А. Живой - Битва на Калке
В этот момент сидевший рядом с Субурханом и Тобчи воин, молчавший до сих пор, что-то сказал. Его соседи кивнули.
– Великий стрелок Джэбек, напоминает, что ты не ответил на главный вопрос, – что ваш отряд делал в половецкой степи? – перевел Плоскиня.
– Какой отряд? – делано удивился Забубенный, хотя уже понял, о чем пойдет сейчас речь, и голос его слегка дрогнул. Ему самому хотелось узнать о том, что сталось с Путятой, Данилой и братом-купцом Курей.
Плоскиня сделал два шага вперед и пнул ногой лежавшую на полу меховую кучку. При этом раздался металлический лязг, – стукнулись лежавшие снизу мечи. Один из них Плоскиня поднял, оглядел и, вопросительно глядя на Забубенного, сказал:
– Такие мечи куют в Чернигове и на киевщине. А среди киевских князей много родственников половецким. Половцы нам враги. Так, что так глубоко в степи делал вооруженный отряд из сопредельных земель?
– Да купцы мы, – решил косить под дурака Забубенный, вспоминая легенду прикрытия, – торговать ехали. Отсюда мечи и меха наши, и другое добро. А купцов никто не трогает даже на войне. Чего нам бояться-то? Я же сразу и сказал, как повстречались. Родом мы с братом из Чернигова, оттого и оружие не местное.
– А зачем вам оружие, если бояться некого? – зло ухмыльнулся Плоскиня, – а может, искали чего, вынюхивали?
– А чего в степи вынюхивать? – честно удивился Забубенный, – она широкая и пустая, что в ней толкового может уродиться?
Плоскиня покосился на монголов, но переводить не спешил.
– Товаров в ней мало, ибо народ кочевой ничего сам производить не желает, – продолжал гнуть свою линию механик, – может экономика не позволяет, а может, по жаре работать не охота. Вот и гоняют коров туда-сюда по пастбищам кочевым. Зато коровы дают молоко и йогурты, которых у нас на Руси маловато. Ну а мы им меха и оружие. Вот и совершается культурный товарообмен. Мы купцы, – народ мирный. А оружие везли для продажи. Можем, например, вам продать. За полцены.
Плоскиня снова зло ухмыльнулся.
– Нам не надо. Мы и так уже все взяли, даром. А вот брата твоего в желтой одежке не успели прихватить, – утек в степь. Жаль, хороший бы раб получился. Вроде тебя.
Затем он обернулся и перевел сказанное монголам. Пока он говорил, Забубенный наполнялся гневом. Значит, отряд разбит, но Куря и еще кое-то спасся. И монголы их не смогли догнать. Где же они сейчас? Наверное, ускакали к Зарубу. Мстислав Чернявый давно уж ожидает их с докладом, да и киевские князья, небось, войско уже вовсю собирают для похода. В любом случае придется затаиться на время, приняв свою судьбу для вида, и готовить побег из этого места. А там, – бежать при первом же удобном случае обратно к Зарубу и дальше на Русь.
Молчавший до той поры старый знакомый Забубенного Тобчи вдруг что-то резко сказал.
– Тобчи не верит, что вы купцы, – перевел Плоскиня, – Слишком хорошо дрались. Несмотря на внезапное нападение, в бою погибла половина его воинов. И он поклялся убить твоего брата, когда найдет его. И тебя должен убить, – по монгольским законам смерти предается весь род врага.
– Да то не мы бились, – ответил сквозь зубы Григорий, – то охрана, что мы наняли в Чернигове. Секюрити. Ратники черниговские, а им полагается уметь драться. Они тренированные. Увидали вас, да за налетчиков приняли, вот и стали отбиваться. За то им деньги и платили. А мы с братом, – люди мирные.
– Твой брат убил его брата в том бою, – сообщил Плоскиня, – самолично. Он был на коне и махал мечом не хуже ратника. Порубил троих. Монголы такого не прощают.
– Ну, что поделаешь, – кивнул Забубенный, – значит судьба. Довели человека. Если у мирного купца начнут отбирать товар, он кого угодно за свою собственность задушит. А если у него еще и меч в руках оказался, то вообще пиши «пропало». Частная собственность, – вещь неприкосновенная. Первый закон развитого капитализма. Да и не развитого тоже. Даже в степи. Одного не пойму, – я-то тут причем? Брат убил, вот брата и шукайте по степи.
Плоскиня помолчал немного, выслушав ответ Григория, а потом пробормотал, прищурившись:
– Вот смотрю я на тебя, раб, и не пойму. Не понятен ты мне. Вроде из славян, а говоришь так, словно уродился за морем и кожу имеешь черную, как воины мавританские.
