Огнем, мечом, крестом - Герман Иванович Романов
И ночью, при ярком лунном свете под стенами городища состоялись самые настоящие учения двух десятков копейщиков и трех боевых повозок с «экипажами» из арбалетчиков. И только тогда Владимир Мстиславович уже на своем опыте, окончательно убедился в правоте новой концепции — атаковать подготовленную пехоту даже рыцарями бесполезно. Переть на длинные пики строя, прикрытого «рогатками», или на боевые повозки, выставленные в должном порядке, из которых стреляют арбалеты «нового образца», невозможно даже для рыцарей, и чревато для них ужасающими потерями. Это как в начале Столетней войны французы пробовали атаковать построения английских лучников, ни к чему хорошему эти попытки не привели. Но не раз и не два у Лембиту возникало ощущение, что сам князь все прекрасно знает через Всеслава Твердятовича, просто сейчас убеждается в собственных размышлениях, это чувствовалось, Хотя Владимир Мстиславович шумел больше всех, водил своих дружинников в «атаку», и собственноручно проверил новое оружие. Посоветовал возить на «боевых повозках» в качестве дополнительной защиты не только «рогатки», но и выкованный кузнецами «чеснок». Сам в строю держал пику, высказав мнение, что ее надо чуть удлинить в сравнении с рыцарским копьем — лэнсом. А древко алебарды, которое сломал, нужно укоротить, так ей действовать будет проще. А для Лембиту стало окончательно ясно, что князь апробировал это оружие гораздо раньше, наверное, с момента его появления — недаром своего воеводу с дружиной отправил в Юрьев для поддержки. Впрочем, такой «утечке информации» Шипов даже обрадовался — все свидетельствовало о том, что псковский князь принял решение заранее.
А вот новые арбалеты с прицелами всех удивили несказанно, особенно после того, как показали, как пользоваться целиком и мушкой. Хорошо, что новинки не сломали, зато тетивы чуть не порвали, многократно заряжая оружие и стреляя под светом факелов, которые установили у подножия щитов. Попадания пошли намного чаще, в сравнении с принесенными арбалетами старых образцов, это стало более чем наглядно. Так что полезность прицела и приклада была князем одобрена. Как и необходимость единого образца, по которому в Пскове начнут изготовление арбалетов в серьезных количествах — за это Владимир Мстиславович ручался.
Затем князья ушли обратно в хоромы, и только после очередной чарки «коктейля» Лембиту решился рассказать о Калке, и от его горестного повествования Владимир Мстиславович протрезвел моментально. А когда узнал, что через пятнадцать лет от северо-восточной Руси не останется камня на камне после «Батыева нашествия», почернел лицом…
— Не поведу я рать на Ригу, Лембиту — на Калку отправлюсь, там я нужнее брату, без меня ему никак не обойтись. Нынче же гонца с грамотой отправлю, до Киева живо домчит. И сам на днях с дружиной отправлюсь из Пскова — там я нужнее. Так говоришь, предводителей зовут Субудай-багатур и Джебе-нойон, и они темники в войске Чингисхана?
— Именно так, Володя, я ничего не запамятовал. И все что знаю, здесь описал, на трех листах пергамента — дашь брату Мстиславу прочитать, если сочтешь нужным, он к тебе прислушивается, и с мнением считается. А еще подзорную трубу отдам — в степи она нужнее. Пусть Мстиславу послужит…
— Так он «Удатным» стал потому, что моими доводами никогда не пренебрегал, на той же Липице. Ах, почему же я на Калке не был⁈ Понимаю, что хотел на Ригу идти, вот только весть горестная пришла, и меня тут затерли. Поди, из Пскова «господа» попросила по-доброму уйти, чтобы для ставленника Всеволодовичей «стол» освободить. Ведь так⁈
Лембит только кивнул, усмехнулся, показывая, что произошло это событие и догадка князя верна. И негромко произнес:
— Мыслю, потому поход сорвался, и Юрьев тевтонам отдали. И ты в свой Ржев именно потому уехал, что смоленских князей позиции после Калки на Руси сильно пошатнулись. И усобица жестокая началась — сам знаешь, что после монгольского пира на костях русских князей много «столов» освободилось, а Рюриковичей гораздо больше, чем вакансий. Так что когда монголы явятся, тут полный раздрай будет, они-то всех и «помирят» — князей много в ту зиму погибнет, страна трупами завалена будет, а часть городов от такого погрома никогда не восстановится.
— Да понимаю, — князь заскрежетал зубами, — потому под утро в Псков с малой дружиной уйду. И брату Давиду в Торопец отпишу, чтобы дружину свою взял, и к Днепру выходил — пока снег лежит, живо дойдем. Но тебя одного не оставлю — сотня Веремара в Вильяне, старейшины Саккалы там собрались, и тебя на княжение призовут, эзельцы на тебя тоже согласны, они там баллисты свои строят, понимают что к лету орден припожалует. Там на службу «кгнязя» Миэлиса приняли — у него в отряде триста конных лучников, ливы в основном. Всеслава Твердятовича с тобой тоже оставлю, и еще полусотню дружинников ему придам — две сотни «кованой рати» у тебя под рукою будет. Меньше, чем рыцарей с оруженосцами, но сила изрядная. «Охочих» псковских людишек я тут пару сотен набрал, дам тебе их, арбалетами вооружим — вернусь, бояр за их крамолы за глотки возьму.
— Не стоит, княже, сами тебе кланяться будут и служить верно. Если от немцев отобьемся, не скажу даже про Ригу, то на реке Нарове град поставлю и Нарвой нареку — там торг заморский будет, и далее него псковичей не пропустят, если их бояре в мире с тобой и мной жить не похотят. Сам понимаешь, что «господу» посадские людишки в клочья разорвут.
— Хитер ты, брате, потому с легким сердцем уеду, чую, что интерес наш блюсти будет. А князя я тебе дам «подручного», в ратном деле зело опытен, рижан люто ненавидит, они у него княжество Кукейнос отобрали, и единственную дочь в монастыре заложником держат. За глотку
