Дмитрий Дашко - Штрафники 2017. Мы будем на этой войне

К месту снайперской засады подходили по дуге, осторожно всматриваясь, ожидая всякого подвоха. Как в воду глядели: очередь выбила крошку у стены, к которой они прижимались.

– Второй номер! – догадался Павел.

Штрафники моментально распластались на асфальте. Еще одна очередь, но уже над головами.

– Подлюка, – злобно прошипел Клык.

Он ползком попятился назад. И сразу прижался лицом к отсыревшему от дождей асфальтовому покрытию. Стрелок заметил его движение.

Гусев сумел перекатиться так, чтобы оказаться в мертвой зоне для вражеского автоматчика. Трем бойцам повезло меньше. опóзер не давал им подняться и поменять позицию, чутко реагировал на малейшее движение.

– Взводный, на тебе все карты сошлись, – не поднимая головы, прошептал Клык. – Иначе он нас тут и оставит… навсегда.

Павел осторожно сместился, уполз чуть подальше. Наверняка стрелок знает, что их четверо. Трех держит под прицелом и, поскольку четвертая мишень осталась вне досягаемости, будет осторожничать. Вряд ли позволит подойти без проблем.

При любом раскладе получалось, что дорога к нему одна – через простреливаемый участок улицы. Там-то он своего не упустит. Единственная возможность уцелеть – резкий рывок и слабая надежда, что враг промахнется.

Павел сгруппировался, приготовился к броску, и тут же неподалеку прошла предупредительная очередь. Противник демонстрировал, что намерения Гусева читает, будто открытую книгу.

– Вот же скотина такая! – выругался Гусев.

Он долго набирался духу, понимая, что надо действовать, пробежать какие-то несчастные метры.

И в это время появился обещанный Никулишиным «живец» – подносчик. Однако вместо термоса в его руках был автомат. Услышав грохот выстрелов, боец, не мешкая, плюхнулся на живот и открыл огонь, шестым чувством угадывая, где находится противник.

Вражеский стрелок на мгновение отвлекся, выцеливая нежданно-негаданно взявшуюся мишень, и в ту самую секунду, когда очередь прошила подносчика навылет, Гусев ринулся вперед. Он влетел в парадное подъезда, пробежал по ступенькам и, безошибочно угадав квартиру, ворвался внутрь.

опóзер, спиной почуявший чужое присутствие, развернулся, попытался перевести автомат на Гусева, но Павел не дал ему это сделать, хладнокровно разнеся его череп на мелкие части.

А потом устало опустился на корточки и вытер выступивший пот.

– Взводный, ты как? – закричали снизу.

– Нормально, – скорее для себя, чем для них, ответил Гусев и, высунувшись из оконного проема, помахал рукой: – Порядок, аники-воины, поднимайтесь!

У второго номера ничего ценного не нашли: так, обычная солдатская мелочовка. Зато у самого снайпера оказалось Кое-что поинтересней: карта местности с подробным описанием минных полей.

А еще – оставшаяся без хозяина «СВД», почти не пострадавшая, если не обращать внимания на покрывшую ее копоть. На прикладе насчитали двадцать восемь зарубок.

– Надо же, – сплюнул Чеснок. – Столько душ на тот свет спровадил!

Перед тем как уходить, не спеша покурили, уже не экономя сигареты, как недавно – одну на двоих-троих. Сейчас, когда снайпера нет, подносчики станут посмелее, появятся и сигареты, и вода, и жрачка.

Не сделавшие ни одного выстрела Студент и Чеснок разочарованными не выглядели. Настрелялись уже вдоволь. Каждый понимал, что на его век войны еще хватит, лишь бы век этот не оказался коротким.

Глава XX

Находка

Павел вскинул свою «эсвэдэшку», посмотрел через оптику на открывшийся перед ним раскуроченный войной кусок города, признавая, что позицию вражеский стрелок выбрал хорошую. Как же он так опростоволосился, подставившись неопытному стрелку? Хотя на войне всякое бывает. И на старуху проруха случается.

И тут увидел, как метрах в ста от них из неприметной трещины в земле появилась чья-то голова. Она повертела по сторонам, и Гусев узнал Циркача.

Тот вылез наружу и, пригибаясь, скользнул за ближайшую кучу битого кирпича. Следом показался Смешной, а потом и остальные уголовники.

– Вот так номер, парни, – произнес Лютый, не отрываясь от прицела.

Штрафники мгновенно насторожились, клацнув предохранителями на автоматах.

– куда-то наши блатные настропалились, – успокоил товарищей Павел. – Вылезли из какой-то дырки. У Смешного в руках, кроме оружия, – РД [22].

– Дезертируют? – предположил Чеснок.

– Не похоже, – задумчиво ответил Павел.

Студент подхватил винтовку убитого снайпера, тоже уставился в окуляр.

– Что там? – нетерпеливо спросил Клык.

