Руслан Мельников - Тевтонский крест
Послышался стук копыт. К захваченной стенобитной «батарее» неслась ватага дядьки Адама. Число партизанских робингудов сократилось: темнота не помешала татаро-монгольским лучникам вогнать две ответные стрелы точно в цель. Лошадей с сиротливо пустующими седлами сейчас держали за поводья двое волчьешкурых конников. Они же везли луки и колчаны убитых.
А ведь во время атаки полег еще добрый десяток краковских дружинников. Многие из уцелевших были ранены. Освальд, между прочим, тоже. Бурцев прикинул урон татар. Восемь-девять легких лучников-надсмотрщиков, столько же тяжеловооруженных всадников… Стоило ли оно того, если князек, на которого велась охота, благополучно укрылся за частоколом?
Лесные стрелки в волчьих шкурах осадили коней возле раненого добжиньца. Лица — встревожены.
— Татары! — выдохнул дядька Адам.
— Где?! — В уголках рта Освальда запузырилось красное. — Откуда?
— Облавный отряд. Человек сто с полонянами. Идут медленно, но прямо на нас. Скоро будут здесь.
— Нужно… — прохрипел Освальд. И замолк. Обмяк, пополз с седла.
Если бы не расторопность Збыслава, подхватившего господина, добжинец непременно рухнул бы наземь.
Совсем плохо дело.
— Мертв? — тихо спросил Янек.
— Жив, — сверкнул глазами Збыслав. — Без сознания. Сейчас придет в себя.
— Ну, что скажешь, Вацлав? — краковский дружинник подвел лошадь вплотную к Уроде.
Глава 36
Янек в упор глядел на Василия. И не только он. Теперь все партизаны, даже дядька Адам, не шибко жаловавший чужака, даже Збыслав, придерживавший в седле Освальда, ждали ответа.
Вот, значит, как? Выходит, именно он должен в безвыходной ситуации говорить решающее слово.
Именно он должен брать на себя всю ответственность. Тоже, блин, лидера нашли. Хотя сам виноват. Не испугался татарского магического файербола — этой глиняной чушки, набитой порохом, вот и снискал славу героя. А геройский ореол он, знаете ли, жжется. И притом больно.
Угрюмые лица, глаза-буравчики… Да что они, ума посходили все разом?! Нежданно-негаданно Бурцев обрел в этой лесной ватаге новый статус и право отдавать приказы. И никто не пытается это право оспорить. Даже предводитель краковских дружинников уступил ему первенство. Ну, спасибо, Янек, удружил.
Бурцев вздохнул. Все менялось слишком быстро Не так, как он ожидал, не так, как хотел. Не ycпeл освоиться толком в Польше тринадцатого века, o уже перестал быть хозяином самому себе. Сначала Аделаида связала по рукам и ногам. Ну, да ладно положим, заботу о беззащитной девчонке он воспринял как должное. Но теперь-то не девчонка, а кучка порубанных окровавленных мужиков сверлит его взглядами. Он шел с ними в сражение под предводительством Освальда, искренне надеясь помочь княжне. И досражался… Аделаиде не помог, зато теперь его вынуждают вести жалкие ошметки партизанского отряда на верную смерть. Оно ему надо?! Он — пришелец из другого времени. И мира. С другими правилами. С другими проблемами.
— Татары вот-вот будут здесь, — напомнил дядька Адам. Бородач наложил стрелу на тетиву и насторо женно всматривался в темень оврага. — Полная сотня. Нам не пробиться, не уйти.
Ну и плевать! На все плевать!
— Значит, мы не станем уходить, — хмуро объявил Бурцев. — Если путь к отступлению отрезан, будем наступать.
Елки-палки! А ведь решение-то верное! Безумное, но единственно правильное в данной ситуации.
В глазах обступивших его воинов мелькнуло удивление. И облегчение. Еще бы! Появился тот, кто согласен взять на себя ответственность за их судьбу и отдать последний приказ. Мать их за ногу! За две ноги! За все три!
— Снова нападем на татарского князя? — Янек, вытаскивая меч из ножен, продемонстрировал готовность к бою.
— Нет, — Бурцев покосился на сотрясающиеся под ударами мантлеты. — Поступим по-другому. Все — по коням! И вдоль частокола — галопом к городским воротам! К тем, что открыли татары.
Партизаны непонимающе зароптали.
— Уходя от сотни татарских всадников, ты хочешь сразиться со всем их воинством, вошедшим во Вроцлав? — спросил дядька Адам. Не осуждая, не восхищаясь. Он просто констатировал неутешительный факт: всем им придется умереть.
Да, может быть, и придется. Не исключено. Совсем даже не исключено. «Но раз уж вы, голубчики, делегировали мне командирские полномочия, — не без злорадства подумал Бурцев, — будьте любезны в точности исполнять мои указания».
