Огнем, мечом, крестом - Герман Иванович Романов
Говорил Лембит искренно, и князь это уловил — в глазах полыхнуло, и Владимир Псковский сам наклонился над столом, над которым стояла вечерняя трапеза, пусть не обильная, скоромная, да еще с вином — вот только даже по кубку «красного» они еще не отпили.
И не сколько спросил, потрясенно выдохнул:
— Откуда ты, княже⁈ Раз говоришь о мире ином?
— Я из другого времени, княже, может быть и смешно, но дочь твоя, что ты выдал замуж за Теодориха, имела потомков от сына-сиротки, что сейчас маленький, из рода уже графов Буксгевденов — их кровь есть в моем отце, и течет во мне. Просто ты мой дальний пращур, нас разделяет восемь веков. И не смотри на меня так, лучше взгляни в окно через эту вещицу. И когда дальнее для тебя станет близким, а смутное видимым и различимым, ты поймешь, что нет обмана в моих словах. Так время и разделяет, и сближает. Посмотри вот так, именно через это. Просто откинь щиток от бойницы.
Князь не взорвался гневной вспышкой на его слова, нет, он взял маленький бинокль, и не откинул, чуть ли не вырвал щиток. И приставил к глазам окуляры, непроизвольно вскрикнув через секунду. Но бинокль не выронил, продолжил смотреть снова, не побоялся снова прижать к глазам. И уже только ахал, не сдерживая эмоций, разглядывая окрестности. А Лембиту уже подсунул «половинку», та вдвое больше увеличивает.
— В эту подзорную трубу посмотри, княже, будет гораздо лучше видно, и на все вокруг внимательно посмотри, убедись, что хорошо видно и различимо, а не мираж или морок перед глазами стоит.
Владимир Мстиславович отдал бинокль, и прижал к правому глазу окуляр, зажмурил левый. И такими словами выразил свое восхищение, что ни один монах эти бы изречения в летопись не занес. А Лембиту настоятельно попросил увлекшегося лицезрением окрестностей князя:
— А сейчас в широкую сторону посмотри, и сравни две картины, которые ты там увидишь. И вспомни мои слова, что сказал тебе давеча.
Владимир Мстиславович перевернул «подзорную трубу», и тут же ахнул, громко выругавшись, с неповторимой экспрессией. Посмотрел еще раз, но уже выдержанно промолчал. Лембиту же протянул ему маленький бинокль, вложил в ладонь, забрав «половинку»:
— Посмотри через этот, убедись, как могут глаза обманывать.
Князь последовал совету, на этот раз смотрел долго, молчал, только бинокль переворачивал. Затем с видимым сожалением отдал его Шипову, закрыл ставней бойницу, и приобняв за плечо, проникновенно сказал:
— Теперь понимаю, что ты говорил о смутном и различимом, о ближнем и дальнем, прости, Леонид, родич мой. Так что же мы стоим как чужие, одна в нас кровь течет, одной веры мы с тобой. Вот, возьми — родовой он мне, от отца достался, теперь твой навеки, носи!
Рванул ворот шитой жемчугом рубашки, так что бусинки по полу покатились, оторвавшись, достал обычный гайтан с массивным крестиком, в каменьях, и снял через голову. Понимая, что сейчас произойдет, Лембиту расстегнул цепочку, снял с себя золотой крестик, который тут же повесил на псковского князя, застегнул цепочку. Тот же надел свой крест на Шипова, сграбастал в объятия, и они трижды поцеловались согласно обычаю. А затем князь показал рукою на стол:
— Что же мы стоим как не родные, родич мой? По чаре выпить надо, мы с тобой отныне и братьями стали. Пошли, Лембиту!
— Выпьем, Володя, что нам не выпить — тут нужно. Но не это, есть у меня одна вещица забористая, с моего времени, ликер «Старый Таллинн», на травах его настаивают. Берег до последнего, вот видишь, непочатая бутылка как видишь. Хотел на ночевке выпить немного, после рыбалки ушицы сварить, не удалось — «провалился» из своего в твое время, как в прорубь ухнул. Словно бинокль перевернули, в который ты посмотрел, и вот тут оказался.
Лембиту извлек из торбы единственную свою бутылку — он действительно постоянно прикладывался на рыбалке, и брал всегда маленькую, вполовину меньше обычной, с чаем и кофе ликер хорошо заходил. И сейчас был доволен, как удав обожравшийся дармовых кроликов — он добился многократно большего, чем рассчитывал даже в мечтах, не говоря о реальных планах. И ведь все предельно серьезно, какие тут шутки, Владимир Мстиславович не только поверил, его проняло. И братья они сейчас по кресту, «кровные», а это почитается родственными узами, такими же крепкими. Бинокль поразил князя, но бутылку он вертел в пальцах с не меньшим интересом, и читал этикетку. Действительно читал, а текст был на эстонском и русском языках — экспортный вариант. И понял кое-что — глаза широко распахнулись, даже очумело, так что головой потряс.
— Я ведь понял, что тут написано, понял! А это ведь арабские цифры, что они означают после «дата разлива»⁈
— Бутылка эта была залита настойкой в октябре 2024 года.
— Бог ты мой! Боже всемилостивейший…
Князь схватился за голову, но хорошо, что перед этим поставил бутылочку на стол, а то бы уронил, и та могла разбиться. И успокоился только через пару минут, глядя на Лембиту потрясенно. А тот уже подготовил кубки, и достал свою фляжку, которая под пробку была залита самогоном, но не обычным, а его уже здешним «творением» — очищенным березовым углем, на травке настоянным, хотя на местной браге, «медовухой» именуемой приготовленный. Пьянство уже в этом времени получило развитие, правда, напитки «суровой» крепостью не отличались — по нему так «слабенькие».
— Ты пей вино, княже, а сей напиток очень крепкий, пиво и вино в сравнении с ним водица, тебя запросто опьянить может, в ногах слабость появится, зело сильный напиток. Это я сам тут сделал, к вину не привык.
— Не им ли моим гридням раны обрабатывал, и давал напиться, чтобы боли не чувствовали, когда им заново раны чистил, и снова швы свои накладывал. Мне ведь говорили о том.
— Не моя вина, не хрен грязными руками лезть — членовредители, — вот тут взорвался Лембит, — предупреждал их, а они умники, ногти грязью забиты, а царапают — чешется, мол. Бараны тупые — чешется, значит, заживает, исцеление пошло, тут только ждать надобно, перетерпеть.
— Что ты, что ты, брат, не горячись — дурные они. А лекарь ты знатный, разговоры от юрьева до Пскова идут, и уже в Новгороде бают — ведун ты, волхв силы великой, либо сам святой, смерть отгоняешь, людей от любой хворобы исцеляешь. Давай лучше выпьем твоего снадобья, раз гридни мои пили
