Дмитрий Дашко - Штрафники 2017. Мы будем на этой войне

Так, рядовой седьмой роты триста второго батальона сто восемьдесят девятого мотострелкового полка Касатонов заявил:

«Приказов пишут много, но если не хватает сил, хоть сто приказов напиши, хоть всех в штрафные роты загони, все равно ничего не поможет».

Младший сержант пятой роты сто третьего минометного полка Шелоев по поводу приказа сказал:

«Это все ерунда. И раньше были приказы, подобные этому, а все равно за счет штрафников войну не выиграешь, все здесь поляжем: и штрафники и не штрафники, только одна штабная сволочь останется. Они как раньше, до войны, в чиновниках на нашей шее сидели, так и сейчас, штабниками за нашими спинами прячутся».

Лейтенант комендантского взвода третьего дивизиона реактивной артиллерии Андреев заявил следующее:

«Хоть какой приказ напиши, все равно дезертиры не переведутся. Раньше тоже говорили, что с трусами и паникерами надо вести беспощадную борьбу вплоть до расстрела на месте, но никаких мер не принимали. То же самое будет и с этим приказом. Всех в штрафники не отправишь».

Заместитель командира двести пятого танкового батальона майор Пыряев заявил:

«В свете этого приказа могут пострадать невинно некоторые офицеры Из-за панически настроенных групп рядового состава, за что тех направляют в штрафники, а это негативно отражается на их командирах, якобы виновных в паникерском настрое своих подразделений».

Рядовой первой саперной роты пятьдесят третьего батальона сто пятнадцатого мотострелкового полка Коротаев, нецензурно выражаясь, говорил следующее:

«Скорей бы в бой, чтобы там ранили. Потом уехать в госпиталь месяца на три, а там, глядишь, война закончится. Без разницы, чья возьмет, лишь бы домой живым вернуться».

Аналогичных высказываний в частях и соединениях шестьдесят девятой гвардейской армии на момент составления донесения выявлено до ста двадцати. По всем отрицательным реагированиям особые отделы соединений проинформировали командование.

Несмотря на то что с личным составом частей и соединений армии ведется постоянная работа, все же отмечены факты трусости, членовредительства и умышленного уклонения от боя со стороны отдельных лиц рядового и сержантского составов, а также офицеров.

Особыми отделами принимаются решительные меры к трусам и паникерам, подрывающим стойкость частей, бросающим оружие и бегущим с поля боя.

Всего за период с 01 по 15 июля текущего года отправлено в штрафные батальоны семьсот одиннадцать человек, расстреляно сто двадцать семь человек.

Дополнительно сообщаю:

за период с 01 по 15 июля текущего года задержаны 875 человек, в том числе 53 – перебежчики, сдавшиеся добровольно; 48 дезертиров; 754 военнослужащих, отставших от своих частей; 20 человек уголовно-преступного элемента.

По всем задержанным проводится оперативная работа.

Особыми отделами дивизий, полков и батальонов и впредь будут приниматься все необходимые меры по пресечению паникерства, трусости и дезертирства в частях и соединениях армии.

Подобные докладные будут готовиться дважды в месяц.

В расположение роты в сопровождении особиста и четверых заградотрядовцев прибыл никому не известный человек, экипированный, как и все прибывшие, в обычный мешковатый камуфляж без знаков различия. Однако среди штрафников быстро пронесся слушок – видать, кто-то из заградотрядовцев шепнул, – мол, этот неизвестный аж из самого штаба дивизии и имеет звание майора.

Не бог весть какой чин, но все понимали: штаб дивизии – это серьезно. Знать, скоро наступление.

Никулишин собрал взводных на втором этаже развороченной обстрелами пятиэтажки. Место выбрал прибывший из дивизии майор: из окна просматривался нужный сектор разрушенного города. Выбор штабного пал на полуразгромленную кухню типовой постройки.

Выглядела она соответственно. Побитые пулями и осколками голубенькие квадратики кафеля покрылись копотью от сгоревшего кухонного гарнитура. Под ногами трещали осколки битой посуды и стекол. Странным образом уцелел плафон под почерневшим потолком. А холодильник в черных от копоти разводах, с оторванной дверцей, изнутри пожелтевший от времени, с пробитой большим осколком боковой стенкой – словно рубанули топором, смотрелся вовсе уж сиротливо.

Затяжной дождь никак не желал успокаиваться. В оконный проем задувал сырой ветер. Белая пластиковая рама разбитого окна, вырванная взрывной волной, держалась на одном честном слове. Казалось, чуть дерни ее, и она вывалится из проема. Осколки стекол перемешались с битой посудой и обгоревшими головешками гарнитура.

