Распутин наш (СИ) - Васильев Сергей Александрович

Историческая справка:

Илларион Михайлович Ставский покончил жизнь самоубийством 27-го августа 1927 года в туберкулезной больнице города Изберге во Франции.

Ему посвящен очерк А.И. Куприна «Полковник И.М. Ставский».

Отрывок:

"Истинный воин, по призванию, он после карпатского отката армии решил, ради ближайшего участия в войне, перевестись в пехоту. Это удалось ему после больших усилий. Сравнительно с пехотой, инженерные войска считались привилегированными, и для главного начальства понятен был перевод из высшей части в низшую лишь по дурной аттестации. Тем не менее в 1916 году И. М. Ставский вступил в партизанский отряд Пунина, в котором он командовал конно-саперной командой. После смерти Пунина – уже при Керенском – И. М. принял командование этим отрядом… При отступлении, в начале 1918 года, он разделил свой отряд на три части. Из них одна обошла Чудское озеро в северном направлении через Нарву, другая – с юга через Псков; Ставский же, с третьей частью, перешел озеро в самом узком месте, привлекая на себя внимание немцев, по льду, и засел в деревне Самблово.

Преследуя Ставского, немцы перешли вслед за ним озеро и попали в ловко стянувшийся мешок, поплатившись множеством пленных, пулеметов и снаряжения.

Это была последняя схватка с немцами на Северо-Западном фронте."

Офицер и сам брал в руки перо:

“…Если воззвание к христианским чувствам ныне не достигает до сердец культурных людей, то есть же – черт побери – у них человеческое достоинство?

И страшная жизнь безвольных, бессудных, бесправных миллионов людей проходит ведь не в дурных сновидениях мира, не в ужасной книге, не на Луне или Марсе, а здесь, на маленькой прекрасной Земле, всегда знавшей тяжесть страдания, великую цену сострадания и благостную помощь твердой руки в час катастрофы.”

Глава 15. Медицинская

Отношения взрослых людей, особенно мужчин и уж тем более военных – это всегда открытая или негласная борьба за право быть первым парнем на деревне. Через одежды светского этикета, приличных манер и правил хорошего тона, как чернила сквозь промокашку, проступает соперничество приматов.

Сословное общество идеально шлифует первобытные инстинкты, деля весь мир на условно своих и безусловно чужих, добавляет к иерархии особей иерархию групп, где нормой поведения считается плохо прикрытое стадное презрение к другим кастам. Так и офицерское сообщество традиционно свысока относилось к гражданским, соизволяя общаться с ними по долгу службы, но не допуская панибратства.

Следуя по этой хорошо накатанной колее, офицеры отряда смотрели на “коллежского асессора” снисходительно даже после эффектно продемонстрированных приёмов рукопашного боя начала ХХI века и наглой военной операции с переодеванием, непривычно-возмутительной для военных диверсантов того времени. Только особо наблюдательные Грибель, Ставский и Зуев обратили внимание на знания доктора, выбивающиеся из привычного представления о партикулярных чинах. Остальные, не забивая голову аналитикой, продолжали вести себя, как напыщенные павлины перед скромной по оперению птичкой, не признав в ней опасного хищника.

Всё изменилось в мгновение ока. Гордый, бравый, удалой офицер вдруг нашёл себя в окровавленных бинтах беспомощно распластанным на лежанке, сооруженной на скорую руку из подручных средств. Над ним возвышался “шпак” в белом халате, с пугающими до дрожи медицинскими инструментами в руках.

Отношения врача и пациента традиционно напоминают родительско-детские. Врач, как и родитель, лучше знает, что для пациента важно. Есть предписания, и их надо выполнять. Обсуждать тут нечего! Казалось бы, простые, понятные условия. Но попробуйте втиснуть себя в их прокрустово ложе, если вознеслись на кастовый Олимп и не собирались с него спускаться.

Весь этот душевный дискомфорт органично накладывался на физические страдания. Раненые выглядели и чувствовали себя глубоко несчастными, чего нельзя сказать о Григории, ощутившем впервые за последнее время почву под ногами. Вместо общения с царскими военачальниками, отягчёнными букетом комплексов и условностями, непонятными жителю ХХI столетия, вместо разработки армейских операций, о чем Григорий имел только теоретическое представление, у него появилась возможность реального применения врачебных навыков. Обстановка в импровизированном госпитале – спартанская, медикаменты и оборудование – допотопные, но на организацию работы и оказание первой помощи это никак не повлияет.

