Инженер Петра Великого 10 - Виктор Гросов
Золотая клетка. Снова. Просторная, удобная, но все-таки клетка. Хитрый Фридрих не стал заманивать нас в ловушку — он поместил нас в идеально устроенный, прозрачный террариум, чтобы изучать каждое наше движение.
Вечером, после очередного утомительного приема, я застал Петра в его покоях. Он стоял у окна, глядя на огни города, и задумчиво барабанил пальцами по стеклу.
— Тесно, Смирнов, — произнес он, не оборачиваясь. — Душно. Все по ниточке, все по струночке. Даже дышится по уставу. То ли дело у нас — размах, воля… Грязь, конечно, да бардак. Зато живое все. А тут — механизм. Красивый, точный и… мертвый.
Повернувшись ко мне, он посмотрел в упор.
— Они думают, что посадили зверя в клетку. А мы — попали в их часовой механизм. И наша задача — либо завести его по-своему, либо… сорвать к чертовой матери.
Следующие дни превратились в изматывающую игру: днем — официальные визиты, улыбки и пустые разговоры; по вечерам — балы, где за каждым вежливым словом скрывался острый вопрос. Нас изучали и прощупывали.
Я отдал команду готовиться к нашему главному представлению — выставке. Но и здесь пруссаки умудрились все обставить по-своему. Место выделили прекрасное, на главной площади, вот только окружили его плотным кольцом гвардейцев — «для охраны порядка». Любой желающий подойти к нашим машинам должен был пройти через этот фильтр. Они все контролировали.
Именно в этой душной атмосфере тотального контроля моя «свора» и начала свою тихую, невидимую работу. Орлов пропадал на пирушках с прусскими офицерами, возвращаясь под утро с красными глазами и бесценными обрывками слухов о настроениях в армии. Ушаков со своими людьми растворился в городе, превратившись в тени, что скользили по портовым кабакам и задворкам мануфактур.
Настоящая же битва развернулась в тиши кабинетов нашего дворца-тюрьмы. Тройка моих данцигских друзей пропала, видимо, пошли готовить встречу с главным ученым современности.
— Они боятся, Петр Алексеевич, — докладывал Остерман, раскладывая передо мной стопки бумаг. — Хаоса, который эти машины несут. Весь их мир построен на цехах, гильдиях, на вековых правилах, а вы предлагаете станок, обесценивающий труд целого поколения мастеров. Для них это бунт.
Всего за несколько дней мой тихий «немчик», словно древоточец, вгрызся в прусскую бюрократию. Получив под предлогом подготовки торговых соглашений доступ к городским реестрам и уложениям гильдий, он вскрывал систему, нащупывая болевые точки.
— Вот, — он ткнул высохшим пальцем в одну из бумаг. — Гильдия оружейников. Монополия. Закрытый клуб. Душат любое новшество, чтобы сохранить свои цены. Однако внутри — грызня. Молодые мастера недовольны старыми порядками.
В тот же вечер под предлогом доставки вина в наш дворец пробрался человек Анны Морозовой, принеся записку.
— У них нехватка хорошего металла, — докладывала Анна через своего посланца. — Везут из Швеции, втридорога. А у нас — Демидов. Если мы предложим им нашу сталь на треть дешевле, их металлурги взвоют, зато оружейники и корабелы нас на руках носить будут. Можем их расколоть.
Я посмотрел на Остермана. Тот едва заметно усмехнулся.
— Раскол, господин генерал, — это создание особой среды. Очень полезно для снижения закупочных цен.
В этот момент в приемную вошел прусский офицер из «почетного караула» — вежливая, настойчивая инспекция. Не меняя выражения лица, Остерман сгреб бумаги со стола и «случайно» уронил их на пол. Пока офицер, силясь сохранить невозмутимость, смотрел на меня, «немчик» уже запихивал ногой под ковер самую важную карту с пометками. А я, с самым радушным видом, предложил гостю вина, заслоняя собой стол. Мелкая, грязная, такая необходимая работа. Офицер звал на ужин.
Так, в вежливой осаде, мы готовились к своему главному удару. Они заперли нас в клетке, но забыли, что зверь, даже за решеткой, остается зверем.
Пока на официальном уровне гремели тосты за вечную дружбу, а наши «Бурлаки» ржавели на площади под неусыпным надзором гвардейцев, в затхлой тишине нашего дворца-тюрьмы разворачивалась настоящая война, где оружием служили цифры в гроссбухе и строки в уложениях, а поле боя умещалось на затертой до дыр карте.
Кульминация этой подковерной борьбы разыгралась на третий день в малом кабинете королевского дворца.
— Ваше Величество, — начал Фридрих вкрадчивым, полным «искренней» озабоченности голосом, — я должен передать вам беспокойство наших союзников. Вена, Париж, и в особенности Лондон… они крайне удивлены вашим решением лично возглавить посольство.
Нервно постукивая пальцами по подлокотнику кресла, он сделал паузу.
— Предстоящее собрание в Гааге задумывалась как встреча послов, — тщательно подбирая слова, продолжал он. — Ваше личное присутствие, да еще и в сопровождении… столь внушительной свиты, — короткий взгляд в мою сторону, — меняет сам формат. Это воспринимается как ультиматум.
Петр слушал, лениво вертя в огромных пальцах массивный перстень.
— Мои союзники просят меня убедить вас проявить благоразумие, — закончил прусский король. — Возможно, генералу Смирнову и его… диковинам было бы уместнее вернуться в Петербург. А мы с вашими послами в спокойной обстановке все обсудим.
Ловушка захлопнулась. Нам вежливо предлагали разоружиться.
Петр медленно поднял голову, и его тяжелый взгляд остановился на короле.
— Благодарю за заботу, братец Фридрих, — голос царя прозвучал обманчиво мягко. — Однако я привык решать свои дела сам, а не через приказчиков. И в Гаагу еду не торговаться, а объявить о рождении новой силы, с которой отныне придется считаться.
Он поднялся, и его исполинская фигура заполнила весь кабинет.
— Что до моих «диковин», — кивок в мою сторону, — то они — неотъемлемая часть этого объявления. Европа должна видеть и блеск моей короны, и сталь моих заводов.
Подойдя к Фридриху почти вплотную, он заговорил тихо, и было даже слышно, как у короля перехватило дыхание.
— А теперь, братец, давай начистоту. Твои «союзники» хотят использовать тебя, чтобы связать мне руки. Они боятся. И правильно делают. Но ты — король. И у тебя есть выбор. Можешь и дальше оставаться на побегушках у Вены, которая смотрит на твою Пруссию, как на досадное недоразумение. Можешь плясать под дудку англичан, которые завтра же продадут тебя за новую колонию. А можешь стать нашим главным партнером в Европе.
— Подумай. Мы даем тебе доступ к нашим ресурсам. К нашим технологиям. Мы поможем тебе построить флот, о котором ты мечтаешь. Мы сделаем Берлин не придатком Вены, а центром новой, Северной Европы. В обмен на одно — твою верность. Либо ты с нами, и тогда мы вместе будем диктовать условия
