Моя чужая новая жизнь - Anestezya
Я почувствовала, как внутри разливается холодная пустота. У меня почти не осталось времени придумать хоть какой-то план. Без оружия туда нечего соваться.
Пока я занималась сменой повязок, постаралась незаметно осмотреть вещи раненых бойцов. Ничего… Ни ножа, ни самого завалящего пистолета. Время тянулось тягостными минутами, и одновременно мне казалось, что оно стремительно утекает, словно песок сквозь пальцы. Может, правда попробовать оглушить часового? Ну да, и ворваться в землянку словно Чёрная вдова. Это работает только на экране, а в реальности Колян или кто там вместо него живенько скрутит меня. И Фридхельма не спасу, и себя погублю.
— Арина, ты здесь? — глупый вопрос — где мне ещё быть. — Бери всё, что может понадобиться, и пойдём.
— Куда? — упавшим голосом спросила я.
— Наши ребята с разведки вернулись, — он заметил, как кто-то из мужчин прислушивается, и добавил чуть тише. — Подстрелили нашего лейтенанта.
Мы прошли в землянку, которую я опознала как штаб. Устинов лежал на койке, встретив меня вымученной улыбкой.
— Давайте посмотрим.
На первый взгляд он цел и невредим. Может, ранение в спину?
— Повернитесь, пожалуйста, — он неловко завозился, и я обернулась к Никифорову. — Помогите мне.
Вдвоём мы перевернули его. Ну, так и есть. Рана на первый взгляд аккуратная, но… Я не хирург, но по-моему, пуля застряла в позвоночнике. Я осторожно ущипнула его за бедро, потом сильнее, но никакой реакции не последовало.
— Что там? — глухо спросил он. — Всё совсем плохо?
— Пока что непонятно, — пробормотала я, обрабатывая кожу спиртом.
В любом случае рану надо продезинфицировать. Понятия не имею, можно ли ему лежать на спине, но так оставлять вроде тоже не дело.
— Ну вот, перевязку сделали, давайте положим вас поудобнее.
Никифоров без лишних вопросов помог мне повернуть его на бок.
— Если боли сильные, вот, держите, — я протянула фляжку со спиртом. — Единственный обезбол, доступный сейчас.
— Не стоит, — медленно покачал головой он. — Странно, почти не болит, а я же чувствовал эту проклятую пулю…
— Ну тогда напою вас чаем, — я ободряюще улыбнулась и потянула капитана за рукав. — Пойдёмте, покажите, где у вас кухня.
Тот без слов понял и вышел со мной.
— Плохи дела, товарищ капитан, — честно сказала я. — Позвоночник ему пробило. Он ног уже не чувствует.
— Ты можешь вытащить пулю? — я в ужасе помотала головой. — Я же видел, ты умеешь.
— Вы с ума сошли? — взорвалась я. — Это же спинной мозг, такую операцию должен делать опытный хирург и не в таких кустарных условиях!
Никифоров полез в карман, доставая папиросы, и резко щёлкнул зажигалкой. Лицо напряжённое, явно переживает за товарища.
— Поймите, его нужно как можно скорее отправить в госпиталь.
— Там его смогут поставить на ноги?
Ох не знаю, с вашими то примитивными технологиями. Сомневаюсь, что даже в моём времени произошло бы такое чудо.
— Не знаю, спинной мозг и нервная система — штуки чертовски сложные.
— Побудь пока с ним, вдруг что-то понадобится.
— Конечно, — я вернулась в землянку.
Устинов, казалось, дремал, и я стала аккуратно складывать его вещи. Шинель, планшет… Подняла с пола китель, который торопливо сняли перед осмотром. На пол спикировала какая-то бумажка. Молодая женщина, прижимавшая двоих ребятишек. Заметив, что он на меня смотрит, я положила фотку на стол.
— Плохи мои дела, — полувопросительно полуутвердительно сказал он.
— Вы же понимаете, я не врач, — дипломатично ответила я. — Вас отправят в госпиталь, а там видно будет.
— Только Марусе моей ничего не пишите, — уголки его губ дёрнулись в горькой гримасе.
— Думаете, лучше, если она будет сходить с ума, не зная, что с вами? — порой мужская логика меня убивает.
Хотя с другой стороны ему виднее. Может, она его кинет, как узнает, что остался инвалидом.
— Она, конечно, тут же примчится в госпиталь, — улыбнулся он. — Да только зачем ей возиться с калекой?
Я попыталась возразить, мол ещё ничего не понятно, но он махнул рукой, отметая возражения.
— Не заслужила она такого. И так жизнь потрепала. Мы ведь как познакомились? Наступали с армией Будённого к Куйбышеву, а там эта контра белогвардейская засела. Идём мы значит тихо, чтоб врасплох их застать. Ночь, степь. Вижу, тень какая-то пытается в придорожных кустах спрятаться. Ну, думаю, сейчас я тебя поймаю, шпион белогвардейский. Гляжу, а это девчонка, лет шестнадцать, не больше. Увидела звезду на моей гимнастёрке и как кинется на грудь. Рыдает, мол, спасители мы. Оказывается, какой-то офицер, что у них в доме остановился, проходу ей не давал, а потом и вовсе пригрозил, что раз не хочет по-хорошему, силой возьмёт своё. Вот и убежала Маруся моя, куда глаза глядят.
— Так может, вы зря считаете что… — осторожно сказала я.
— Да знаю, что примет меня любого! Без рук, без ног, лишь бы вернулся, — вздохнул он. — Только не хочу я, чтобы страдала она. Пусть, вон, детишками занимается. Я ж не дорассказал, как у нас всё закрутилось. В общем, отвоевали мы тогда город. Бои, конечно, шли ожесточённые, не хотела эта контра буржуйская так просто сдавать позиции, но Красная армия всегда идёт до победы. Так было, и сейчас справимся мы с подлыми фрицами, можешь даже не сомневаться. Так вот, ранило меня тогда. Не так серьёзно, конечно, но руку раздробило знатно. Командир мой нашёл в городе толкового лекаря еврея, он то меня и спас от ампутации. В общем, лежу я в палате, вокруг все такие же страдальцы, и вдруг заходит Маруся. Цветы полевые мне принесла, табаку, пирожки. Как увидела, обомлела. Я ей: «Ну, чего ревёшь, дуреха? Видишь, как всё обернулось. Ты жива и я тоже». А она всё ревёт и потом уж призналась, что влюбилась в меня ещё с той встречи в степи и как увидела перебинтованного, так сердце чуть из груди не вылетело.
В другое время я бы впечатлилась этой бесхитростной историей любви среди войны, но сейчас голове крутилось одно — как спасти мою любовь? Я встала, чтобы подбросить в буржуйку дров и вдруг вспомнила, что не проверила его вещи. Я осторожно нащупала под кителем кобуру, молясь, чтобы
