Прорвемся, опера! - Никита Киров
Половина пациентов новые, деда не знали, остальные ничего особо не помнили. Его койка уже занята, личных вещей он, уходя, не оставил, если не считать лежащей на подоконнике книжки про бандитов. Название не видно, но понятно, что это из серии «Чёрная Кошка», у них узнаваемые обложки с крупными контрастными буквами.
Одна койка пустая, но вообще-то там кто-то лежал, просто вышел покурить. Усатый пятидесятилетний мужик, лежащий в углу, деда помнил, но ничего нового не сказал.
— Да маразматик старый, — он пожал плечами. — Всё рассказывал, что его из квартиры забрали, а я спросил у медсестёр — бомж, говорят. Орал он каждый день, заманал ей-богу, спать не давал. Его раз в коридоре положили, привязали, так он и там орал.
Как охотно все поверили в то, что он бомж. Слишком охотно, и никто даже не попытался разобраться.
Я вышел в коридор, где меня и перехватил Толик.
— Пошли покурим, Паха, — предложил он тоном заговорщика.
— Ну пошли, — я кивнул.
Пошли до курилки, а по пути Толя шептал, что нашёл парня, который деда знал лучше и мог рассказать побольше. Парень рисковать не хотел, поэтому согласился встретиться только там.
Открыли дверь на лестницу, а парень, стоящий на площадке между первым и вторым этажом, повернулся к нам. Пацану меньше двадцати, весь болезненно худой и бледный, в белой майке и чёрных спортивных штанах. Правая нога в гипсе — он стоял, опираясь на костыли.
Но почему я так внимательно на него смотрю? Почему он мне так знаком? Будто я видел его совсем недавно, только он выглядел иначе.
Верно, ведь видел я его буквально пару дней назад… когда умер. Вернее, увижу почти через тридцать с лишним лет. Твою мать! Это же… Ну точно, он!..
Татуировок на щуплых плечах ещё нет, наглого холодного взгляда тоже, наоборот, он растерян. Это обычный парень двадцати лет… Но я-то знал, кем он будет.
— Это вы с милиции? — с надеждой спросил он. — Не знал, куда идти. А то приду к вам в отдел, а меня выгонят, не поверят, скажут, что всё выдумал, да и нога не даёт. Так и знал, что дед влип, и что хату отберут у него. Он живой хоть?
— Рассказывай всё, — сказал я.
Киллер Федюнин, в той жизни убивший моего отца, а через много лет и меня самого, посмотрел на нас, тяжело сглотнул и прислонился к грубо оштукатуренной стене плечом. А потом начал рассказывать про деда, а я всё думал, как поступить дальше.
Глава 10
Подумать только, что вот сейчас у нас впервые вышло поговорить с Федюниным, хоть и не по душам, но очень близко к этому.
Мне всегда казалось, что этот человек — беспощадный психопат, которому человека убить, что высморкаться. Но сейчас этот тощий парень испуганно озирался, глядя то вверх, то вниз по лестнице, то выглядывал в окно, будто кто-то мог его увидеть с нами.
Хитрит и притворяется? Или ещё не вошёл во вкус?
Смотрю на него — и не вижу того покрытого татуировками обдолбанного наркомана, который тогда в меня стрелял.
— Так что с Владимиром Григорьичем? — с беспокойством спросил Федюнин. — Он живой хоть?
— Неизвестно. Ты лучше скажи, кто… — я чуть не спросил «кто заказал тебе отца», но вовремя осёкся. — Кто приходил к деду, и что он сам говорил про это?
— Мы с Владимиром Григорьичем много разговаривали, — он закурил из пачки «Родопи» и откашлялся. Вонючий дым разнесло сквозняком от окна. — Он сидел дома, говорит, новости смотрел, и кто-то в дверь давай долбиться, ну, он открыл. Какие-то быки были, гады, — Федюнин покачал головой. — Деда побили, вывих у него здесь лечили и рёбра. Потом вытащили в машину, дальше — а дальше ничего не помнит, говорит. Очнулся уже здесь.
— Ты был в палате, когда его привезли? — уточнил я.
— Нет, я на следующий день поступил, когда мне ногу сл… когда я ногу сломал, — быстро поправился он, закашлявшись, но в этот раз только для виду.
Но я обратил на это внимание, посмотрел на гипс, потом на него. Хоть у него ещё нет столько партаков, как раньше, вернее, как будет потом, он их ещё не набил, но одну татуировку я заметил. Маленький, едва заметный карточный туз на тыльной стороне левой кисти, и выглядел он так, будто его уже пытались сводить.
— Ты разве судим? — спросил я. Знал, что он не привлекался по малолетству, но татуировка-то тюремная. — Откуда такой партак? Отбывал где-то?
— Нет, конечно, не сидел, и не собираюсь, — он засмеялся, немного расслабившись, потом поднял руку, показывая мне татуировку. — Сделали парни знакомые, по дружбе, в журнале каком-то увидели.
— В карты, выходит, играешь?
— Бывает, — он огляделся. — Уже пожалел, что сделал. Сводить даже хотел, но не вышло, всё равно видно. До меня как-то раз один блатной докопался, типа, а ты знаешь, что это значит, ну и всё такое — зачем делал, раз не знаю, и чтобы пояснил ему, кто я по жизни и так далее. Сами же понимаете, они с этими наколками с ума сходят.
Федюнин нервно заулыбался, Толя хмыкнул.
А мне было не до смеха…
Меня там не было, но я знал обстоятельства дела наизусть.
Центр города, день, ещё тёплый, но уже передавали, что скоро будет снег. Тогда дали получку, отец вышел из москвича и пошёл покупать сигареты к киоску у дороги.
А на обочине остановилась грязная белая копейка без номеров. Хромающий пассажир в чёрной вязаной маске вышел из машины и сразу же начал стрелять отцу в спину из ТТ. Выстрелил пять раз, на шестой пистолет заклинило, и убийца его бросил прямо там, в лужу. Отпечатки смазались, по ним ничего определить не вышло. Да и не остаются толком следы рук на пистолете. Редкость это — потому что поверхность неподходящая. Это только в сериалах