– Ты не первый это заметил, – успокоил его Забубенный, – мы, свободные механики, – вообще народ странный. Сами себя не понимаем иногда. Где нас посторонним понять. Душа механика, – креативные потемки. Внутри нас неведомая сила, что влечет наши руки к железу и работам по металлу. Нас все время тянет что-нибудь подкрутить, что-нибудь разобрать. Это невозможно объяснить не механикам. А уж тем более, – бродникам. Про степняков я вообще не говорю. Их дело – степь да степь кругом. Кони, шашки и прочая романтика. А мы, механики, любим странные вещи.
Тут снова в разговор вступил Субурхан, сделав заявление. Плоскиня еще не успел его перевести, как Тобчи недовольно что-то заметил на это. Главный начальник бросил на него грозный взгляд и повторил свою загадочную фразу. Тобчи замолчал, насупившись, но, стараясь взглядом пробурить дыру в Забубенном.
– Субурхан решил, что ты будешь жить, до тех пор, пока не починишь осадную башню. Тебе дадут помощников столько, сколько тебе понадобится, – перевел решение руководства Плоскиня, – Но ты должен прямо сейчас показать на что способен настоящий механик. И еще, – ты больше не мой раб. Ты – собственность Субурхана.
– Благодарствуем, что хоть с казнью повременили. И на том, спасибо, – проговорил механик, добавив озадаченно, – но, как же вам показать, на что способен настоящий механик?
Посмотрев по сторонам, Забубенный наклонился и вытащил из кучи мягкой рухляди две мини-рации. Погладил, словно древнюю реликвию, нажал по очереди на них кнопку «вкл», с радостью услышал легкое потрескивание и удовлетворенно проговорил:
– Работает еще. Хорошо.
И тут у него в мозгу зародился коварный план мести. Он потянул одну из раций Плоскине и, обращаясь к монголам, сказал:
– Пусть он возьмет это и выйдет за порог юрты. Там он узнает, что такое настоящий механик, а вы поймете это не сходя с места.
Вождь бродников указал на рацию и перевел два слова монголам. Субурхан кивнул, без интереса поглядывая на маленькие черные штучки, от которых он не ждал никакого подвоха. Они не были похожи на оружие. Тогда Плоскиня взял рацию, и, выйдя наружу, отошел на положенные три метра от юрты.
Выждав несколько секунд, Забубенный нажал на кнопку вызова и ляпнул первое, что взбрело в голову.
– Хьюстон, Хьюстон, вызываю Уитни Хьюстон, – взвизгнула трескучая рация у порога.
В трех метрах от юрты упало тело. Затем раздалось еще два мягких шлепка, словно на землю уронили мешки с картошкой. Григорий, не спрашивая разрешения, нетвердой походкой подошел к выходу и отдернул полог. Вождь бродников без чувств валялся на земле, выронив рацию. Рядом, словно два тюленя, лежали охранники Субурхана.
– Да, – удовлетворенно заметил Забубенный, подняв рацию, выпавшую из руки Плоскини, – техника в руках дикаря, кусок металла. Вот, господа монголы, на что способен настоящий механик.
И он с самодовольным видом обернулся назад, ожидая увидеть ту же картину в юрте, но, из-за его спины, как ни в чем не бывало на свет вышли торе монголов-предводителей и осмотрелись.
– Ты придумать эту говорящую чурку? – спросил Тобчи, как выяснилось, говоривший вполне сносно на ломаном русском, и взял у изумленного Григория одну из раций. Изучив взглядом панель управления, он безошибочно нажал на нужную кнопку и пробормотал по-монгольски что-то свое. Вторая рация в руках Григория изрыгнула в эфир фразу, прозвучавшую на слух как «Бора-бора Кара-Чулмус! Бора-бора Албаст!».
– И что это значит? – задал глупый вопрос великий механик.
– Мы долго воюем, – сказал Тобчи, прищурившись, – Мы видеть многие земли, много народов и много злых духов. Мы всех победить. Ты не похож на них. Мы не бояться тебя и всегда мочь убить. Помни об этом. Но, – тут Тобчи запнулся и посмотрел на своего начальника, – великий Субурхан оставлять тебя в живых, пока ты не починить башня. Тебе дадут юрта и много рабов, как ты просить. Но знай, ты сам теперь, – раб Субурхана. А до тех пор Плоскиня и все наши воины будут думать что ты, – настоящий дух степи Кара-чулмус, что может превратиться в голос без тела, а также пить кровь людей. Они в это поверить. Пусть так и будет. Твой судьба мы решить позже.
Забубенный не знал, что и сказать на это. Мгновение назад был уверен, что произведет неизгладимое впечатление на дикарей, как белый человек, что предъявил папуасам радиоприемник. Готов был ощутить себя чуть ли не хозяином положения, диктовать монголам свои условия, как некогда черниговцам, а сейчас выяснилось, что его просто провели. Хитрые монголы-атеисты в нечистую силу верили не сильно, либо вообще не верили. И что, блин, теперь было делать?
