А. Живой - Битва на Калке
Приобретенные в качестве хобби знания не пропали даром, а опыт освоения чужих языков в контакте с монголами очень даже пригодился. Забубенный вообще не любил общаться через переводчика. Ведь русская душа требует понимания, а через переводчика по душам не поговоришь.
Ничего этого Плоскиня не знал, перечисляя Кара-чулмусу заплетающимся от страха языком монгольские слова и понятия, одно за другим. Освоив в первый день обучения довольно много слов, нетерпеливый Забубенный решил стразу же попрактиковаться на носителях языка. Ибо, как слышал от своих учителей, для изучения языка нет ничего лучше, чем погрузится в атмосферу носителей языка. Учишь французский, – езжай во Францию. Осваиваешь японский, – плыви в Японию и тусуйся там многие годы с самураями и каратистами. Только так выучишь язык и поймешь культуру народа.
К счастью за монголами не надо было ехать в Монголию. Они сами сюда приехали. Выйдя под вечер из палатки, и, преодолев в сопровождении вождя бродников метров сто в сторону основного лагеря, Забубенный бесстрашно бросился под копыта скакавшей лошади, пытаясь остановить первого попавшегося на пути монгольского всадника властным движением руки. Сказав при этом по-монгольски:
– Стой, всадник. Куда скачешь?
Всадник, судя по всему, оказался не местный, и Кара-чулмуса, напугавшего его лошадь, которая встала на дыбы, в лицо еще не знал. А потому, успокоив лошадь, тут же попытался вразумить неизвестного, перехватив копье и взметнув его над головой. Еще секунда, и бессмертный степняк-вампир попрощался бы с жизнью.
К счастью, Плоскиня во время сориентировался, крикнув что-то всаднику и указав на Забубенного, трижды произнес короткую фразу, венцом которой было слово «Кара-чулмус». Всадник передумал убивать неизвестного, опустил копье и с удивлением воззрился на него. Осмотрев с ног до головы стоявшего перед ним странно одетого человека, осторожно и вопросительно пробормотал:
– Кара-чулмус?
Забубенный радостно закивал. Первый контакт с носителем языка начинал складываться.
– Кара-чулмус! – подтвердил он, кивнув головой.
Всадник еще немного помолчал, привыкая к странному собеседнику, и вдруг выпалил:
– Я багатур Бури-Боко. Скачу к стрелку Джэбеку. Везу известие. Не убивай.
Забубенный не поверил своим ушам, но все понял. Решив, что на сегодня практики хватит, он старательно проговорил по-монгольски:
– Скакать. Везти. Не буду.
Не поверив своему счастью, багатур Бури-Боко хлестнул лошадь плеткой и ускакал, скрывшись между юрт походного лагеря. А удовлетворенный первым контактом с носителем языка, Григорий отправился обратно к себе и до захода солнца вытянул из Плоскини еще добрую сотню глаголов, существительных и устойчивых идиоматических выражений. Ему понравилось говорить по-монгольски. Прогресс пошел. А на следующее утро у него неожиданно состоялся второй разговор на местном наречии.
Проснувшись от необычного шума, Забубенный присел на свей походной кровати, – набросанных на полу юрты коврах и халатах с подушками, – прислушался к тому, что творилось снаружи. Как только конский топот доброй дюжины лошадей, разбудивший его, стих, полог откинулся в сторону, и в запретную юрту Кара-чулмуса бесстрашно вступил монгольский воин. Это был сам Субурхан. Чуть позже вслед за ним вошли Тобчи и Джэбек, – верные сателлиты.
Забубенный, едва успевший вскочить, натянуть походные штаны с рубахой и принять задумчивый вид, застыл у стены. А, увидев предводителя монгольского корпуса в своей юрте, заволновался. Просто так Субурхан сам к тебе не приедет. Знать, дело появилось.
– Здравствуй, Кара-чулмус, – сказал Субурхан, остановившись посреди юрты. Затем, отыскав глазами небольшую скамеечку, служившую Забубенному табуреткой, сел. Джэбек и Тобчи сели рядом, благо скамеечек было много.
– Я приехал говорить с тобой, страшный степной вампир, так что не убивай пока, – ухмыльнувшись, заметил Субурхан. А Тобчи и Джэбек широко улыбнулись, оскалив мелкие кривые зубки, если не сказать клыки. Со стоматологами у степняков явно были проблемы.
– Милости просим, – пробормотал Забубенный на родном наречии, но, осознав, что Плоскини рядом нет, перешел на монгольский.
– Я стараться говорить по-монгольски, но мало знать слов, – выдавил он из себя, – позвать Плоскиня?
– Нет, – махнул рукой монгольский вождь, – я слышал от багатура Бури-Боко, что ты уже говоришь на моем языке. Повстречав тебя и оставшись в живых, он считает, что заново родился. Весь лагерь говорит об этом.
