Муля, не нервируй… - А. Фонд
— Во-о-о-от, — поднял указательный палец вверх я. — Значит, ваша Лиля — девочка умная. И талантливая, раз аж в театр её петь взяли.
Полина Харитоновна промолчала, но внимательно слушала, не перебивая. А я продолжил:
— Вот вы говорите, что для того, чтобы попасть в огородную бригаду, вы бригадирше двух гусей подарили, да?
— И банку мёда! Трёхлитровую! — с гордостью отчеканила Полина Харитоновна. — Хороший мёд. Липовый.
— Во-от! — опять акцентировал её внимание я. — То есть за неквалифицированную тяжелую работу в деревне вы и то просили за Лилю?
— Так дочка же, — вздохнула Полина Харитоновна, и её лицо впервые разгладилось.
— А в столичном театре за Лилю попросить некому, — сказал я, — поэтому она, такая талантливая, а поёт только куплеты. И будет петь куплеты и дальше. Как думаете, ей же обидно?
Полина Харитоновна молчала и слушала.
— А тут появляется сосед. Товарищ Жасминов. — неумолимо продолжал я, — Который тоже поёт в театре. Причём не какие-то там куплеты. Он там один из главных певцов. И он отметил, что у Лили красивый голос….
— Да, у её отца, царствие ему небесное, тоже красивый голос был, — мечтательно сказала Полина Харитоновна, — как запоёт вечером после работы. Так душа аж тает…
— Он сказал, что у Лили красивый голос, — не позволил свернуть разговор в другую сторону. — А это значит, что?
Я умолк и пристально посмотрел Полине Харитоновне в глаза.
— Что? — не поняла она, но взгляд не отвела.
— А это значит, он именно он, Жасминов — единственный человек, который может помочь Лиле продвинуться в театре выше, — озвучил я мысль и взгляд Полины Харитоновны стал хитрым и острым. — Но вместо того, чтобы такого полезного и хорошего соседа холить и лелеять, вы что делаете, а, Полина Харитоновна?
Она покраснела, а я продолжил, неумолимо рисуя всю неприглядность ситуации:
— Вы включаете ему громко телевизор. Человек приходит после такой сложной и тяжелой работы, а дома его, вместо отдыха, ждёт что? Громкий телевизор! Ваша ругань! Его даже в туалет выйти поссать и то не пускают! Как вы думаете, будет он помогать Лиле?
Полина Харитоновна покраснела ещё сильнее. Лицо у неё было такое, что она вот-вот заплачет.
— Во-о-от! — подытожил я.
Но Полина Харитоновна, хоть и поняла мои слова, так просто сдаваться не собиралась:
— Но ведь их уплотнили! — со слезой в голосе упрямо сказала она и губы её задрожали от обиды.
— К сожалению, сейчас такие нормы жилплощади на человека. После войны все так живут, — вздохнул я, — но вы же сами понимаете, Полина Харитоновна, что это не навсегда. Немного придётся ещё потерпеть. Ничего не поделаешь.
— Но чужой мужик ходит… — жалобно сказала она, но это уже была такая себе попытка.
— Так, а кто им не дает ещё одного ребёнка завести? — удивился я, — тогда и подселять никого не будут и квартиру потом побольше и побыстрее дадут. Тем более, что Григорий фрезеровщик на заводе.
Полина Харитоновна крепко задумалась, а я покинул комнату.
Ну вот, всё что смог — сделал. А дальше пусть уж сами делают выводы.
Поздно вечером я уже собирался идти спать, зашел перед сном почистить зубы и умыться. Выхожу из ванной, а меня в коридоре поджидает радостный Жасминов. Он с благодарностью посмотрел на меня и крепко, от души, пожал мне руку.
Молча, без единого слова.
На следующее утро первым делом, когда я лишь вошел в вестибюль нашего здания, увидел толпу народа. Все сгрудились у той стены, где были стенды с объявлениями и информацией, и что-то яростно обсуждали. При виде меня наступила тишина. Толпа вмиг схлынула и расступилась, словно Красное море перед Моисеем. Все взгляды устремились на меня.
Я неспешно прошел по притихшему проходу, подошел к стенду и посмотрел на стенгазету, которая появилась тут за ночь.
На двух огромных ватманах гигантскими буквами было написано:
«ПОЗОР БУБНОВУ!»
И чуть ниже более мелким шрифтом:
«БУБНОВ — КОНЬЮКТУРЩИК И ПРИСПОСОБЛЕНЕЦ, ПОДВОДИТ ТОВАРИЩЕЙ!».
Глава 11
Звенящая тишина мгновенно опутала липким неприятным коконом. И в этой отвратительной тишине, под многочисленными колючими от алчного любопытства взглядами, я медленно подошел к стенгазете и сорвал её. Затем аккуратно свернул в трубочку и громко всем сообщил:
— Концерт окончен, товарищи коллеги! — мой голос был абсолютно спокоен, — всем спасибо! А теперь давайте расходиться по своим местам работу работать.
И первым вышел из холла. За спиной толпа зашумела, загудела, но мне уже до них не было никакого дела.
В нашем кабинете сидела только одна Мария Степановна. Остальные ещё не подтянулись.
— Здравствуйте, — поздоровался я и улыбнулся.
Она что-то неразборчиво и тихо буркнула.
Это выбесило меня окончательно, и я спросил, возможно, чуть более жёстко, чем следовало, но уж как вышло:
— Мария Степановна, скажите, я вас чем-то обидел? Оскорбил?
От неожиданности она икнула и вжала голову в плечи.
— Вчера вы от меня пересели, сегодня не хотите даже поздороваться, — буром попёр я, — что-то случилось?
Она покраснела. Потом побледнела. Потом по щекам зазмеились красные пятна.
Не дождавшись от неё ответа, я вышел из кабинета (прихватив стенгазету) и отправился прямиком к товарищу Козляткину.
— Разрешите? — для вежливости я обозначил своё присутствие условным стуком костяшками пальцев в дверь кабинета начальства.
— Бубнов? — сильно удивился тот, но тем не менее сдержанно сказал. — Заходи, раз пришёл.
Я зашел, сжимая в руках трубочку стенгазеты. Козляткин бросил на неё взгляд, но ничего не сказал. Хотя я видел, что ему любопытно.
— Садись, — кивнул на стул для посетителей начальник и спросил, — что там у тебя?
— Два вопроса, — чётко обозначил цель визита я, — первый вопрос: как мой отчёт? Будут ли замечания?
— Я вчера просмотрел, правда бегло, — ответил Козляткин и по его тону я понял, что со стратегией угадал и отчёт шефу понравился. — Неплохо, очень даже неплохо, товарищ Бубнов. Есть пару спорных моментов, но с недостатками и затруднениями ты хорошо поработал. Не ожидал, если честно.
Он кивнул, обозначая, что всё, на мой вопрос он ответил, а я задал следующий:
— А второй вопрос… эммм… он, как бы правильно сформулировать… репутационный.
— Что