– Баба голая, – подначил Студент.

– Да иди ты!

– К ней? – невинным тоном поинтересовался Леха.

– Что, в натуре, баба? – вскинулся Клык.

– Успокойся, нет никакой бабы, – хмыкнул Гусев.

– Дай, гляну. – Клык потянулся к винтовке Чечелева.

– Обойдешься. Я сам на бабу смотреть буду.

– Сволочь!

А Студент приговаривал:

– Сиськи какие! Четвертый или даже пятый размер… Жопа… Ништяк!

– Уймись, страдалец, – урезонил его Гусев. – Интересно, куда блатные ходили? И ведь как они ловко! Втихаря от всех. Я даже не заметил, как смылись. Где же они были?

– Так пойдем, спросим! – бодро предложил Чеснок.

Он хоть и побаивался уголовников, но чувствовал, что парни в обиду его не дадут.

– Пошли, – легко согласился Лютый.

Он и сам собирался так поступить. Ведь эта братва из его взвода. Командир, твою мать…

Урки тем временем короткими перебежками, прячась за всевозможные укрытия, устремились на позиции штрафной роты.

Гусев с бойцами аккуратно прокрался за ними.

Первым делом он доложился Никулишину, показав трофейную винтовку.

– Отстрелялся, падла, – коротко сообщил Лютый и добавил: – Пусть подносчиков отправляют. Моим жрать нечего.

– Доложу, – кивнул ротный. – Ты молодцом, Гусев. Матерого волчищу уработал.

– С ним вот еще что было. – Павел передал ему план минных заграждений.

– А вот это ценно вдвойне. Комбат тебе…

– Знаю-знаю, – перебил его Гусев. – Скостит еще месяц, но у себя оставит.

Вернувшись, Гусев подозвал Лемешко, Чечелева и Чеснока:

– Вы со мной или как?

– Само собой, – ответил Студент.

Чеснока Павел все же не взял, оставил дежурить у рации.

Они пошли к закутку, облюбованному урками.

Без Фантика блатных осталось шестеро. Они устроились на пластмассовых ящиках вокруг точно такого же, накрытого газеткой. На ней лежали деликатесы по нынешним временам, особенно для штрафников, не балуемых разносолами: круглая полупрозрачная банка с кусочками какой-то рыбы в масле, нарезанные желтые ломтики сыра и розовой вареной колбасы; посредине ящика возвышалась двухлитровая пластиковая бутылка газировки.

Увидев такое изобилие, Гусев и его бойцы замерли, с непониманием осматривая «пиршественный стол».

– Приятного аппетита, – произнес Павел.

Продолжить разговор он собирался более жестко.

– Не жалуемся, начальник, – ответил Смешной.

Другие уголовники даже не повернули голов в их сторону. Они не спеша накалывали штык-ножами колбасу, сыр, ломтики рыбы, отправляли их в рот, медленно прожевывали. Жевательные мускулы выделялись на их худых осунувшихся лицах с бледной, нездорового цвета кожей.

Смешной с характерным треском скрутил крышечку у бутылки. Из горлышка с шипением пошла пена. Блатной принялся разливать газировку в пластиковые одноразовые стаканчики. И их где-то нашли!

– Откуда столько шамовки, Циркач? – спросил Павел.

– В магазине купили, начальник, – нехотя, будто делая одолжение, ответил Селиверстов, меланхолично пережевывая.

– Адресок не подскажешь? – начал заводиться Гусев.

Ответ уголовника он расценил, как открытую насмешку и даже вызов: какие могут быть магазины в разрушенном городе?

Циркач многозначительно молчал, продолжая набивать рот.

– Ты что сидишь перед командиром?! А ну встать! И прекрати жевать, будто корова какая!

Уголовник медленно приподнялся.

– Ну, встал. Чего еще? Сплясать?

Поиграв желваками, Павел произнес:

– Я видел, как вы из какой-то дырки вылезли. Где были?

– Так родились только что, начальник! – осклабился Селиверстов.

Остальные нагло загыкали, изобразив веселье.

– А! Ну, с днем рождения! – усмехнулся Гусев, с раздражением думая, что блатные положили с прибором на него и вообще на все.

И добавил:

– Я жду ответа, Циркач.

– «Не плачь девчонка, пройдут дожди, солдат вернется, ты только жди!» – под общий глумливый смешок урок прогнусавил Митяй.

– В зубы хочешь? – спросил у него Клык звенящим от напряжения голосом.

– Неа, не хочу! – энергично ответил Митяй, сделав показушно-испуганное лицо. Нагло уставился на Лемешко. – Что, уже и петь нельзя?

– Не кипятись, Миха, – сказал Гусев, глянув на товарища, и предложил Циркачу: – Отойдем.

– Зачем? – делано удивился Селиверстов. – У меня от семейников [23] тайн нету, а у тебя, Лютый?