать с дивана и подойти к окну?
Писатель слегка удивлен, но послушно встает с дивана и вместе со мной смотрит на закатное небо.
– Там, на западе, за Балтийским и Северным морем, Англия, – говорю я, – где еще с 1943 года сидят тяжелые бомбардировщики Стратегического авиационного командования ВВС США. Ну еще и Англии, разница невелика. Не вы ли говорили, что «союзники ценят жизни своих солдат», – но знаете ли вы, какими