Забубенный мог себя похвалить: слушая Субурхана, он почти все понимал. А что не понимал, додумывал по смыслу. Вот, только говорить мог пока медленно и скудно. Поэтому говорил больше монгольский военачальник, а потенциальный Кара-чулмус больше отмалчивался и слушал. Вот и сейчас он промолчал, но не смог сдержать самодовольной улыбки. Все-таки первый контакт прошел не зря, раз слухи о нем дошли до самого Субурхана.
– Тебя хорошо кормят? – вдруг поменял тему монгол, оглядев суровым начальственным взглядом убранство юрты, остатки еды и питья на деревянном подносе, служившим Забубенному столом и передвижным баром одновременно, – Все ли у тебя есть, что нужно?
– Мерси, – ответил по-своему Григорий, озадаченный вопросами монгольского начальника, – еды хватает. Сервис по первому классу.
А потом, спохватившись, пробормотал по-монгольски:
– Еда хорошая. Вода тоже. Кара-чулмус доволен.
Субурхан кивнул, словно все это укладывалось в одну линию с его мыслями.
– Значит, ты здоров?
Григорий озадачился еще больше «с чего вдруг такая забота?», но автоматически промямлил:
– Здоров. Еда хорошая. Воздух тоже. Голова почти прошла.
Субурхан опять кивнул, видимо, соглашаясь, что степной воздух, пропитанный ароматами трав, действительно целебен. И вдруг высказался прямо:
– Хорошо, – сказал он, – Значит, ты уже готов бороться с Бури-Боко.
– Бороться? – повторил Забубенный, – я должен бороться с багатуром Бури-Боко?
Субурхан хищно улыбнулся и снова кивнул.
– Завтра на рассвете.
Григорий даже слегка осел вниз, слабость навалилась на него неожиданно.
– Но зачем? Я же не багатур и не любить бороться.
На это Субурхан резонно заметил, погладив свою бородку:
– Зато я люблю посмотреть на борьбу. Потешить себя видом состязаний. Мои багатуры храбры, но победа над самим Кара-чулмусом, – это особая победа. К тому воину, что победит вампира-степняка перейдет его дух и он станет непобедим.
– «Перейдет его дух»… – повторил как во сне Забубенный, – Что это значит? Ведь борьба не битва? Там не убивают? Не проливают кровь?
– В борьбе бывает все, – философски заметил предводитель монголов, – А мы очень любим это развлечение. Оно вселяет веселье, радость и силу в наши сердца. Но, ты прав, кровь там не проливают.
Где-то в глубине души Григорий знал, что есть немало способов лишить жизни человека и без пролития крови. Ему вдруг представился «Клетчатый» в исполнении Баниониса из кинофильма «Приключения принца Флоризеля», прошептавший «Не терплю крови», глядя на зияющую рану от сабли в своей груди. Успокаивало одно, – монголы тоже не любят крови, хотя и проливают ее реками.
– Но, я не знать правила, – неуверенно заметил Григорий.
– Правил нет, – успокоил его сидевший рядом Тобчи, – Борются голыми по пояс. Бури-Боко будет тебя хватать и ломать. Но, ты должен терпеть и сопротивляться. С виду, ты тоже сильный. Продержись как можно дольше, – и тогда тебя ждет славная смерть от руки багатура, а его – слава победителя Кара-чулмуса.
– Но, – осторожно проговорил механик, – ведь Кара-чулмуса нельзя победить. Он же сам дух-убийца!
Субурхан кивнул. По его хитрому лицу промелькнула самодовольная усмешка.
– Это так. Настоящего духа, – нельзя. Но ты же не настоящий. А мои воины уверены, что ты и есть Кара-чулмус. Поборов тебя Бури-Боко прославит всех монголов. Ведь до него еще никто не побеждал в открытом бою самого Кара-чулмуса!
– А он не боится Кара-чулмус? – выпалил Григорий.
Субурхан впервые за время этого странного разговора поднял глаза и смерил пристальным взглядом собеседника. До этого, он как бы разговаривал сам с собой, скользя взглядом по механику, словно его и не было.
– Боится. Пока я не прикажу бороться, – при этом и так узкие глаза Субурхана сузились еще сильнее, – А когда прикажу, он будет бороться хоть со всеми злыми духами степи.
«Замечательно, – как-то отрешенно подумал Забубенный». И выдал самый неожиданный аргумент:
– А вдруг, победителем стану я?
Все трое военачальников переглянулись и вдруг расхохотались так, что затряслись стены юрты. Смеялись они долго и от души.
– Ты очень грозный, Кара-чулмус, – сказал Субурхан, отсмеявшись положенное, и глотая слезы от смеха, таким тоном, словно Григорий сморозил стопроцентную чушь, – но ты не победишь Бури-Боко. Он настоящий багатур.