Два десятка стрелков отряда, отряженные Ставским в госпитальную команду, первоначально сбились в кучу, не понимая, что делать, но услышав начальственный рык с привычными русскими идиоматическими оборотами, забегали, словно ужаленные в афедрон, превращая сиротливое полуразгромленное здание в деятельный муравейник.

Обеспечить круглосуточную охрану. Пулемёт и наблюдателя – на чердак, патруль – на периметр, сдвоенный пост – на вход. Организовать связь с “рекой”и соседями. Достать дрова, воду, антисептики. Организовать отопление, горячую воду и пищу, освещение, уборку и дезинфекцию. Разбитые окна закрыть и заколотить. Печи затопить. Провести ревизию всех наличных инструментов и лекарств. Разнести по разным помещениям сортировочный пост, операционно-перевязочную, госпитальную. Ещё бы изолятор, ну да это потом. А сейчас – немедленная сортировка раненых и неотложная помощь. Было бы чем работать!

– Твою ж маму… – только и смог произнести Распутин, открыв тяжеленный чемодан немецкого лекаря.

Порадовало количество медицинских инструментов. Создавалось впечатление, что эскулап решил организовать небольшую клинику. Самые большие подарки – компас Хирца, позволяющий локализовать инородный предмет в теле раненого с точностью до одного-двух миллиметров, и переносной флюороскоп – дедушка рентгенов, безумно вредный для пациента и для врача, но незаменимый при извлечении пуль и осколков. Набор замысловатых скальпелей, ножниц Купера, разномастные хирургические пинцеты, шприцы, кровоостанавливающие зажимы Кохера, иглы, иглодержатели, шёлковая нить, медицинские перчатки, даже хирургические зонды для раздвигания тканей, обследования полостей и ран – завидный ассортимент. На своих местах закреплены бутылочки камфоры, валерианки, нашатырного спирта, мазь от ожогов, раствор соды, йод, карболка… Но необходимые в хирургии ёмкости морфия, эфира, хлороформа зияли возмутительной пустотой и вызвали законное негодование профессионального военного медика. “Эти сволочи снюхали все наркосодержащие препараты!” – вскипел Григорий, имея непреодолимое желание воскресить немецкого лекаря, чтобы убить его ещё раз.

Ревизия походной аптеки повергла Распутина в уныние. В чемоданчике была аккуратно уложена и подписана практически вся таблица Менделеева: сухая серно-натриевая соль, жидкий экстракт гидрастиса, ланолин, танин, бензонафтол, масло какао…[37] “Набор “Юный химик”, – растерянно прошептал Распутин, – и что с чем смешивать, чтобы получить то, что мне надо?”

Новые вводные требовали иных решений. Поэтому наиболее авторитетный среди казаков, оставшихся в распоряжении Распутина, был немедленно откомандирован с приказом – в лепешку разбиться, но найти провизора! Остальные работники занялись изготовлением медикаментов из подручных материалов. Местные жители конопатят щели в домах мхом сфагнумом, растущим в болотистой местности буквально под каждым кустом. Китайцы издавна используют его отвар, как дезинфицирующее и антибактериальное средство, а сам мох – как перевязочный материал. По своей гигроскопичности сфагнум в 25 раз превышает вату, убивая болезнетворные микробы и препятствуя гниению. Помня это, Распутин дал задание искать по всей мызе этот природный дар, выковыривать из всех щелей и тащить на кухню.

Двое станичников получили приказ достать мёд, вылупили глаза, переглянулись, но спорить не стали. И слава Богу. Если бы начали интересоваться, с чего это Его Благородие потянуло на сладкое, могло дойти до рукоприкладства. Отягчающее обстоятельство – попытка утаить здоровенную бутыль какого-то пойла, найденную казачками на задворках мызы. В первозданном виде этот яд применять было опасно, поэтому “барин вообще умом тронулся”, заставив подчиненных на морозе лить самогонку тонкой струйкой по пятисаженному жестяному жёлобу, оторванному от карниза. Посчитав это разновидностью наказания, казаки побурчали, но честно исполнили приказ, а Распутин получил в своё распоряжение почти два литра более чистого продукта, ибо вся гадость, содержащаяся в нем, ожидаемо примёрзла к металлу. Пора начинать “священнодействовать”.