Они и исполняли. Все до единого разворачивали лошадей в сторону распахнутых ворот. Зубы крепко сжаты. В глазах — готовность к смерти и понимание, что иного уже не дано. Каждому мечталось лишь подороже продать свою жизнь!
Нет, гнать их в Вроцлав в таком состоянии нечестно. Бурцев потратил еще несколько секунд на объяснения:
— Татары сейчас опьянены легкой победой. Рассредаточиваются по городу, теряют друг друга из виду, а мы… Если скакать кучно и быстро, если пробивать дорогу, не ввязываясь в затяжные драки, если гнать коней без остановки до ворот вроцлавской цитадели… Как думаешь, Янек, нам откроют ворота?
Дружинник пожал плечами. Может быть, откроют, а может, и нет, — означал этот жест. И все же «может быть» — лучше, чем «быть не может».
— Не знаю, — признался краковец, — но довести до городского замка кратчайшим путем я бы смог. Мне приходилось бывать во Вроцлаве. В свое время я охранял посольство Лешко Белого в пути по силезским землям.
— Если вроцлавцы примут нас за татар, то просто перестреляют из арбалетов прямо под стенами, — задумчиво произнес дядька Адам. — Если же нам удастся убедить их в обратном, то…
— Все выяснится там! — Бурцев кивнул в сторону Вроцлава. А про себя добавил: «И судьба Аделаиды тоже!» В любом случае он не упустит возможности добраться до Казимира Куявского и потолковать с ним о дочери Лешко Белого. Вероятность того, что князь Куявии застрял в осажденном городе, достаточно велика. А если Аделаида все-таки находится в его руках… Ох, держите меня семеро!
— А ведь план неплох, — вдруг осклабился предводитель лесных лучников. Впервые Бурцев видел улыбку в густой бороде хмурого дядьки Адама. Широкую, открытую и злую одновременно. — Едем, Вацлав! Чем дольше мы торчим под этими пороками…
— Стоп! — Бурцева осенило. — Тут еще осталось одно дельце. Коль уж мы доберемся до цитадели и укроемся в ней, нужно сделать так, чтобы она выстояла дольше, чем внешние стены Вроцлава.
Снаряды для метательных машин лежали неподалеку. Туда и направился Бурцев. Каменные ядра его не интересовали, а вот разложенные поодаль от костров округлые плафонообразные кувшины…
Конечно, лучше бы подложить под стенобитные орудия пороховые бомбы да запалить фитили. Но ни одной из них на глаза не попадается. Где желтолицый старик укрыл свое добро от горящих стрел вроцлавцев, Бурцев не знал, а шарить вдоль частокола в темноте уже нет времени. Ничего, сгодятся и зажигательные снаряды.
Первый глиняный горшок в ближайшую катапульту он швырнул сам. Второй — в чудовищную громаду требюше — тоже. Затем к нему присоединились бойцы Освальдова отряда. Только Збыслав с завистью наблюдал за буйством польского слона в татаро-монгольской посудной лавке. Литвин не решился отлучиться от приходившего в себя добжиньца.
О, партизаны оттягивались на славу! С мстительной ненавистью дружинники и лесные стрелки били «дьявольские» машины «дьявольскими» же снарядами. Горшки раскалывались, и вязкая тягучая смесь лениво стекала по деревянным конструкциям. Больше всего досталось гиганту-требюше — самому опасному противнику крепостных стен. Щедрую порцию горючей смеси получили и катапульты с баллистами. Дядька Адам швырнул несколько горшков в крытые тараны, Янек выплеснул содержимое зажигательных бомб на осадные щиты. Весь арсенал татаро-монгольского воинства был уничтожен в считанные минуты.
— Все, пора уходить! — скомандовал Бурцев. Он подхватил татарское копье с бунчуком, макнул пышным конским хвостом в густую лужу возле требюше, а затем направил Уроду к затухающим кострам.
Из пропитанного нефтяным раствором копейного бунчука вышел знатный факел. Жаркий, брызжущий огненными искрами, на длинной рукояти — прямо сказочная жар-птица, вспорхнувшая в ночи. Птичка эта клюнула одну катапульту, другую… Затем баллисту, требюше…
За Бурцевым поднимался огненный след. Жар-птица обратилась в красного петуха, потом — в многоглавого дракона, жадно пожиравшего сухое дерево, политое горючим сиропом. Пламя лизало стойки, перекладины, вороты и колеса. От нестерпимого жара начинали лопаться канаты, жгуты, тетивы.
Проносясь мимо мантлет, Бурцев мазанул огнем и по ним. Пламя занялось сразу. Татары, уже пробившие боевыми топорами изрядную брешь в дереве, отпрянули назад.
Последними он поджег громоздкие колесные capаи с таранными бревнами внутри. Бросил копье с огарком бунчука, хлестнул Уроду подобранной плетью татарского надсмотрщика. Нужно было догонять отряд Освальда.