Перед тем как сюда войти, Гусев перекинулся парой слов с Никулишиным, спросил, где комбат.

– Ранило «батяню» нашего, – усмехнулся ротный. – А замены не нашлось. Так что пока каждый сам за себя.

– Тебе не предлагали?

– Я ж штрафник. Больше роты не доверяют.

Ротный и взводные разместились вдоль стенки. Одни, наплевав на субординацию, сидели на касках, откинувшись на прохладный кафель, другие просто подпирали стену, вовсе не думая стоять навытяжку перед штабным майором и особистом.

Следом за командирами к кухоньке потянулся рой любопытных штрафников, но они натыкались на заградотрядовцев, занимавших подступы к квартире.

– Все собрались, Никулишин? – спросил особист.

– Так точно.

– Ну и дисциплинка у тебя! – скривил губы особист. – Какого рожна осужденные поперлись за нами?

– А вы у них спросите, гражданин майор, – ответил ротный. – Что касается дисциплины – так ведь контингент соответствующий.

– Спрашивать я с тебя буду, Никулишин, – с нажимом проговорил особист.

– Спроси, спроси, – проворчал ротный, тоже перейдя на «ты».

Особист взвился, но его остановил штабной.

– Товарищ майор, с вашего позволения я начну, – сказал он, прервав назревающий конфликт.

Все знали, что Никулишин неудобный офицер, в рот никому не заглядывает. Потому, несмотря на возраст, никак не мог прыгнуть выше капитана. В штрафники угодил, послав на три буквы какого-то генералмайора, прибывшего с проверкой. Очевидцы рассказывали, что генерал-майор матерился, как сапожник, разнося всех подряд, так ему все не нравилось. Тут на свою беду и подвернулся Никулишин. Как только генерал в очередной раз сорвался на мат, брызгая слюной на капитана, тот отчетливо послал высокого чина по известному адресу и, повернувшись спиной, удалился, не спросив разрешения. Это и решило судьбу норовистого офицера.

– Завтра в четыре ноль-ноль начало наступления, – сказал штабник. – Ваш батальон должен прорваться к зданию краевой библиотеки. За ним пойдет двести одиннадцатый мотострелковый полк. Однако у вашей роты, Никулишин, особая задача. Вы должны занять здание кинотеатра «Луч» и обеспечить огневое прикрытие атаки.

– Артподготовка будет? – хмуро спросил Никулишин.

– На вашем участке – нет.

Штрафники зароптали, а Никулишин, пытаясь справиться с дергающейся от нервного тика левой щекой, зло спросил:

– Вы что, совсем охренели?!

– Никулишин!!! – повысил голос особист.

Но тот, не обращая внимания, уставился на штабного.

– На убой людей гоните! Снарядов вам жалко?!

Майор спокойно сказал:

– Во-первых, никто на убой вас не гонит. Благодаря разведке, мы имеем схему проходов через минные заграждения опóзеров. А это уже немало. Разведчики рисковали жизнями, добывая эти сведения. Для вас, между прочим. Со схемой ознакомитесь перед началом наступления, о наших проходах узнаете тогда же. Во-вторых, какая артподготовка? Вы находитесь в непосредственном соприкосновении с противником, то есть в зоне поражения! Вам ли, кадровому офицеру, не знать такой прописной истины? О чем вы говорите, Никулишин? В-третьих, мы все на войне. А на войне, знаете ли, принято в атаки ходить. И вот еще что, Никулишин. После того как ваши люди ликвидировали снайпера, в штабе решили рассмотреть вопрос о вашем досрочном освобождении и отправке в обычную войсковую часть, но теперь вижу, что этот вопрос следует отложить на неопределенное время. Глядите, Никулишин, как бы за ваш гонор вам опять не добавили срок.

Никулишин вызверился:

– Гражданин майор, может, вы не знаете, но схемы вражеских минзаграждений добыли мои бойцы, конкретно – командир первого взвода Гусев. Кабы не он – не удивлюсь, если б вы нас прямиком на мины и погнали.

– Никулишин, не забывайся! – рявкнул особист. – Забыл, что тебе второй срок светит? Так мы его хоть щас оформим!

– Напугал ежа голой жопой! – в ответ рявкнул бывший капитан. – После завтрашней атаки новый срок уже никому не понадобится, все здесь ляжем.

– Мне не нравится ваше заупокойное настроение, Никулишин, – ответил штабной.

Он помолчал и добавил: