Моя чужая новая жизнь - Anestezya
Сердце кольнуло тревогой. Слишком часто Эрин повторяла, что Фридхельма могут переправить в лагерь для пленных. Я слышал, что у нас в таких заведениях русским приходится, мягко говоря, несладко. Глупо рассчитывать, что у них будет по-другому. Самое ужасное, что приходится бездействовать, раз это идёт вразрез с военными планами, а Эрин не побоялась отправиться за ним в одиночку.
Сейчас, когда я немного остыл, попытался размышлять трезво, обдумывая каждое подозрение. Ну да, с её семьей выходит какая-том тёмная история. Хотя, если провести аналогию с моим отцом, вполне допускаю, что он тоже бы стыдился, окажись наша с братом кровь расово подпорченой. То, что она разбирается во всяких порошках, тоже объяснимо. Фридхельм говорил, она собиралась учиться на химика. И всё равно как подумаю, что она вчера вытворила, снова хочется её придушить. Вроде и понимаю, что она сделала это ради спасения моего же брата, но… Но она не имела права вот так со мной играть. Понятное дело, что женщины зачастую пользуются уловками, чтобы соблазнить мужчину и добиться нужной цели, а она, что бы там ни говорила, использовала тот злосчастный поцелуй на кладбище, прекрасно зная, что я не позволю зайти этой игре далеко. А хотя… Как далеко бы она зашла, чтобы добиться своего? Вот оно то, что не дает покоя и мешает поставить окончательную точку в вопросе доверия. Порой её поступки идут вразрез с её возрастом. Девчонке едва стукнуло восемнадцать. Откуда такая циничная расчётливость? Беспринципность? Самое смешное — как всегда вытворяет несусветную дичь она, но чувствую себя последним мерзавцем именно я. Хотя кем я должен себя чувствовать, если получается, что для меня долг важнее родного брата? Если я чуть не полез целовать его жену? Пусть вовремя пришёл в себя, но всё же… Где-то глубоко внутри всё ещё теплилось воспоминание о горькой нежности того поцелуя. Как легко утонуть в её взгляде, когда она так смотрит… Нет, хватит с меня её выходок. Если всё обойдётся, нужно придумать, как отправить её отсюда. Файгль, конечно, же не станет поднимать шум, и трибунал за дезертирство ей не светит, значит, нужен безобидный и легальный повод перевести её в Берлин.
— Первая линия советского фронта примерно в трехстах метрах, — я отложил бинокль. — Нужно подойти прямо к их позициям и сковать движение, когда начнётся наступление.
— Но ведь русские наверняка нас заметят, — веско возразил Берток.
— Это будет сложно, но тем не менее необходимо их устранить без шума. Главное, не стрелять до начала атаки.
Берток отошёл расставить свой взвод на позиции, я критически оглядел своих ребят.
— Пойдёте со мной, — кивнул Шнайдеру и Касперу.
План пришлось разрабатывать быстро. Ликвидировать по-тихому часовых, затем занять окопы первой линии и начать атаку. Ползти по мёрзлой земле было тяжело. Снег забивался в нос, рот, ледяной крошкой сыпался за воротник. Мне казалось, за это время можно было уже доползти до самой Сибири. Каждый раз, когда я цеплялся за колючую проволоку с замиранием сердца ожидал, что вот-вот взорвётся мина. Несмотря на холод, по лицу заструился пот. Неожиданно показалась фигура советского солдата — он собирался спрыгнуть в окоп. Он поднял голову, настороженно прислушиваясь. Я обернулся к парням, прошипев:
— Не стреляйте…
Русский медленно двинулся в нашем направлении. Я достал нож и, уже не видя смысла скрываться, резко поднялся. Не дав ему закричать, прыгнул, метя в шею. Парень тяжело обмяк в моих руках.
— Вперёд, — дал отмашку остальным, опуская тело в снег.
Мы спрыгнули в окоп. Русских было немного — человека три — и они явно не ожидали нападения. Один из них тут же бросился к пулемёту, и Шнайдер резко метнулся, перехватывая его. Каспер сцепился с молоденьким мальчишкой, а на меня двинулся боец постарше. В его руках зловеще блеснул штык, он что-то резко сказал. Если сейчас поднимется шум, операция сорвётся. Я ударил его прикладом, прижимая к стене окопа и не дав опомниться, всадил нож.
— Чёрт, он меня зацепил, — поморщился Шнайдер, зажимая ладонью плечо.
— Давай посмотрю, — убедившись, что крови не много, я спросил: — Стрелять сможешь?
— Я же не девчонка, чтобы расклеиться от простой царапины.
— Совсем ещё мальчишка, — пробормотал Каспер, покосившись на неподвижное тело. — Почему мы просто не взяли их в плен?
— Потому что нам сейчас надо не возиться с пленными, а идти в атаку.
Мне тоже было не по себе. В окопе словно произошла бойня, но мы были в равных положениях и сражались честно. Что ж, теперь мы немного уравнялись в позициях, ведь русские в своих окопах были в более выгодном положении. Русские пустили в ход всё: артиллерию, гранаты. Я почти оглох от шума канонады. Всё снова сужается до единственной задачи — стрелять, пока пальцы продолжают сжимать затвор. В дыму и снежном тумане ни черта не видно, разрывы гранат можно определить лишь по звуку. Очередной взрыв относит меня волной в снежную воронку. Солдату рядом со мной осколок летит прямо в бедро. Кровь алым фонтаном брызжет во все стороны, раскрашивая снег в причудливые узоры. Я стянул с шеи шарф, торопливо перетягивая его ногу, но кровь продолжала сочиться быстрыми толчками. Он что-то неразборчиво пробормотал и закрыл глаза. Раньше я никогда не видел, что человек может истечь кровью за считанные минуты, но на войне увидишь и не такое. Выбираюсь из воронки и под огненным шквалом умудряюсь добраться до ближайшего пулемёта. Замечаю движущийся танк — стальная зверюга, давящая на своём пути убитых и раненых.
— Герр обер-лейтенант, я принёс патроны, — Крейцер, обмотанный лентами, как рождественская елка гирляндами, сполз ко мне.
Я почувствовал, как к запаху пороха добавился какой-то ещё. Похоже на керосин…
— У них огнемёт, — пробормотал Крейцер и выругался. — Нужно отходить.
— Куда ты собрался отходить?
Мне тоже страшно. Перспектива быть зажаренным не радует, но если мы будем каждый раз трусливо отступать нипочём не выиграем войну.
Танком займётся наш «Тигр», моя задача — подстрелить огнемётчика, пока этот сукин сын не спалил моих парней. Лучше, наверное, из винтовки, но для этого нужно подобраться поближе.
— Прикрой меня! — крикнул я Крейцеру, покидая относительно безопасную воронку.
Огнемётчик вскидывает шланг, из которого
