Огнем, мечом, крестом - Герман Иванович Романов
Что ж — сам напросился, и Лембит, хмыкнув, с хрустом открутил пробку, и осторожно разлил в чаши приятно пахнувшего напитка, по полста грамм — больше нельзя, ликер крайне коварная вещь, пьется необычайно легко, потом только доходит, « что» ты выпил.
— Вот так, медленно, по чуть-чуть. Будь здрав, княже.
— И тебе здраву быть, брате. Ох, и сладок же он, как мед…
Владимир Мстиславович очень медленно выпил свою чарку, усмехнулся — типа, что ты мне побасенки рассказывал, обычный травяной настой, сильно сладкий. И осекся с открытым ртом, потом внимательно посмотрел на Лембиту, уже серьезно, и перевел взгляд на флягу.
— Тут другой напиток, тот самый, от ран. Годен на внешнее и внутреннее употребление, в малых чарках полезен в любом количестве. Но его закусывать нужно, огурцом соленым сразу закусить, капусткой квашеной. А там горячего мясца — плотно есть нужно. И пить быстро, большим глотком осилить — так намного лучше, вековой русский опыт, мы же русичи!
— Наливай, знать хочу, что это, и все у нас на столе имеется. А надо, людям скажу — из поварни что угодно живо принесут.
Князь показал на накрытый стол и взял в руку огурец, в то время как Лембиту уже налил в чарки те же полсотни грамм самогона, и хорошо капнул туда «Старого Таллинна» для запаха — такой «коктейль» он предпочитал всем другим. И подняв чарки они «вздрогнули», теперь опрокинув все быстро, действительно, доза на один глоток и рассчитана. Вот тут князь и оплошал, вздохнул перед тем как закусить, но сообразил и торопливо закусил огурцом, последовав примеру Лембиту. С покрасневшим лицом Владимир Мстиславович отдышался, зажевал еще кусочком мяса, окончательно пришел в себя, и с улыбкой блаженства произнес:
— Не распробовал, но зелье «злое», но чую, полезное. Наливай, брате, и рассказывай, как ты на ту волшебную рыбалку сходил…
Прошу читателей не считать это рекламой, и не следовать примеру героев книги…
Глава 18
— У тебя голова светлая, брате, но мечом тебе махать без надобности, да и рати в бой водить не стоит, на то воевод умелых поставить нужно. А с такими «боевыми порядками», — Владимир Мстиславович правильно произнес запомнившееся ему словосочетание, — мы крестоносцев сами одолеем, ты только войско подготовь, и оружие делай елико возможно больше. Хм, занятные штуки, в руках хорошо лежат, интересно будет в схватке опробовать. Нет, зачем нам тогда князь Ярослав, нам Всеволодовичи совсем не нужны — воитель с него хреновый, одни несчастья привлечет. Я сам поведу войско на «божьих рыцарей», ишь, что удумали, собаки, всю землицу нашу под себя прибрать. Ничего, погостевал у них миром, а нынче с мечом к ним приду, пусть боятся. С твоими «боевыми повозками», да с арбалетами, да с пешцами на манер фаланги знаменитого царя Александра, мы им по шее хорошенько дадим и под задницу пнем. Давно на Ригу идти надо, и это гнездо осиное разорить, да что там — выжечь его нужно, выжечь!
Псковский князь раскраснелся, хотя выпили ведь по меркам 21-го века совсем немного, по «чекушке» на одного едва выйдет, если вместе с ликером подсчет совершить. Зато сколько между ними сказано было, начались долгие расспросы. Причем Владимир Мстиславович оказался не просто идеальным слушателем, он вместе с ним каждый момент не только переживал, деятельно в них участвовал, с энергией необычайной.
Все началось с того, как Лембиту подробно рассказал, как пошел на рыбалку, и закружило его в «колдовской» вьюге, и оказался он на восемьсот лет в прошлом. Спас семью эстов в лесу от смерти, впервые в жизни убив двух человек. Князь, и без того слушавший с открытым ртом, немедленно приказал привести Тармо и дотошно опросил его, милостиво отпустив и одарив серебряным кубком, очень увесистым. Можно было не сомневаться, что в приданное дочери уйдет, и из поколения в поколение этот кубок хранить будут, «княжьим» именуя. А там странным ласковым голосом предложил ему показать, как он убивал кнехта, для чего принесли уже тот самый топорик — как чувствовал, потому что все своидавешние вещи с собою в Изборск на санях специально привез, рюкзак со всем содержимым.
Поставили лавку торчком, и Лембит показал на ней как рубил супостата. Вот тут родич вызверился, сказал, что так нападать нельзя, чудом уцелел в той стычке, повезло как новичку — такое, мол, бывает, но чаще все с точностью наоборот выходит. Покрутил в руках топорик, и начал с ним такое вытворять, что Лембиту в ступор впал. Лавку всю искромсал в щепу, изрубил безжалостно. Толстенное блюдо с поросенком князь ухитрился пополам разрубить, настолько проникся трагической ситуаций в лесу. Объяснил, на примере, так сказать, что нельзя князю так жизнью рисковать, нужно научиться все превратности жизни с оружием в руках встречать. А ведь выпили совсем немного, всего по чарке, трезвые, а ведь Владимир Мстиславович не на шутку обеспокоился за него, искренне переживал — а ведь он на середине пятого десятка прожитых лет, по здешним меркам пожилой возраст. Однако живости характера не утратил, и когда Лембиту стал рассказывать, как в лесу вдвоем против целого отряда бились, как самолично из арбалета двух крестоносцев застрелил, полон освободил, показалось на секунду, что князь от обиды чуть не заплакал, что его рядом не случилось. Тут не ругал, восхищался дерзостью, сказав, что настоящий князь токмо так и поступит, людям своим живот спасая. И попросил изложить свою версию происходящего сражения на заснеженном поле, о котором великолепно знал из расспросов воеводы Всеслава Твердятовича и всех его людей.
Пришлось рассказывать все подробно, князь интересовался даже мелкими деталями. И пошел долгий разговор, в ходе которого белый холст скатерти, накрывавшей стол, был разрисован фломастеров, и покрыт рисунками оружия и тактическими схемами — историей Лембиту интересовался и про войны средневековья много читал. Слово за слово — «стороны» отчаянно спорили, князь стоял на стороне тяжеловооруженной конницы, которая способно разодрать в клочья любое пешее войско, Лембиту был яростным сторонником иной концепции, проверенной самой историей. Ведь правильно организованная, обученная и вооруженная на должном уровне пехота разобьет любое войско, пока не столкнется с точно такой же инфантерией, только численно превосходящей своего противника. А появление огнестрельного оружия окончательно поставит точку в этом вековом споре, пусть
